ОККУПАЦИЯ

 

В центре Пролома красовалось вместительное здание клуба, построенное в 1937 году. В этом клубе разместили призывников 1923 года рождения, человек тридцатой двух молодых командиров. Все они были без оружия, копали окопы за селом. Многие ребята были нашими знакомыми земляками. Им было по восемнадцать, а нам по пятнадцать лет. В свободное время мы часто заходили к ним поговорить о том, о сем.

Почти напротив клуба стоял дом моего брата Армака. Он родился в 1912 году и с первых дней войны ушел на фронт. Дома осталась жена Агавни с четырехлетним Эдвартом и годовалой Нварт. Агавни было страшно одной по ночам, чтоб приободрить ее, я ночевал у нее в доме то с Ваграмом, то с Арменахом. Когда я рыл окопы, у Агавни ночевал наш братишка Рубен, а то и Грач со своими друзьями.

После третьего ночлега в доме брата, когда я вышел утром во двор, над селом низко пролетел фашистский самолет. Так низко промчался стервятник, что я разглядел в кабине двух летчиков. Самолет скрылся за горой, а через некоторое время в село ворвались мотоциклисты с колясками, по трое немцев в тёмных плащах и касках, с ручными пулеметами.

Они вихрем пронеслись мимо меня, остолбеневшего от неожиданности, остановились перед клубом, заметив там призывников, занятых утренним туалетом.

Немцы соскочили с мотоциклов и давай строчить из автоматов по призывникам. Те бросились в клуб и, выбежав с противоположной стороны, скрылись в кустах у речки.

Немцы, видя, что по ним никто не стреляет, выпустили в небо три ракеты и помчались дальше...

Я вернулся в дом брата, забрав Агавни и ее детей, и мы поспешили к нам, чтобы в этот жуткий час всем быть вместе...

И вдруг свист над крышей, взрывы у села. Что это? Притаились, слушаем. И тут такое началось! Повалили немцы. Урчали и гремели их бронетранспортеры, грузовики, двигались пешие и конные... И все шли, шли...

А мы, пацанва, осмелев, забрались за бугор, где взрывались их мины. Увидели разбитую телегу. Лошадей, видно, увели или они разбежались. У телеги лежал убитый красноармеец, а в кустах ле-

 

жал раненный в ногу другой. Тут же валялись винтовки, патроны. За бугром нас никто не видел. Раненого мы упрятали в сарае Ваграма.

Пока немцы проходили через село, мы в кустах закопали убитого, а в сумерках собрали одиннадцать винтовок, много патронов-все закопали у речки. Вернулись домой в темноте. Весь наш двор был забит немцами. Они стряпали, брились, мылись. Я с Врежем и Ваграмом еле протиснулись во двор. Вошли в комнату, где вся семья переживала мое отсутствие.

Утром немцы ушли на Феодосию. В комнатах, где они ночевали, на полу осталась мятая солома, разбросанная, грязная от еды наша посуда, наполовину перебитая. Дом выглядел, как после погрома. Не успели мы прийти в себя, как ворвались новые "гости". Потом еще и еще. Еще четыре дня и четыре ночи передвигались они через село.

Пока через село проходили немцы, мы, подростки, украдкой кормили и поили раненого. Нога его распухла, горела от боли, он не мог спать. Когда, наконец, передовые фашистские части прошли, и в селе наступило относительное затишье, мы решили обратиться к врачу, чтобы он помог раненому.

В селе на пути в Ялту застряла молодая семья. После окончания Московского мединститута он и она были направлены на работу в Ялту, но война распорядилась по-своему.

Он - Гарник Геворкович Карапетян, она - москвичка Надя и две крохотные дочурки.

Раненого мы перенесли в дом Ваграма и привели туда врачей. Осмотрев ногу, Гарник сказал:

- Осколок! Нагрейте воды, будем удалять. Ничего, Николай, - сказал он больному, - придется потерпеть, иначе заражение...

Пока врачи копались в ране, мы, подростки, держали руки, ноги и голову Николая. От боли он извивался, кричал и ругался. Навалившись на здоровую ногу Николая, я держал ее изо всех сил, аж вспотел весь...

- Вот твой враг! - сказал, наконец, доктор и показал Николаю осколок величиною чуть больше пули. Теперь уже не так больно будет. Потерпи, пока я забинтую, а вы можете отпустить его, - сказал он нам.

- Теперь рана быстро заживет, - сказала Надя. А до Керчи рукой подать, доберешься потом, - говорила она, вытирая пот с лица ране-

 

ного.

Врачи ушли под утро.

Николай, весь мокрый от пота, лежал молча, а мы глядели на него и думали: "Все же вытерпел..." Потом он попросил закурить. Никто из нас не курил, поэтому Ваграм порылся в закутках дома и принес табак и газеты. Николай с жадностью курил, глубоко затягиваясь. Руки его тряслись. Обессилев, он вскоре уснул.

Уже светало. Думал, посплю часика полтора, но не тут-то было. У себя во дворе встретил братьев Врежа, Рубена и Грача.

- Грант! - остановили они меня. На берегу речки, напротив клуба, в кустах прячутся наши солдаты. Шесть человек просят гражданскую одежду.

Сказав об этом родителям, мы в своих домах насобирали разного старья, обмотали его вокруг себя, и по одному, незаметно пошли к реке.

Среди солдат оказалось двое знакомых парней. До войны они ходили в наше село на гулянье, и мы часто их видели в клубе.

Один из шестерки, рыжий худой парень, почему-то спросил:

- Посмотри на меня сзади, когда я иду. Заметно, что я еврей? Его вопрос тогда рассмешил меня.

- А что, еврея по заду узнают? - спросил я, не придавая значения его беспокойству...

Мы, пацаны, каждый день находили себе работу. Иной раз безрассудно-рискованную, как похищение патронов с немецких обозов, телега которых иногда оставались на ночлег в селе. Такое ухарство могло стоить жизни.

Продолжали ухаживать за раненым. Тайком бегали к спрятанному оружию, смазывали его солидолом, заворачивали в тряпки и снова закапывали. Мы - Вреж, Рубен, Грач и я поклялись, что ни под какими пытками не выдадим врагу раненого и наше оружие.

Только в очередной раз управились с оружием, как Вреж сообщил, что нашел наш автомат, но без диска.

Днем сходили на опушку леса, километра за три от села. Там валялись котелки, ложки, патроны, ящики, каски... Видно, здесь стояла часть. Вреж достал из кустов автомат. Диск к нему мы так и не нашли. Я перепрятал автомат так, чтоб его можно было забрать ночью.

Об автомате я рассказал Аркадию. Он настоял на том, чтобы мы

 

забрали его и закопали поближе к дому. Ночью взяли автомат, набили карманы патронами, смазали все солидолом и закопали на окраине села, в кустах у речки...

Уже неделю живем под фашистами: повсюду на каждом столбе, на заборах и стенах домов расклеены объявления, приказы и распоряжения Карасубазарского коменданта Тисса.

Даже маленькие дети знали, что за каждого убитого немецкого солдата будет расстреляно восемьдесят семей мирных жителей, а за офицера - сто двадцать! За укрытие и хранение оружия - расстрел!

В это время был уже назначен староста села. Это был Поярков, дядя Кузьма. Тихий, работящий мужик. В Проломе он появился в конце 1938 года, купил дом у Торлакяна, уехавшего в Симферополь. Ни до войны, ни при немцах дядя Кузьма никогда не кривил душой. Он был и остался честным человеком: предупреждал молодежь о готовящихся облавах, хитро мешал немцам выявлять коммунистов и комсомольцев, оставшихся в оккупации. Что и говорить, рисковал головой дядя Кузьма, но иначе поступить не мог.

Предколхоза, коммунист С.С.Шириян сначала оккупации ушел з лес партизанить. Там тяжело заболел и вернулся в село. Больного несколько раз арестовывали немцы по доносу жителя села Васильевка предателя Карташова, но выпускали. Зимой 41-го Картанкж вновь добился его ареста, и немцы расстреляли Ширияна,

Кузьма Поярков знал каждого жителя Пролома. Знал и комсомольцев села Аркадия Асланяна, Трдата Оганяна, комсорга села Минаса Кочикяна, Айгана и Имаста Захарьянов, Майрама Егиньяна, Еву и Маргариту Оганян. Чтобы выслужиться перед немцами, староста мог выдать их, но он этого не сделал.

В 1944 году фашисты, раскусив "двойную игру" старосты, арестовали его, обвинив в связи с партизанами. Пройда через кошмар концлагерей, дядя Кузьма после войны вернулся домой и дожил до глубокой старости. На его могилу благодарные сельчане я сейчас приносят цветы.

Не чета дяде Кузьме был сельский полицай Василий Рак, Он тоже появился в селе перед войной. До оккупации жил с женой в полу-землянке, недалеко от Николая Воликова. Рак быстро освоился с нравами немцев, служил "новому порядку" верой и правдой без малого три года.