Глава 25

ГОСТЬ С ГУЛАГА

 

Жизнь сама по себе всегда сурова! Но она особенно сурова была в лагерях ГУЛАГа. Ну,.слава Богу, моя лагерная жизнь позади! Я завершил свой почти восьмилетний срок наказания, приехал в город Балхаш Карагандинской области к двоюродной сестре Ольге и ее мужу Алексею, чтобы начать новую свободную жизнь гражданина страны. Заканчивался сентябрь 1949 года...

Я знал, что на свободе меня ждала не гладенькая дорожка без ухабов и рытвин! Не имея образования и специальности, мне будет не легко адаптироваться к жизни на свободе...

Тогда, в первый вечер моего приезда, мы долго втроем сидели за столом, отмечая мой приезд, и вели не торопливую беседу. В основном говорил я — гость ГУЛАГа, а муж Ольги Алексей и его родня, Илья Петрович слушали мою «Одиссею» о скитаниях по тюрьмам и лагерям страны, которые пришлось мне пройти почти за восемь лет, не мало...

Слушая подробности моего рассказа, они чертыхались и даже матерились на существующие режимные порядки и условия в лагерях...

Живя в Казахстане, они понятия не имели, что республика в то время была «нашпигована» заключенными! Здесь было множество отдельных лагерных пунктов, колонн и командировок, где томились тысячи безвинных заключенных. А в целом Казахстан-

 

ские лагеря, по описанию А.И.Солженицына, где он сам отбывал свой срок наказания, были одними из самых ужасных лагерей по смертности в системе ГУЛАГа страны...

Уже за полночь Илья Петрович попрощавшись, ушел, а мы с Алексеем стали укладываться спать. Сам он лег на двухспальный металлический кровать, а мне предложил диван. Диван по моему росту был чуток коротковат. Но это для меня существенно ничего не значило. Я же впервые, после почти восьмилетнего пребывания в местах заключения, лег на белоснежные простыни и на мягкую белую подушку...

Леша, после принятия изрядного количества спиртного, моментально заснул. Я же был трезв и, блаженно вытянув на диване свои длинные ноги, продолжал лежать с открытыми глазами, рассматривая довольно-таки бедную Олину с Алексеем квартирную обстановку и думал о пережитом.

Алексей работал механиком обогатительного цеха Балахашского медеплавительного комбината, Ольга заведующей базой отдела рабочего снабжения треста «Балхашпромстрой». Оба, как потом узнал, неплохо зарабатывали. А вот квартирная обстановка у них была бедная!..

Я продолжал лежать с открытыми глазами, спать совершено не хотелось. В голову почему-то лезла всякая чертовщина из прошлой лагерной жизни. Понятно, от нее, где я столько лет пробыл, нелегко было сразу избавиться. Мне вспомнился почему-то Орский лагерь Оренбуржья, где я девятнадцатилетним пареньком в течение шести месяцев еще до суда добывал бутовый камень на огромном каменном разрезе, а потом разгружал из металлических вагонов (думкаров) медеплавильный шлам (шлак).

В том Орском лагере, я был что зверек, совершенно одиноким, как бы отчужденным не только от озлобленной массы заключенных своей колонны, но, казалось, и от всего белого света!..

В той тяжелой обстановке, в какой я находился в моем молодом возрасте, мне не хватало хотя бы сочувствия или ласкового слова. Вместо этого, я только и слышал махровую матерщину, ругань, бесконечные драки и ежеминутно видел голодные и озлобленные лица лагерников...

В этой острой борьбе за жизнь, я, как и все заключенные, которые меня окружали, становился черствым, суровым, нелюдимым и злым!..

 

Орские лагпункты, где мне пришлось пройти первые суровые жизненные испытания в системе ГУЛАГа еще до суда, незабываемы.

Те шесть месяцев, проведенных мною в Орских лагпунктах, еще до суда они на всю жизнь оставили во мне жестокость, нелюдимость, резкость и безразличие к бедам и нуждам окружающих! И, наверное, до конца своих дней я не очищусь от этих пороков, хотя годами хочу! Хочу от них избавиться...

Впоследствии, уже после суда, описанное мое выше состояние еще более углубится. С лица на многие годы сойдет улыбка, а в глазах смотрящих исподлобья трудно будет определить, что они больше отражают страх или унижение, боль или ненависть! Рот всегда сжат, зубы стиснуты, а голова, как правило, втянута в плечи и опущена. Там редко кто ходил с поднятой головой...

Трудно, очень трудно забыть те годы лагерной жизни хотя время прошло более пятидесяти лет!

А как можно забыть те зимние морозные дни, а ты в ерундовой одеженке, усталый и голодный и хочешь подойти к костру, что развел бригадир, чтобы чуток погреться, но слышишь луженый окрик охранника:

— Чего не работаешь? Ты мне смотри! — а сам в теплом полушубке сидит у костра, покуривая свою самокрутку и смотрит на тебя волком... А ты не дойдя до костра и не погревшись, подчиняясь его окрику, чтобы не попасть в карцер, униженный и оскорбленный, опустив голову, снова возвращаешься к своему рабочему месту...

Во всех лагерях, где мне пришлось отбывать срок наказания, урки были негласными помощниками лагерного начальства. Они наводили на нас страх, за счет нас получали лишние порции еды, нам не додавая! Да, как все это можно забыть, когда на своей шкуре, как говорится, все испытано!..

Бывало, только уснешь и вдруг слышишь истошный крик: «Помогите!» — у того, бедного, что-то урки отнимают! А кто будет ввязываться с ними?

Возможно ли забыть такую картину: тебя ведут под конвоем на работу. Ты в старой грязной телогрейке и подпоясанный какой-то веревочкой, а на боку у тебя болтается твоя «тарелка» — ржавая банка из-под тушенки. Ты ее бережешь как драгоценность! Попробуй ее потерять и ты останешься без еды до тех пор, пока не приобретешь подобную посудину... Я, к примеру, свою де-

 

ревянную ложку с коротеньким черенком, чтобы не потерять всегда носил в кармане...

Сонма издевательств, изнурительный физический труд, систематическое недоедание, загоняли заключенного преждевременно в могилу...

Сестра Ольга родила дочь. Она сама и ее муж Алексей были рады, что у них родилась именно дочка, так как их первенец был мальчик, которому шел уже четвертый годик.

С первых дней приезда к Рогатиным, моей заботой стала как можно скорее устроиться на работу. Хотя Ольга и ее муж мне всячески стремились внушить, чтобы я с устройством на работу не спешил, а хорошенько бы отдохнул после лагерной жизни. Но прежде чем устроиться на работу, мне хотелось повидаться с родной теткой, которая тогда со своим мужем Сергеем Егоровичем и сыном Николаем проживали в городе Темир-Тау Карагандинской области. Поэтому через пять дней после своего приезда в город Балхаш, я выехал в город Темир-Тау. Тетя — Акулина Кирилловна с мужем приняли меня так же сердечно и были рады, что я вернулся из мест заключения живым и невредимым, а не погиб там в ГУЛАГе. Они хорошо были осведомлены, что такое лагеря страны Советов. Отец ее мужа, Егор Иванович погиб на Соловках, а два его брата сгинули где-то в Воркутинских лагерях...

Тетя с мужем и четверо их детей чудом уцелели от ГУЛАГа только благодаря дальновидности самого Сергея Егоровича — мужа тети. Как только арестовали его отца, Сергей Егорович в ту же ночью, бросив все свое нажитое добро, договорился с одним односельчанином и тот за определенную плату на своей лошаденке отвез его с семьей из села Секретарка Оренбуржья до города Бугуруслана. А там они без посредников приобрели железнодорожные билеты до города Златоуста Челябинской области (на угад!) и благополучно туда приехали.

Перед своим бегством из родного села, по всей видимости, они сумели прихватить малость и золотишки, поскольку за короткий срок в городе Златоустье, по улице 3-ая Зайская сумели приобрести «средней руки» домик. В этом домике они прожили четыре года. А далее, чтобы скрыть свое прошлое, они этот домик продали и переехали в Свердловскую область, на станцию Калата. Их мытарства, переезды с одного места в другое длились до самой их смерти... Вот, что значит народная власть! Забегая вперед, скажу:

 

они в городе Бугульме Республики Татарстан «нашли свое вечное пристанище!» А таких было миллионы!

В городе Темир-Тау, у тетки я пробыл всего пять дней. За это время я им доподлинно рассказал всю свою восьмилетнюю гулаговскую жизнь... Сам город Темир-Тау — это город металлургов. В то время он был очень не уютным, грязным и каким-то запущенным. В этом городе в последствии произойдут крупные волнения (точнее восстание!) молодых рабочих, прибывших по комсомольским путевкам... Волнения будут жестоко подавлены вооруженной силой страны...

Тогда, на окраинах города, да и в самом городе было много отдельных лагерных пунктов с заключенными, а в городе много проживало бывших заключенных, освободившихся из мест заключения...

Тетя со своим мужем и взрослым сыном проживали в бараке. Как они выражались — «в клоповнике». Об уюте или хотя бы улучшенных бытовых условиях в то время они и не мечтали...

Побыв у тетки пять дней, я уехал обратно в Балхаш. Прибыв в Балхаш, я начал искать себе работу. Ольга, да и Алексей меня все время уговаривали пока повременить с этим делом. Мол, еще наработаешься, а сейчас и не грех после лагерей отдохнуть! А у меня в голове было одно: скорее, скорее устроиться на работу, так как было не ловко жить за их счет.

С первых дней поиска работы, я убедился, что не так-то легко ее найти! Куда бы я не обращался — везде получал отказ! Через двадцать дней моих хождений по организациям города, я убедился, что эта проблема навряд ли будет решена положительно.

Работники отделов кадров и те начальники, которым я обращался с вопросом о своем трудоустройстве, мою справку об освобождении с мест заключения брали, словно какую-то нечисть, которая могла бы испачкать их руки...

Каждый раз я возвращался домой со страхом: неужели, думал, я не найду работу? Страх давил на мою психику все время, он не отпускал меня и ночью, когда я лежал на диване и перебирал в уме встречи с работниками отделов кадров и их слова, сказанные, как оскорбление: «Вакансий пока нет!».

После каждого очередного отказа, я, опустив голову, что пришибленный пес, плелся домой или же угрюмо сидел на скамейке в скверике против дома, где проживали Рогатины. А время тем не менее летело, проходили уже последние дни октября сорок девя-

 

того года, а я все оставался безработным. Я тогда не полностью осознавал серьезность своего положения: ведь моя справка об освобождении являлась, как бы, барьером для поступления в советские учреждения. Я был нежелательным лицом в аппарате любого ведомства!..

Устроиться землекопом или же грузчиком я не хотел, так как знал твердо, что тогда пойду «под откос» жизненной колеи и мне будет не до учебы, поскольку я еще не отмежевался от лагерных привычек и находился во власти лагерных «законов»... Я очень расстраивался, на душе было скверно! А Алексей, не зная моих душевных мук, каждый вечер предлагал мне выпить. Но я держался стоически и всегда деликатно отклонял его предложения...

Да, плохо быть безработным, но еще хуже, когда ты еще и нежелательное лицо в обществе!.. Мне казалось, что я город Балхаш исколесил вдоль и поперек, несколько раз побывал во всех без исключения организациях и везде получал отказ!.. Когда вечером садились ужинать, я озабоченный своим безысходным положением, даже кушать не хотел, кусок не лез в горло!.. А в голове стоял какой-то сумбур. Неужели мне не выйти из этого заколдованного круга? — думал я.

Говорят, что истина достигается в мучениях! Что же я достигал в своих мучениях? Я каждый день ходил по организациям в поисках работы. Да, я искал себе работу по своим меркам и знаниям!..

Наконец-то, наступило 30 октября 1949 года. Утром, как обычно, я пошел искать работу. И решил повторно зайти в плановый отдел треста «Балхашпромстрой», к его начальнику Гусеву. Я и по сей день помню его большую лысую голову и тучную, малоподвижную фигуру, сидящего за столом. Он подержал кончиками своих пухлых пальцев мою справку об освобождении и спокойным голосом, не глядя на меня, сказал: «Молодой человек, штат укомплектован, сейчас вакансий нет», — и вернул мне справку... Пока я разговаривал с Гусевым, я заметил на диване его кабинета сидящего человека лет сорока с очень волевым лицом.

Когда Гусев отказал мне в трудоустройстве и я, подавленный отказом собирался покинуть его кабинет, сидящий на диване гражданин повелительным тоном остановил меня и сказал: «Молодой человек, подождите меня в коридоре, сейчас я освобожусь. Мне нужен нормировщик, я вас возьму на работу!» Так я познакомился с начальником Балхашского монтажного участка треста «Сибсан-

 

техмонтаж» Чернышевым Григорием Фадеевичем. Я сразу заметил в нем силу и решительность!

Выйдя от Гусева, Чернышев быстрыми и твердыми шагами подошел ко мне и чуть не приказным тоном велел за ним последовать на монтажный участок, где он был полновластным хозяином. Но, к сожалению, как потом я узнал, не деловым, старательным и заботливым о коллективе участка, где работало много хороших слесарей газоэлектросварщиков, станочников, шоферов, а делягой и пьяницей...

Итак, наконец-то, после долгих, унизительных хождений по организациям города, я устроился на работу. Приказом по участку Чернышев зачислил меня слесарем 5 разряда, а использовал нормировщиком-экономистом и даже инспектором отдела кадров. На этом монтажном участке со списочным составом в пределах ста человек по штатному расписанию указанных должностей почему-то не были предусмотрены...

Большое спасибо Чернышеву Г.Ф. за то, что он не побоялся органов и взял меня к себе на работу. Но у него ко мне был далекий «прицел»... Зная, что я никуда не денусь, он с первых месяцев моей работы стал меня вынуждать подделывать наряды на подставных лиц, чтобы ему припадали бы «левые деньги»!..

Как только я устроился на работу, первым делом я переехал в интернат. Мне не хотелось стеснять Ольгу с мужем...

В первое время на монтажном участке мне было очень трудно сдерживаться от тех лагерных грубых привычек и слов, которые я впитал в себе с восемнадцатилетнего возраста, находясь в системе лагерной жизни. Понимая свой «уровень» воспитания, я из кожи лез, сдерживался от хамства, резкости и лагерных слов. Это было в самом деле не просто! Мне до боли было обидно, что я неуч и невежда в своем воспитании, хотя мне уже было двадцать шесть лет! И чтобы как-то восполнять этот пробел, я много читал и не пропускал ни один спектакль Карагандинского областного драмтеатра, который тогда гастролировал в городе Балхаше. Я очень много работал над собой, чтобы не быть «белой вороной»...

В течение года я, словно губка, старался впитывать в себя все то хорошее, которое меня окружало...

За время своих скитаний по тюрьмам и лагерям, я твердо освоил одну непреклонную истину: к жизни нельзя относиться беспечно и поверхностно!..

 

В то время, в городе Балхаше я жил весьма экономно. Экономил на каждом шагу во всем, а в основном, конечно, на желудке. Вместо сливочного масла употреблял только маргарин, а мяса — 500 гр. свинины, покупал раз по воскресеньям. Тогда я жарил картошку со свининой и за неделю вдоволь наедался. А когда приходилось обедать в столовых, я брал только первое блюдо и в основном с супом ел хлеб. Сладостей никогда не покупал. А пива — мой любимый напиток, употреблял исключительно редко.

Именно в Балхаше, я дал себе зарок — никогда не курить и не употреблять спиртное! И на сей день я сдержал свое слово: я не курю, а с водочкой вытерпел до 55 лет. После чего изредка стал выпивать, но в рамках дозволенного...

Экономя во всем, я сумел в течение года приобрести приличное демисезонное пальто, сшитое из черного бостона, модный костюм, приобрести несколько рубашек, белья и обуви...

Живя в интернате, я познакомился с молодыми людьми, занимающие в Балхашском медеплавительном комбинате разные инженерно-технические должности. И с ними вместе я стал завсегдатаем клуба инженерно-технических работников комбината. Вход в этот клуб был по членским билетам.

Мои новые друзья помогли мне получить членский билет на право входа в этот клуб. Потом, я ни один вечер не пропускал, когда в клубе проходили какие-либо мероприятия... В клубе часто выступали руководители города, комбината. Часто организовывались лекции, диспуты, вечера отдыха и, конечно же, танцы.

В клубе работали разные кружки: драматический, музыкальный, хоровой, танцевальный и кружок молодого литератора. Если вы танцуя, повредите каблук туфли, то вам тут же его починят — здесь неразлучно дежурили сапожник и портной. Администрация клуба старалась, чтобы люди в этот клуб шли с охотой. Молодежь всегда там находила себе занятие. В клубе часто были танцы, играл духовой оркестр, баян, радиола. Я с большой теплотой вспоминаю тот клуб инженерно-технических работников Балхашского медеплавительного комбината.

В этом клубе я впервые в своей .жизни стал приобщаться к культуре, к порядочности. В клубе я отдыхал душой и телом! Туда я шел всегда с охотой! В клубе была богатая библиотека и здесь я прочитал знаменитое на весь мир произведение Льва Николаевича Толстого «Война и мир». В этом клубе я закончил курсы бальных танцев. Потом, на вечерах танцев, я с наслаждени-

 

ем танцевал такие прекрасные старинные танцы, о которых современная молодежь, к сожалению, не имеет и понятия. Вот они: «Мазурка», «Чардаш», «Падекатер», «Паденер», «Полька-бабочка», «Краковяк» и другие. И если партнеры опытные танцоры и танцуют названные танцы, то смотреть на них, как танцуют — одно наслаждение!..

Я относительно быстро научился прилично танцевать эти бальные танцы и, как сказал выше, любил их танцевать. Но, зная, что я без образования и воспитывался в условиях грубой лагерной жизни, я всегда со стеснением подходил к девушкам, чтобы их пригласить на танец. Ведь тот клуб посещали, как правило, воспитанные в нормальных условиях жизни инженерно-технические работники комбината...

К концу года мои отношения с Чернышевым зашли в тупик: понимая, что подделка нарядов добром не кончится, я прекратил выполнять его требования о новых подделках в нарядах. А он в ответ грубо, со злостью, резко сказал: «Тогда увольняйся!» И я уволился, проработав на этом монтажном участке ровно год!..

Незадолго до того инцидента с Чернышевым, я прочитал в газете «Труд», что в Башкирии, в районе рабочих поселков Бавлы и Ак-Буа найдены богатые месторождения нефти и строится новый город нефтяников — Октябрьский. А для освоения этих месторождений нефти и строительства указанного города требуется много рабочих рук разных строительных и монтажных специальностей...

Почти в то же самое время я получил письмо от родной сестры Татьяны (ныне покойной), где сообщала, что многие жители родного села Секретарка, в том числе и мои друзья детства Янчуркин Алексей и Кислинскии Андрей живут в названном городе и указала их адреса... А это всего восемьдесят километров от моей родины. И я, не раздумывая, выехал в тот город Октябрьский. Выехал с тяжелым сердцем в новую неизвестность!..

Хотя Чернышев был пройдохой, пьяницей и вообще непорядочным человеком, но я ему обязан сказать спасибо за то, что в трудную для меня минуту, он подал мне руку помощи — устроил на работу. А при увольнении в трудовой книжке написал, что я работал на монтажном участке нормировщиком-экономистом, а не слесарем...

Да! Жизнь не только праздники! «Жизнь не только в ресторанах, в санаториях и на танцульках, она в больницах, в лагерях, несчастьях, в морозе, в голоде, в очередях, в труде, в учебе. Она

 

несправедливая, лживая, горестная, продажная, страшная. Но в любых условиях нужно найти в ней свою нишу, свое место!», — писал А.И.Солженицин.

Уезжая из Балхаша, я страсть как хотел найти в ней свою нишу, свое место в этой жизни...

Спустя полгода, после моего отъезда из города Балхаша, я получил от нового начальника Балхашского монтажного участка Максименко письмо, где он писал: «За злоупотребления служебным положением Чернышева и бухгалтера Спиридонова осудили сроком на пять лет»... Я был тогда прав, что покинул город Балхаш и выехал в Башкирию.