- 218 -

Глава 26

ЖИЗНЬ В БАШКИРИИ

 

Город Октябрьский

С Янчуркиным Алексеем и Кислинским Андреем я дружил с малых лет! Они были моими самыми близкими друзьями детства! С ними вместе ходил в школу, вместе лазили в чужие огороды за огурцами, разоряли птичьи гнезда, купались в речушке Кандыжа, а зимой на лыжах со склона горы катались, ставили капканы на хорьков и андатров. А когда Алексей Янчуркин приобрел ружье, мы часто ходили охотиться на зайцев. Летом любили рыбачить и ловить сусликов. Так что они были моими самыми близкими и настоящими друзьями детства.

Теплое и душевное письмо моей сестры меня растрогало. Мне сразу же калейдоскопически стали вспоминаться мои родные места: ближний лес, где корзинами собирали землянику, отчий дом, луга, поля и отроги Уральских гор, которые подступают к моему селу Секретарка. На склонах этих гор мы, деревенские мальчишки, зимой любили азартно кататься на лыжах. А за нами, высунув свои красные языки, мчались наши любимые собаки.

Даже спустя более шестидесяти лет, я и сейчас с любовью вспоминаю родные места. Особенно небольшую речушку Кандызку, которая, петляя вдоль подошвы гор, протекает в трехстах метрах от нашего дома, где я провел свои детские годы. На берегах этой речушки, поросшими ивняком и ветлами, мы, мальчишки, проводи-

 

- 219 -

ли не одну бессонную ночь над удочками, боясь пошевелиться, чтобы не распугать рыбешек. Да, много было удивительных и радостных рыбалок, им не было счета...

Вспоминал и те заливные луга, где мы, дети, любили играть. Бывало идешь по лугу, а твоя голова еле виднеется из травы. А кругом море цветов, из которых мы любили плести венки и надевать их на свои головы. Из таких же цветов делали венки и для своих любимых матерей...

Да! Это было давно, очень давно, более шестидесяти лет тому назад! А родное село Секретарка, что в Оренбуржье, незабываема и по сей день...

Казалось, зачем мне село Секретарка? Что я там оставил и что же влечет меня туда? Там меня арестовали и без вины осудили на восемь лет. А, поди же, меня всегда тянуло побывать в тех местах, где я родился и где провел свои детские годы, и где стоял еще не проданный отцовский дом, и друзья детства. Мне страсть как хотелось встретиться со своей любимой сестрой Татьяной, с которой не виделся аж девять лет! Мне также до боли хотелось постоять над могилками родителей, которых я очень любил и ценил...

Меня тянуло в родные места всегда, а особенно после заключения. Известно, где бы человек ни жил, но его родные места, его отчий дом всегда тянут к себе, как магнитом.

Повторяюсь, я как бы заболел какой-то болезнью о своей поездке в этот город Октябрьский, от которого до моего села, что называется рукой подать! Мне хотелось скорее-скорее покинуть город Балхаш и выехать в Башкирию, в город Октябрьский. Поэтому, попрощавшись со своей сестрой Ольгой, с ее мужем Алексеем, поблагодарив их за прием после освобождения с мест заключения, а также попрощавшись со своими друзьями по клубу инженерно-технических работников Балхашского медеплавильного комбината, я срочно выехал в тот неизвестный мне город Октябрьский...

И через несколько дней я благополучно, без дорожных приключений, приехал па станцию Уруссу, от которой до города Октябрьский было каких-либо семнадцать километров.

Я на попутной грузовой машине доехал до города Октябрьский и быстро нашел улицу, где на окраине города проживал мой друг детства Алексей Янчуркин со своей семьей.

Они также, как и Рогатины, приняли меня очень сердечно, по-братски. Но, я заметил, что материальная сторона жизни моего

 

- 220 -

друга неважная: квартира обставлена убого, дети запущены, не ухожены. Во всем чувствовалась нехватка. В тот вечер у Янчуркиных собрались многие односельчане. Среди них был даже мой бывший учитель по химии Добролюбов Сергей Александрович и мой друг детства Кислинский Андрей с женой Розой. Беседа шла, конечно, за бутылкой. Нам всем было, что друг другу рассказать, ведь прошло столько лет с тех пор, когда нас разлучила жизнь!

Наша беседа затянулась далеко за полночь! Но водка и закуска на столе не убывали. Янчуркины, на удивление, гостеприимно всех нас угощали. Они и сами, как мне казалось, были рады случаю, чтобы до чертиков принять спиртное (брат и сестра впоследствии станут алкоголиками!). А я, признаюсь, в тот вечер даже не пригубил. Во время беседы я узнал, что Андрюша Кислинский работает юристом в крупном нефтяном тресте «Туймазанефтестрой». Института он не кончал, а закончил какие-то курсы юристов...

Время было уже позднее, когда Янчуркины начали укладываться спать, а гости стали собираться уходить домой. Провожая их, я без стеснения спросил Андрея: «Нельзя ли мне у них в тресте устроиться на какую-либо работу?» Он наотрез отказался сделать мне какое-либо протеже, сославшись, что у него в аппарате треста нет никаких знакомых! Отказ мне был понятен, — моя судимость по 58 статье! Он даже не пригласил меня к себе домой... Говорить с остальными на эту тему не было никакого смысла, поскольку все они были на низких ступенях социальной лестницы...

Как не убога была квартира друга Алексея, как не беден был в то время он, но первые дни своей жизни в городе Октябрьском, я провел именно у него! Спасибо ему за это!

На утро второго дня, после моего приезда в город Октябрьский, мой друг Алексей и его жена Надежда начали собираться на работу. Работал он в отделе связи ремонтных мастерских «Роторного бурения». И я после почти бессонной ночи пошел его проводить до места службы. На душе у меня было неуютно: мне предстояли новые испытания по трудоустройству! А имея такой «хвост», как судимость, я не мог рассчитывать на быстрый и благополучный исход решения этого для меня важного вопроса...

В пути следования Янчуркин предложил мне устроиться на работу у них, в ремонтных мастерских. И затащил меня к директору мастерских, который без волокиты предложил мне работу

 

- 221 -

мастера. Но я отказался, сославшись, что с этой работой я не знаком. Через каких-либо два часа поиска работы, я нашел организацию, где мне предложили работу мастера сантехнических работ, но я также воздержался трудоустроиться. Тогда один из сотрудников этой организации посоветовал обратиться в Монтажное управление номер 10 треста «Нефтезаводмонтаж», к начальнику производственно-технического отдела Михаилу Павловичу Рыбальченко, мол, им требуется экономист-сметчик. И рассказал, где располагалась названная организация. Мне очень хотелось найти работу согласно «уровню» моих знаний... Я быстро нашел ту организацию. Она располагалась на окраине города в конце по центральной улицы Девонская но соседству с «Законтурным заводнением». Нашел я сразу и Рыбальченко. Он вежливо меня принял, предложил присесть на стул, который стоял рядом с его рабочим столом. Я с волнением подал ему свои документы! Посмотрев мою трудовую книжку, паспорт, он в деликатной форме спросил: «А до этого чем занимался?» Я был вынужден ему коротенько рассказать свою жизненную одиссею... Тогда он, взяв мою трудовую книжку, паспорт, пошел с ними к кому-то и на ходу сказал мне: «Пока посидите!» А через несколько минут вернулся с веселым лицом и, подав мне лист бумаги, дружелюбно сказал: «Напишите на имя начальника управления заявление с просьбой принять вас инженером-сметчиком в производственно-технический отдел». Так, на удивление быстро без нервотрепки я устроился инженером-сметчиком в производственно-технический отдел Монтажного управления номер десять московского треста «Нефтезаводмонтаж», который выполнял в Башкирии и в соседних областях монтаж крупных компрессорных станций, нефтеперегонных и сажевых заводов, крекинг-установок, крупных котельных, металлические каркасы теплоэлектроцентралей и электро-обезвоживающих, и электрообессоливающих установок нефти и другие важные технологические работы...

В тот же день 20 декабря 1950 года я уже сидел за своим рабочим столом и знакомился с производственными справочниками, сметами и всем тем, чем предстояло мне заниматься в этом небольшом коллективе отдела...

В этом отделе кроме Рыбальченко М.П. работали: старшим инженером Гайдучик Петр Максимович. Ему было уже далеко за 50 лет! Он отсидел десять лет в лагерях по статье «Социально-опасный элемент» («СОЭ!») и был сослан в этот город. Был на

 

- 222 -

учете в Спецкомендатуре и еженедельно отмечался. Гайдучик — коренной москвич, был весьма эрудированным инженером. Закончил Московский физико-технический институт и благодаря своим знаниям сумел выжить в лагерях. Он был очень спокойным и уравновешенным человеком.

Старшим нормировщиком работал Менц Анатолий Францович, высланный из Ленинграда только за то, что имел немецкую национальность! Он также был на учете в спецкомендатуре и каждую неделю, как и Гайдучик, там отмечался... Анатолий Францович имел техническое образование и весьма был эрудирован во многих областях; любил художественную литературу и кино. Он не пропускал ни одного фильма! Ему тоже было далеко за 50 лет! Жил один, жена погибла в блокадном Ленинграде. Заместителем Менца А.Ф. работала Султанова Фарида со средне-техническим образованием, весьма смазливая на лицо, по национальности башкирка. Была разведена с мужем, имела ребенка, — она с утра и до вечера кроптела над нарядами, не поднимая головы. Как и Менц, была усидчива, старательна и очень уравновешенная по характеру.

Инженером-лаборантом по проверке и учету качества электросварных стыков на стальных трубопроводах работала Кошкина Мария Ивановна. Закончила Московский институт стали, была еще не замужем. Она вечно носилась со своими образцами, не обращая внимания на свою внешность. Была старательна, свою работу любила и была очень загружена. В управлении работало более двадцати пяти человек электросварщиков, и их всех нужно было знать наперечет, кто как «варит» свои стыки. Она их знала, с каждым электросварщиком лично была знакома. Вот в таком коллективе я проработаю более пяти лет, пока не закончу строительное отделение Октябрьского нефтяного техникума. Но я забегаю вперед...

С первых дней работы сотрудники отдела ко мне стали относиться с уважением и дружелюбно; в отделе всегда царила деловая обстановка и между нами никогда не было не только ссор, но и пререканий...

Итак, я устроился на работу по своим «меркам и знаниям». Рыбальченко М.П. перед концом рабочего дня спросил меня: «Вас устраивает такая работа?» Я ему ответил коротко: «Вполне!» «А как у вас с жильем?» — поинтересовался он. Я ему рассказал, где остановился на время. Рыбальченко тут же пошел к начальнику управления и моментально решил вопрос о выделе-

 

- 223 -

ние мне комнатенки в бараке, где проживали работники управления. Барак располагался в ста метрах от конторы. Так неожиданно мне повезло, что судьба свела меня с таким замечательным, заботливым и душевным человеком, но о нем чуть ниже.

На окраине города рядом с конторой МУ-10 располагался обыкновенный барак. Он, по всей видимости, был построен еще со времен первых пятилеток! Подобных бараков в то время по всей огромной стране было тысячи...

Ходьба от барака до конторы управления, где мне предстояло долгие годы работать, занимала не более семи — десяти минут. И это меня вполне устраивало, поскольку я собирался поступить в школу рабочей молодежи, и мне будет дорога каждая минута...

...Прожив около восьми лет в заброшенных и малопригодных для жилья в лагерных бараках и землянках, меня вполне устраивала жизнь в этом бараке. Другую жилую площадь по тем временам и моим тогдашним представлениям — я и не мечтал получить!

Получив ключи от комнатенки, я пошел ее посмотреть. Но когда переступил порог, я остолбенел! Все стены комнаты были «расписаны» кровяно-красными пятнами и очень жирной темной расцветки. На стенах не было чистого места — кругом бесформенные кровяно-красные брызги пятен клопов...

Я потом узнал, почему так были «расписаны» стены. В этой комнате проживали два холостяка-специалиста из МУ-10, которые, к их стыду, очень дружили со спиртным, и в каждый вечер до чертиков напивались, никуда не ходили, а ложились спать. Клопы же их зверски кусали. Просыпаясь ночью, они включали свет, при виде бегущего клопа по стене, брали из-под кровати пустую стеклянную банку или бутылку из-под водки и ими давили клопа. И так изо дня в день!.. А когда я приступил к уборке пустой стеклянной посуды из-под двух кроватей, то их оказалось около трехсот штук! Клопов в комнате было настолько много, что электрические провода открытой проводки от них как бы шевелились, что живые! Эти паразиты жили везде, даже в розетках и выключателях. Они были настолько кровожадные, что когда я осматривал комнату, учуяв запах живого существа, они «ухитрялись» пикировать на меня!..

Да! Комнатенка была запущена до невозможности! От увиденной картины мне стало не по себе! Закрыв дверь под замок, я вышел из барака и, отойдя метров двадцать, задумался, что же мне

 

- 224 -

делать с этими клопами?! В это время мимо меня проходил маляр управления и, увидев в моем лице озабоченность, спросил меня: «Чем вы расстроены?» Я ему коротко объяснил суть моей озабоченности и попросил его зайти и посмотреть комнату. Осмотрев комнату, он уверенно сказал: «Не расстраивайтесь, я побелю комнату карбид-кальцием, и все клопы пропадут! И будете жить спокойно». Я было засомневался в его уверенном плане, — уж очень много было клопяных пятен и мне казалось одной побелки будет недостаточно. Я упустил одно обстоятельство, что карбид-кальций, растворяясь в воде, выделяет газ-ацетилен, который действует убийственно на всякую живность. Маляр был прав: после двойной побелки (после первой кровяно-красные клопиные пятна туманно просматривались!) ни одного клопа в комнате не стало, хотя в других комнатах барака они и впредь не переводились...

Так впервые в своей самостоятельной жизни я получил квартиру, где прожил до 1953 года...

После первого дня работы к другу детства Янчуркину вернулся поздно. Они меня усердно ждали. В квартире было тепло, дети уже спали, а на столе стояла бутылка водки, две бутылки пива и закуска. Я с порога им объявил, что возвращаюсь не только с работы, но и с первой побелки комнаты, которую получил по решению руководства МУ-10, где буду работать инженером-сметчиком!

Друг Алексей только сказал: «Вот это удача!» Я быстро разделся, вымыл руки и сел за стол.

В этот вечер мы долго беседовали, рассказывая друг другу о пережитом. В основном говорил я, рассказывая о своих скитаниях по лагерям страны.

Я и во второй вечер пить категорически отказался, но пиво все же выпил.

Через три дня сердечно поблагодарив Янчуркиных, я переехал жить в свою комнату...

После получения квартиры, я еще несколько раз навещал своего друга детства Янчуркина Алексея. Каждая наша встреча приносила нам радость общения! Сидя за столом, мы без умолку, часто перебивая друг друга, вели дружескую беседу, вспоминая былые годы детских лет и уже пережитые годы во взрослом возрасте. Только жаль, что Алексей уже без водки обходиться не мог...

Через месяц-пол тора, к сожалению, мы с ним расстались. Он со своей семьей и женой Надеждой уехал за «длинным рублем»

 

- 225 -

в город Ташкент, где вскоре нашел свои вечный покой... сгорел от водки!!!

Со вторым другом детства с Кислинским Андреем я тоже встречался часто, но близкого, дружеского общения, как было в детские годы, с ним уже не находил. При встрече он как-то пыжился, все время принимая серьезный вид, напуская какую-то таинственность и непередаваемую некоторую отчужденность. Но потом, спустя некоторое время, когда он убедился, что мои дела на работе пошли в гору, и я начал готовиться поступить в школу рабочей молодежи, его отношения ко мне стали более теплые. Я Андрея понимал, — он член КПСС, а я в прошлом антисоветчик, с которым любые дружеские связи нежелательны. Уж такое специфическое было время!..

И как-то зимой он предложил мне съездить в родное село Секретарка на лошадке. «Восемьдесят километров мы быстро преодолеем!» — сказал Андрей. Я с удовольствием принял его предложение. И мы стали готовиться к этой необычной поездке...

Подготовка повозки: обыкновенные крестьянские дровни, лошаденка и корма для нее на дорогу на четыре дня лежали на обязанности Андрея. А в мои обязанности входили: приготовить продукты питания на нас двоих на дорогу.

Мы планировали в течение дня преодолеть расстояние восемьдесят километров...

После договоренности о поездке, я с волнением стал готовиться к поездке в родное село, где, повторяюсь, не был девять лет. Я накупил подарки сестре Татьяне, ее сыновьям и стал ждать команду Андрея. А он на самом деле старательно подготовил подводу, оформил на работе административный отпуск на два дня и мне посоветовал то же самое. И в начале марта 1951 года, одевшись потеплее, рано утром в четверг тронулись в путь. На душе играла «музыка», настроение было самое расчудесное! Я чувствовал какой-то праздник! Я еду на родину! От этого радостного настроения даже мороз был нипочем!..

Под скрип полозьев повозки мы с Андреем всю дорогу, не торопясь, вели беседу. Он рассказывал мне о своей первой любви и о женитьбе на любимой девушке Розе. А я подробно поведал ему о своих скитаниях по лагерям и тюрьмам страны...

Лошадкой правил Андрей. Но как он ее не понукал, она ретивости не проявляла — уж слишком была худа! Поэтому за

 

- 226 -

день преодолеть расстояние 80 километров мы не смогли. К вечеру начался буран, и нам пришлось в какой-то деревушке переночевать.

Колхозник нас приветливо принял, лошадку отвел в конюшню, а нас завел в дом. Дом его был не только теплым, но каким-то уютным. А хозяйка его тут же поставила самовар...

После ужина и чаепития мы, усталые и промерзшие с дороги, стали укладываться спать. Хозяин мне предложил диван, а Андрей полез на печь, на лежанку. «Чтоб прогреться!» — как он выразился.

А рано утром — еще было темно — мы тронулись в путь. И только к обеду сумели добраться до родного села.

Приближение весны здесь еще не чувствовалось, кругом были видны снежные сугробы, а дома и надворные постройки селян изрядно были занесены снегом.

Подъехав к селу Секретарка, мы с Андреем договорились, что меня подвезет к дому сестры, а лошадь отведет в конюшню райисполкома, где его отец работал заведующим райземхоза. «Там она будет под присмотром конюхов и будет накормлена», — сказал Андрей.

Вот и дом сестры Татьяны. Подходя к дому, у меня подкашивались ноги, а сердце бешено колотилось, как после испуга!..

О своем приезде я не телеграфировал, поэтому представлял какая будет у нее радость при моем появлении. Переступив порог дома, я с веселой ноткой в голосе сказал: «Здравствуйте! Здесь принимают гулаговцев?»

Увидев меня, сестра только охнула, а спустя секунду добавила: «Коля, какая радость!» И бросилась ко мне на шею и начала целовать! А потом так разрыдалась, что я с трудом разнял ее руки, уговаривая прекратить плакать. Но она, разжав руки, долго еще продолжала плакать... вытирая передником слезы...

Встреча с сестрой была такая, что трудно ее описывать. Она не знала, куда меня усадить, чем и как угощать. За эти сутки, которые я провел в гостях у сестры, я нигде не был и даже не прошелся вдоль села. Мы с ней в течение этого времени не могли наговориться. Она рассказывала мне о своей тяжелой одинокой и колхозной жизни. Ей было уже под пятьдесят лет, но она продолжала работать в колхозе дояркой, да и вела еще свою небольшое хозяйство. Так что ее жизнь была далеко нелегкая!.. (Два ее сына жили отдельно!) А я ей поведал о своих восьмилетних муках лагерной жизни. Мы не могли наговориться! Сестра была рада, что я остался жив, пройдя «адовы круги» ГУЛАГа!..

 

- 227 -

На вторые сутки мы с Андреем уехали к себе в город Октябрьский. Я пообещал сестре, что в скором времени снова ее навещу.

После этой поездки наши отношения с Андреем Кислинским стали такими же близкими и теплыми, как и в детстве...

...За время своей короткой жизни я убедился, что добрых и сердечных людей на земле много...

Одним из таких добрых и сердечных для меня по крайней мере был Михаил Павлович Рыбальченко. Он был крупным и талантливым инженером. До монтажного управления за номером десять работал главным инженером крупного монтажного треста, где-то под городом Саратовым. В том тресте произошел крупный несчастный случай на производстве со смертельным исходом! За что его сняли с работы, понизили в должности и направили в город Октябрьский в МУ-10 работать начальником производственно-технического отдела. Он был женат, имел сына и дочь. Он для меня так и остался в памяти светлой личностью и по сей день...

Среднего роста, с добродушным русским лицом, слегка полноват, голова с пышной шевелюрой была вся седая. Ему уже в то время было за пятьдесят лет. Он не курил, спиртное презирал и всегда был спокойным, деловым и уравновешенным. Михаил Павлович был весьма эрудирован и начитан. И свою эрудицию старался передавать нам — сотрудникам отдела.

У каждого человека в жизни есть учитель. Не тот учитель, который в школе учил нас читать и писать, а учитель жизни! Учитель-наставник, который открывает человеку мир знаний, мир человеческого бытия... Таким учителем-наставником для меня был несомненно Михаил Павлович Рыбальченко! Еще до окончания техникума и института он научил меня читать монтажные чертежи. Сейчас, спустя столько лет, беря в руки чертежи, я сразу же вспоминаю Рыбальченко. Под его руководством я тогда изучил досконально сметное дело и договорные связи. А также научился составлять спецификации на монтажные материалы, распознавать характеристики и названия запорной, предохранительной и регулирующей арматуры...

Я впервые под руководством Рыбальченко распознал суть накладных, заготовительно-складских и транспортных расходов и как их определять. Я узнал также, что такое отправка материала по назначению «Франко — объект», «Франко — станция назначения»,

 

- 228 -

«Франко — пристань» и много других производственных тонкостей...

Я также научился составлять на тот или иной вид работы калькуляции, единичные расценки, сметы, формы № 2 (процентовки), а также как правильно хранить монтажные чертежи и мною другого, выполняемые инженерами производственно-технических отделов...

М.П. Рыбальченко никогда не ругался, не выходил из себя! Нам всем нравился его спокойный, ровный и рассудительный характер. Я всегда с большим уважением относился к нему и каждое его доброе слово, совет впитывал, как губка...

Великое ему спасибо за то, что он так много сделал для моих познаний за пять лет, которые я провел под его руководством.

Благодаря Рыбальченко М.П., я почувствовал уверенность в себе и начал нормальную самостоятельную жизнь!

Повторяюсь, его порядочность, работоспособность, деловитость, знания и культура обращения с сотрудниками в той или иной степени способствовали моему формированию, как инженера-монтажника и вообще как человека!..

Благодаря Рыбальченко М.П. в коллективе производственно-технического отдела всегда царила деловитость, добропорядочность, спокойствие и атмосфера уважения. Многое, все не перечислить, сделал за те пять лет для меня М.П. Рыбальченко. Я его и сейчас вспоминаю теплым и добрым словом!

Живя в городе Октябрьском в те далекие пятидесятые годы и работая в производственно-техническом отделе Монтажного управления десять, я не имел близких друзей и знакомых, кроме друга детства Кислинского Андрея. Я жил по пословице: «Ниже травы, тише воды». Моя прошлая судимость все время давила на мое сознание, что я в обществе — «социально ненадежный человек!..»

Лишенный прав избирать и быть избранным — на меня действовало гнетуще! Я был как бы неполноценным гражданином страны и жил все время под каким-то прессом! Я все время как бы кого-то боялся, оглядываясь по сторонам...

В то далекое время, таких как я, можно было посадить запросто снова по любому доносу. Хотя не было Сталина, но законы тоталитарного режима (писанные и не писанные!) еще по инерции действовали вовсю... Поэтому, повторяюсь, я жил обособленно — без близких друзей и знакомых. Я строго и дисциплинированно

 

- 229 -

выполнял свои служебные обязанности инженера-сметчика, а остальное мое суточное время отводилось только на учебу и отдых. И никаких развлечений! Итак, изо дня в день я проводил время, пока жил в городе Октябрьском! Жил очень скромно, экономя каждую копейку. Моя заработанная плата за месяц с учетом премиальных составляла не более 950 рублей. Нужно сказать, что это весьма скромно!

Когда в 1950 году я приехал в город Октябрьский, то города-то как такового еще не было. Центральная улица города Девонская только что начиналась строительством двух-трехэтажными домами. По ней тогда из-за непролазной грязи машины не ходили. Она еще не была асфальтирована. Я хорошо помню, как наш управленческий кассир за деньгами в Госбанк ездила несколько раз даже на тракторе.

Но двухэтажное здание знаменитого треста «Туймазанефть» уже функционировало.

В 1952 году в центре города, на пустыре, был заложен фундамент крупного общественного здания города «Дворец Техники». Тогда же началось интенсивное строительство двухэтажных домов типа ММ-8-52 на улице Чапаева. Здесь, на улице Чапаева, — в доме за номером восемь в конце 1953 года я получу комнату в двухкомнатной квартире на втором этаже. Моими соседями по квартире будет семья шофера управления Александра Гофмана, по национальности немец...

В середине лета 1951 года мы с другом детства Андреем Кислинским в очередной раз побывали в родном селе Секретарка. Тогда-то его жена Роза (она по каким-то причинам еще продолжала проживать в селе Секретарка) и познакомила меня с одной учительницей средней школы, которая вела предмет математики, Дремовой Екатериной Федоровной...

Спустя два месяца мы с ней поженились, и она переехала в город Октябрьский. И мы с ней стали жить в бараке выше описанной комнате...

Женился я без душевной потребности и, как говорят в народе, без любви, а спонтанно!..

Жена, Екатерина Федоровна, была родом из станции Городище, расположенной в восьмидесяти километрах от Оренбурга. Это большое село — казакская станция — расположилось на берегу знаменитой реки Урал! (В царское время река называлась Яик! Отсюда и яицкие казаки!) Ее родители, богатые яицкие казаки,

 

- 230 -

занимались сельским хозяйством и были уже в годах... Она закончила физмат, факультет Оренбургского педагогического института и была весьма начитанной девушкой. Хочу прямо сказать, что она обладала властным и гордым казацким характером. Была выше среднего роста, стройная, ходила с гордо поднятой головой, твердо ставя свои ноги. Ее лицо было гладкое. А глаза черные с большими пушистыми ресницами. У нее по природе были полные красные губы, и она никогда, как помню, не пользовалась губной помадой и вообще косметикой. Всегда любила чистоту и опрятность! Но ее гордый и холодный характер придавали ей какую-то надменность и загадочность! Она всегда была серьезна и молчалива...

С первых дней нашей совместной жизни у нас не сложились почему-то с ней семейные привязанности, а также не утвердились единые семейные цели, планы и заботы друг о друге. Она часто сурово и молча сидела на диване, читая какую-нибудь литературу или просто отдыхала.

Пройдет совсем немного времени совместной жизни, как она начнет меня упрекать моим прошлым! А потом, уже без стеснения, начнет говорить, что, мол, безвинно никогда не сажали... От этих нареканий, зная свою невиновность, я обижался, расстраивался и суровел, а затем начал и отчуждаться...

В 1952 году у нас родился сын Виталий. Но и с рождением сына наши семейные узы не укрепились, а продолжали, хотя и медленно, но разобщаться — мы удалялись друг от друга...

Я целыми днями пропадал на производстве, а возвращаясь домой, не находил семейного тепла, дружеского расположения и женской привязанности.

Пройдет несколько лет и мы с женой разойдемся... Признаюсь, этот разрыв я перенес спокойно без каких-либо переживаний...

Учеба

Наступила весна 1951 года. Я продолжал работать инженером-сметчиком в производственно-техническом отделе Монтажного управления № 10 Московского треста «Нефтезаводмонтаж», а из головы не выходила мечта о поступлении в школу рабочей молодежи. В свои двадцать восемь лет я не имел ни образования, ни специальности...

 

- 231 -

Претворяя свой план в жизнь, я приобрел учебники и с прилежностью хорошего ученика начал готовиться для поступления в восьмой класс школы рабочей молодежи города Октябрьский. И вот, улучив момент, я пришел к директору выше названной школы на прием, чтобы договориться насчет поступления в восьмой класс.

Директор школы рабочей молодежи № 1, по национальности башкир, ему было не более 40 лет, выслушав меня, спокойным и веселым голосом сказал: «Зачем в восьмой класс, а не десятый?» Я ему по существу объяснил, что, мол, для поступления в десятый класс я не подготовлен. Имею большой пробел в знаниях, так как закончил только семь классов и то давным-давно!.. А он, развалившись в своем рабочем кресле и улыбаясь своей белозубой улыбкой, твердо сказал: «Только в десятый класс! А в своем заявлении о приеме в школу укажите, что документы об окончании девяти классов утеряны! А насчет подготовки, время еще есть, и вы вполне сумеете подготовиться».

Я как сейчас помню директора школы рабочей молодежи № 1 города Октябрьский Талгата Давлятова. Он на удивление был красив и обаятелен. В нем, на мой взгляд, было много учительского. Он всегда был опрятно одет, подтянут, с хорошим настроением. А его белозубая улыбка вообще незабываем! Он со всеми разговаривал с улыбкой на устах! За период своей учебы я его ни разу не видел суровым или злым... Но у него была одна отрицательная черта — он любил спиртное! Даже читая нам лекцию по истории, он часто был под значительным хмельком...

Я поступил по совету директора школы Давлятова: написал заявление о приеме меня в десятый класс, указав, что документы об окончании девяти классов я потерял...

После встречи с директором школы рабочей молодежи я настойчиво и усидчиво стал готовиться для поступлении в десятый класс. И к началу учебного года я по многим предметам относительно сносно сумел подготовиться. А вот наш родной русский язык и математику «уломать» таки не сумел. Впоследствии мне было трудно учиться в техникуме, а потом и в институте...

Итак, минуя восьмой и девятый классы, я начал учиться в десятом классе вечерней школы рабочей молодежи. Я сел за первую парту во втором ряду с отличником школы Поповым. Разговаривая с ним, я заметил, что он слегка косил правым глазом...

 

- 232 -

Продолжая учебу, я убедился, что Попов Анатолий был упорным и целеустремленным человеком! Подумать только, он в этой школе закончил 6, 7, 8, 9 классы, работая токарем! А сейчас вместе со мной «штурмует» десятый класс!..

Работать и учиться, я по себе знаю, ох, как не легко! А Попов пятый год подряд изо дня в день тянул лямку вечерника, исключив из своей жизни какие-либо желания и прихоти. Действительно, нужно было иметь железные нервы и железную волю, чтобы вот так отбросив все человеческие желания и сосредоточиться только на работе и учебе! Уму не постижимо!.. Но факт остается фактом, что были и сейчас, несомненно, есть такие упорные натуры, такие, как Попов, которые невероятной ценой, но достигают своей цели!.. Может быть, не скромно, но к этой породе людей не грех причислить и мою персону...

Когда начались занятия, я убедился, что нам — вечерникам, преподаватели дают как бы до некоторой степени поблажки. Но тем не менее, программа есть программа и ее необходимо было пройти и освоить. И мне ночей приходилось недосыпать, трудиться и трудиться, чтобы не отставать от остальных обучающихся.

Стены моей комнатенки были развешены всевозможными химическими, математическими и физическими формулами, которые приходилось перечитывать за сутки несколько раз, как Мартыну Идену, герою из одноименного произведения Джека Лондона «Мартын Иден», чтобы их запоминать... Тот пробел знаний, о которых упоминал выше, не так-то было просто восполнить! Но мое исключительное желание учиться и упорство помогли мне завершить 10 класс и получить аттестат зрелости! Я работал, как заводная машина, у меня не было никаких посторонних развлечений — только работа и учеба! Каждая свободная минута после работы отводилась только учебе!! Зато как я радовался, когда получил аттестат зрелости! У меня как бы появились крылья, раздвинулись плечи; моей радости не было предела! Мне казалось, что и солнце светит как-то по-особенному и только для меня! А когда пришел на работу с аттестатом в руках, то он ходил по рукам сотрудников отдела, как что-то особенное! И все они меня горячо поздравляли с этой победой! Это была поистине огромная победа, несравненный успех! Да какой успех! За год учебы закончить программу учебных занятий за восьмой, девятый и десятый классов!.. Мне было двадцать восемь лет! В тот же 1952 год на базе десятилетки я поступил в Октябрьский нефтяной

 

- 233 -

техникум на отделение «ПГС» — постоянные гражданские сооружения и с отличием его заканчиваю...

Занятия дневного отделения техникума, за отсутствием учебных помещений, начинались в 16 часов 30 минут. И я каждый день, с разрешения начальника отдела Рыбальченко М.П., уходил с работы раньше времени на занятия в техникум. Ну, как не вспомнить, — уже в который раз! — Рыбальченко Михаила Павловича добрым и теплым словом! Ведь за время учебы в школе рабочей молодежи № 1, а потом и в техникуме он все время содействовал, чтобы я смог без нервотрепки учиться. Еще раз большое ему спасибо!..

За время моей учебы мы редко встречались со своим другом детства Кислинским Андреем. Но детская дружба, это дружба уходящая корнями в прошлое — требовала общения. И он, понимая, что я дьявольски занят, часто звонил мне на работу по телефону, информируя меня о своей жизни и жизни семьи. А я ему сообщал о своих успехах в учебе и на работе. Он искренне был рад моим успехам. Ведь сам он никакого учебного заведения не смог закончить. Мои дни были весьма напряженными! В моей скромной комнатенке, повторяюсь, все стены были увешаны всякими формулами по химии, алгебре, тригонометрии и я, проходя с одного угла комнаты в другой, повторно еще и еще раз заглядывал на те или иные из них, чтобы непременно запомнить наизусть!.. Об этом я часто по телефону говорил другу Андрею, а он заразительно смеялся над моей «техникой» зубрежки..

Окончив техникум, я, по распоряжению Министерства, был направлен в спецмонтажное управление за номером шесть треста «Туймазанефтестрой», дислоцировавший в том же городе Октябрьский.

Благодаря моему опыту, приобретенному в МУ-10 треста «Нефтезаводмонтаж» за пять лет работы под началом Рыбальченко М.П., и диплому «Техника-строителя» меня сразу назначили начальником крупного монтажного участка с весьма приличным окладом... Это ли не успех, если вспомнить мои мытарства по тюрьмам и лагерям страны в течение почти восьми лет!!.

Да, указанный опыт и теоретические знания, полученные в техникуме, мне помогли в короткий срок утвердиться на своем новом месте в должности начальника участка. Дела на участке шли неплохо, и год пролетел незаметно!..

Я набрался за это время опыта и уверенности руководителя низового звена производственных строительно-монтажных струк-

 

- 234 -

тур, возглавляя коллектив монтажного участка, состоявшего из более чем ста человек слесарей-сантехников, электрогазосварщиков и шоферов...

Рабочий поселок Приютово

Я продолжал настойчиво и с желанием работать начальником участка сантехработ в Спецмонтажном управлении за номером шесть треста «Туймазанефтестрой» в городе Октябрьский. Моим помощником был Чусовской Николай Андреевич. Он был высоченного роста, с добродушным и спокойным характером, хорошо знающий свое дело. Он с каждым собеседником разговаривал только с улыбкой на устах и ни на кого не сердился. Мы с ним с первых дней моего назначения начальником участка сразу же нашли общий язык, и он всегда относился ко мне с почтением и уважительно, как к старшему по чину и по возрасту... Но, к сожалению, как потом я узнал, Николай Андреевич был неизлечимо болен туберкулезом!.. Так вот, этот добродушный, старательный в работе, тяжелобольной человек, решил тихонько, чтобы никто на участке из нас не узнал, уволиться и переехать на постоянное местожительство в рабочий поселок Приютово Белебеевского района Башкирии. Там ему обещали приличный оклад и трехкомнатную квартиру. В городе Октябрьском он проживал в двухкомнатной квартире и имел весьма высокий оклад. Но это его не устраивало, и он решил уехать в Приютово. (Впоследствии, к сожалению, Чусовской в возрасте тридцати пяти лет умрет от туберкулеза!)

...Как-то после рабочего дня, я сидел в своем рабочем кабинете и знакомился с рабочими чертежами нового объекта и вдруг вижу: под окном конторы участка остановилась вишневой расцветки автомобиль «Волга». А малость погодя порог моей конторы переступил незнакомый мне мужчина лет сорока — сорока пяти, по уже с резко заметной сединой в голове. Поздоровавшись, он спросил меня: «Как можно увидеть Чусовского?» Я, как непосредственный его начальник, поинтересовался у незнакомца: «Для чего нужен Чусовской?» Вошедший гражданин без утайки сказал мне, что он хочет прораба Чусовского переводом оформить в трест «Востокнефтесантехмонтаж» для работы начальником спецмонтажного участка в рабочем поселке Приютово, что в Башкирии...

Вошедший гражданин оказался главным инженером выше названного треста Винокуров Наум Абрамович.

 

- 235 -

Впоследствии под его руководством я проработаю более пяти лет! Но я забегаю вперед.

Долго не думая, посмотрев Винокурову в глаза, я предложил ему свои услуги и при этом сказал: «У меня и опыта больше и переезд не затруднит». И мы с Винокуровым тут же договорились о моем переезде. Он пообещал мне приличный оклад и 50% к окладу, так называемых «монтажных». (В те годы в сие нефтяной и газовой промышленности практиковалась оплата «монтажных» в размерах — 30% и даже 50% к окладу). Сверх сказанного, он обещал платить еще 150 рублей квартирных. Предложенные Винокуровым условия меня вполне устраивали.

Прощаясь с ним, я Винокурову сказал: «Трудности в работе меня нисколько не пугают. Я привык ко всяким трудностям и вполне сознаю, что меня ждет в Приютово. Это непролазная грязь вокруг строящихся объектов, неустроенный быт, отсутствие нормального снабжения продуктами питания и многое другое, которого пока там еще нету. Но я туда поеду с желанием». Винокуров только сказал: «Да, вы правы, там еще много не обустроено!» И он уехал.

К этому времени моя семейная жизнь, что называется, висела на волоске. Но я не хотел с женой расстаться, поскольку уже рос сынишка, да и серьезных причин для развода не было. Хотя, признаться, тяжелый и гордый характер уральской казачки-жены, рода Дремовых, мне был не очень по душе. И я планировал, что временный разрыв ее как-то успокоит, и мы, снова соединясь, будем жить дружно и полюбовно...

Я быстро уволился из спецмонтажного управления шесть треста «Туймазанефтестрой» и покинул город Октябрьский. А 25 октября 1956 года прибыл в рабочий поселок Приютово Белебеевского района Башкирии.

Рабочий поселок Приютово был региональным узлом добычи нефти не только Башкирии, но через этот поселок проходили крупные нефтепроводы, идущие от Альметьевских промыслов до Пермского нефтеперегонного завода. На окраине Приютова начиналось строительство крупного сажевого завода. А вокруг поселка уже строились множество промышленных баз нефтяной и газовой отрасли. В сорока километрах от Приютова на «Сухой речке» строился крупный нефтяной резервуарный парк с мощной насосной станцией для перекачки нефти по нефтепроводу Альметьевск — Пермь. Так что работы для Приютовского сантехмонтажного

 

- 236 -

участка, которого я возглавил, было невпроворот!.. Если учесть еще и то, что жилищное строительство в самом поселке только что разворачивалось.

В Приютово я сразу получил двухкомнатную квартиру и без раскачки включился в работу. А работы, было много: сотни разнообразных строящихся объектов были разбросаны по всему Белебеевскому региону, в каждом из которых необходимо было смонтировать сантехсистемы (отопление, водопровод, канализацию, вентиляцию и газ).

С первых дней моей работы на Приютовском участке главный инженер треста Винокуров стал ревностно интересоваться работой участка. Справедливости ради подмечу, что за год работы из разрозненного, недисциплинированного участка я сумел сколотить работоспособный коллектив и довел его состав до ста двадцати человек! В таком составе участок уже мог мобильно и оперативно выполнять любые сложные спецмонтажные работы и не только в зоне Приютовского района...

Курируя участок, Винокуров, как главный инженер треста, убедился, что он не ошибся в своем выборе, назначив меня начальником участка. За прожитый год на участок трижды приезжал и главный механик треста Тройб, тоже еврей по национальности, который каждый раз оставался доволен работой и ростом участка...

Живя в этом небольшом поселке Приютово, у меня не было никакой личной жизни, я с семи часов утра и до позднего вечера был занят па производстве. То на каком-то объекте проверял установку сантехприборов, то спешил на какое-то совещание, без которого не проходил ни один день, то я ехал на машине от одного объекта до другого для проверки пуска отопления или водопровода. Много времени тратил, как материально-ответственное лицо, отправляя материалы по объектам, между которыми были значительные транспортные плечи...

Работал я с большим желанием, энтузиазмом, не считаясь ни с временем, ни выходными днями... Я должен был работать с усердием еще и потому, что мне необходимо было утвердиться перед руководством треста для своего дальнейшего роста.

Мне шел уже тридцать первый год! Я довольно-таки окреп, возмужал, раздался в плечах, а хорошее питание и удовлетворение от работы придавали моему лицу веселость и одухотворенность.

 

- 237 -

А чудом спасенные в лагерях зубы от цинги, придавали моей улыбке белозубость!

И, тем не менее, я все время чувствовал гнет прошлого, что я был антисоветчик, за что отсидел почти 8 лет! В то время многие еще продолжали верить в байки органов, что, мол, без вины не сажали! Люди не были осведомлены о чудовищных масштабах репрессии... О их плановости и, что страна Советов вся была окутана колючей проволокой и утыкана сторожевыми вышками...

Приведу лишь один пример о масштабах репрессий из книги Анатолия Рыбакова «Страх» (стр. 143): «По подсчетам ученых в начале 1937 года в тюрьмах и лагерях находилось пять миллионов человек. Между январем тридцать седьмого и декабрем тридцать восьмого были арестованы еще семь миллионов. Из них расстреляно — один миллион, умерло в лагерях — два миллиона...» Цифры ужасные!

Привыкший с молодых лет к лагерным условиям жизни, я не очень-то ревностно думал о своих бытовых условиях и о своем отдыхе в Приютово. Забегая вперед, скажу: работая в системе треста «Востокнефтесантехмонтаж», а затем в «Татсантехмонтаж», я в течение восьми лет не пользовался отпуском! Единственным моим утешением в Приютово был фотоаппарат. Его я приобрел с трудом, так как их очень мало выпускали и достать их без блата практически было невозможно. Это была моя давняя мечта — научиться фотографировать! Впредь, почти двадцать лет, я не расставался с фотоаппаратом и научился фотографировать, и печатать фотокарточки, качество которых и экспозиция их мало чем отличались от профессионалов...

'Выполняя «балхашский зарок», я не курил и не употреблял спиртного. Да и любовные утехи меня не очень манили, хотя я был во цвете лет и полноценным здоровым мужиком. Однако, следует подметить, в то время я жил в Приютово без жены и биологической потребности, как и любого нормального человека, требовали близости с женским полом. За время жизни в Приютово я несколько раз ухитрялся побывать в городе Октябрьском, чтобы побыть с семьей. Эти поездки и встречи с женой мне, тогда казались, помогли бы восстановить добрые отношения с женой, но я ошибался...

Дела на участке шли хорошо: участок рос и вместе с ним рос и я, как руководитель среднего производственного звена! За этот год самостоятельной работы, в отрыве от управления, я расширил

 

- 238 -

свои знания и кругозор. За мной не было никаких грехов, и я кроме похвал от руководства треста и от руководителей Генподрядных организации не получал. Я отдавался весь работе и получал положительные результаты от своего труда...

Итак, учитывая столь ревностное мое отношение к своим обязанностям и знания дела, 23 октября 1957 года я был назначен главным инженером Белебеевского спецмонтажного управления!..

Через несколько дней после назначения главным инженером, я получил в городе Белебее хорошую трехкомнатную квартиру, перевез из города Октябрьский свою семью, и с большим желанием начал трудиться уже в роли главного инженера. Но, честно признаться, с первых дней моей работы в должности главного инженера я не получал никакого удовлетворения! С работы приходил усталым и с плохим настроением. И основную причину в этом я видел в начальнике управления Фомичеве. Человек он был склочным, мелочным и зловредным. Он лез в каждую мелочь и всегда был недоволен моими действиями и решениями. И непристойными гримасами выражал эти свои недовольства! Мы с ним практически так и не смогли в паре дружно начать работать. Поэтому, взвесив с ним отношения, я обратился к главному инженеру треста «Татсантехмонтаж» Винокурову с просьбой о переводе меня в любое другое управление в качестве начальника производственно-технического отдела управления. Он пошел мне навстречу. Так я очутился в городе нефтяников в Альметьевске в должности начальника ПТО третьего управления треста «Татсантехмонтаж»...

Юргенсон Александр Карлович

Для меня Александр Карлович навсегда останется человеком с большой буквы. Подумать только, — пройдя десятилетние издевательства ГУЛАГовского режима, он сохранил свои человеческие качества! Остался таким же, каким был до суда — деликатным, выдержанным, скромным и уважительным. К нему не смогли пристать гулаговские пороки, а для этого, вероятно, нужно было обладать той незаурядной силой и волей, которыми и обладал Юргенсон. Повторяюсь, лагерный режим не смог его сломать! Он так и остался, каким был на свободе до ареста: порядочным, деликатным, культурным и интеллигентным человеком.

За многие годы общения с ним, я ни разу не видел его агрессивным или вспыльчивым. Его спокойный и уравновешенный

 

- 239 -

характер, да и телосложение очень были схожи с Михаилом Павловичем Рыбальченко. Такая же сдержанность, скромность, уважительность и удивительное трудолюбие!..

Перед моим освобождением из Монгольского лагеря советских заключенных, мне по делам контрольно-плановой части Третьего отделения лагеря пришлось побывать в городе Сухе-Батор, в штабе стройки № 505. Улучив время, Юргенсон пригласил меня к себе домой, чтобы перед моим освобождением пообщаться в кругу его семьи.

На той встрече, Александр Карлович мне советовал после освобождения из лагеря поехать в Башкирию, город Октябрьский. Мол, там найдены крупные запасы нефти и, следовательно, будут разворачиваться большие работы по обустройству нефтепромыслов, а также строительства самого города Октябрьского, поэтому потребуются много людей разных специальностей. Одновременно сказал, что в том городе проживает его свояк, брат Цицилии Георгиевны, Александр Георгиевич, который работал буровым мастером. Даже вручил мне его адрес и записку, чтобы Александр Георгиевич помог бы мне трудоустроиться...

Я тогда не очень-то придал значения к его совету, а зря. Но адрес и записку Юргенсона к свояку я сумел сохранить... А если четно, то я никак не предполагал, что мне когда-либо вновь придется повстречаться с Александром Карловичем и продолжить нашу мужскую дружбу на многие годы... А когда, после прошествия года, пришлось мне попасть в Башкирию, город Октябрьский, то улучив момент, я нашел улицу 8 марта и побывал у Александра Георгиевича, свояка Юргенсона. Он, на удивление, гостеприимно меня принял. Тут же накрыл стол и не переставая меня сердечно угощал, дабы угодить, поскольку я был близким человеком его свояка.

Мы с ним долго и сердечно беседовали на всевозможные житейские темы, а особенно о нашей дружбе с Юргенсоном, о его опеке надо мной и как мы познакомились на голых нарах Ванинского пересыльного лагеря. Его интересовало все: как нас кормили, какой был режим, как живут монголы, какая квартирная обстановка в городе Сухэ-Батор у Юргенсона и т.д. и т.п.

За время нашей беседы с его доброго и приветливого лица не сходила улыбка. Говорил он шумно, громко и с каким-то непередаваемым весельем. Он был, как я потом понял, вообще веселого,

 

- 240 -

жизнерадостного и темпераментного склада человек. От него так и дышало весельем, радужьем и добротой... Александру Георгиевичу было уже в пределах пятидесяти лет, но в голове ни одного седого волоса! Он был мужик крупного телосложения, высокого роста, с крупными чертами лица и очень с веселым выражением серых приветливых глаз. Таких крупных мужчин, подтянутых, мускулистых до встречи с Александром Георгиевичем я не встречал. Поэтому-то при встрече с ним я подумал, что предо мной стоит «былинный богатырь»!

Александр Георгиевич был антиподом своей сестры Цицилии Георгиевны. Она была спокойного, уравновешенного характера. Но тоже очень доброй и гостеприимной и ни чем не отличалась от других заурядных женщин...

А когда я собрался уходить, Александр Георгиевич обнял меня своими огромными ручищами и громко сказал:

— Держись Коля! Все будет хорошо! Как только я получу весточку от свояка, я тут же сообщу тебе.

Я все лето был весьма загружен не только работой, но и подготовкой для поступления в Школу рабочей молодежи. Поэтому время летело быстро.

И однажды, шагая по улице Девонской в сторону своей конторы, где я продолжал работать, я ахнул! По другой стороне улицы мне навстречу не торопливо, как бы шаркая ногами шел Александр Карлович Юргенсон (такая у него необычная была походка!). Я быстро подбежал к нему, мы обнялись, радуясь нашей неожиданной встрече...

Обнимаясь, я, не сдержанно громко, по-молодецки крикнул:

— Александр Карлович, как здорово! Какая встреча неожиданная! Вот эта радость! — а он, обнимая меня, как обычно степенно произнес:

— Да! Встреча совершенно неожиданная! И я очень рад этой встрече!..

Остыв от первых радостных восторгов и задавая друг другу немало вопросов, мы неторопливо пошли в сторону улицы имени 8 марта, где проживал его свояк Александр Георгиевич. Приехав три дня назад из Монголии со своей семьей, Александр Карлович временно поселился у свояка, куда мы и шли не торопясь. А сейчас он вернулся со станции Туйназа, отстоявшей от города Ок-

 

- 241 -

тябрьского на расстоянии 20 километрах, куда ездил по вопросу прибытия контейнеров из Монголии с их семейным багажом.

Придя в квартиру свояка, меня у порога с недоуменным лицом встретила жена Юргенсона Цицилия Георгиевна. Всплеснув руками, она спросила:

— Откуда вы-то Коля взялись? Вот удивление!

Я ей коротко рассказал, что живу в этом городе уже как 8 месяцев, и с Александром Карловичем встретились совершенно случайно на улице Девонской. Тут же ко мне подошел их сын-подросток Георгий, чтобы поздороваться. А за ним проковыляла и маленькая их дочка Галинка. Поздоровалась и жена свояка Екатерина Павловна. По их веселым лицам и радостным свечением глаз, я верил, что все они были довольны и радовались нашей встрече.

Детей свояка Юргенсона в это время дома не оказалось. Их сын Георгий Александрович проживал отдельно, имел уже свою семью. После окончания Октябрьского нефтяного техникума он продолжал работать, как и отец, буровым мастером. А дочка Анна, студентка Уфимского педагогического института в то время была где-то в студенческом стройотряде. Это тогда было модно, что за мизерную плату использовать студентов на строительстве всевозможных объектов в разных отраслях страны. Женщины не успели накрыть стол, как появился и сам хозяин квартиры Александр Георгиевич. С его появлением шум в квартире усилился. Я и по сей день помню непередаваемую улыбку и веселый громкий смех Александра Георгиевича. И как он не по-братски меня похлопывал по плечам своими огромными ручищами, приглашая кушать...

В тот вечер мы весьма долго сидели за столом, ведя сердечную и дружескую беседу. Помню и то, как Цицилия Георгиевна, улучив момент, наклонившись ко мне, и что называется чуть не в ухо тихо, с женской лаской, сказала:

— Коля, сегодня, в такой необычный день, в честь встречи не грех и вам выпить, — я мотнув головой, ответил ей. — Я прислушаюсь Вашему совету...

Александр Карлович, узнав, что мы с женой не ахти как зарабатываем, передал мне три тысячи рублей денег. И при этом сказал:

— Это взаимообразно. Когда вернешь, тогда вернешь! Сшейте с женой себе приличные костюмы! (Юргенсон тогда с женой из

 

- 242 -

Монголии за семилетнюю работу в системе ГУЛАГа привез денег более 120 тысяч рублей. А я свой долг три тысячи рублей вернул ему только через три года!)

Квартиру свояка Юргенсона я покинул за полночь. Я шел по неосвещенным улицам спящего города Нефтяников. На душе была не передаваемая радость: я встретился со своим лагерным покровителем Юргенсоном, а в кармане моего пиджака мирно лежали три тысячи рублей его денег, которые он передал мне взаймы на неопределенный срок.

Придя в свою барачную комнатенку, я жену застал в расстроенных чувствах. Она не знала: куда я подевался и не случилось ли со мной беда. Поэтому с порога, при виде меня сердито издалека:

— Где был?

Я постарался ей коротко все объяснить, где так долго задержался и одновременно вручить ей 3 тысячи рублей денег, объяснив их происхождение.

Побыв недолго в городе Октябрьском у свояка, Юргенсон поехал в свой любимый город Ригу, где планировал отдохнуть.

После отдыха в рижском взморье, Юргенсон вернулся в город Октябрьский и спустя какое-то время устроился в систему газовой промышленности начальником строительно-монтажного управления по обустройству нефтепромыслов в рабочем поселке Ак-Буа. А через неделю Юргенсон увезет из города Октябрьского туда и свою семью.

Работал он в названной должности старательно и со знанием дела, поэтому через два года экономическое положение управления резко улучшилось... И как-то на крупном кустовом совещании, где присутствовало много значимых руководителей, Юргенсон выступил, рассказывая о достижениях управления. На этом совещании присутствовал и управляющий трестом «Башнефтепромстрой» (город Нефтекамск) Баталии Юрий Петрович. Он-то и заметил и оценил работу Юргенсона в роли толкового начальника управления. На этом же совещании Баталии предложил Юргенсону занять пост его зама по экономическим вопросам, на что Александр Карлович дал согласие и переехал со своей семьей в город Нефтекамск (Башкирия). В этой должности Юргенсон проработает до пенсии.

 

- 243 -

Мы с Александром Карловичем неразрывно поддерживали дружеские отношения. Он бывал много, много раз у меня, а я в Нефтекамске — у него.

По ходу повествования уместно коротко охарактеризовать самого Юрия Петровича Баталина. Впредь, когда мне придется возглавить крупное Сургутское спецмонтажное управление по обустройству нефтепромыслов Тюменского региона и принять активное участие в монтаже знаменитого нефтепровода, идущего от Усть-Балыка до города Омска, мне часто приходилось встречаться с Баталиным.

В шестидесятые годы прошлого века, с открытием крупных нефтяных богатств Тюменской области, Министерство газовой промышленности в городе Тюмени создает крупный строительно-монтажный главк — «Главтюменьнефтегазстрой», главным его инженером Министр Кортунов назначит Баталина Ю.П. Впоследствии в 1980 годах он возглавит Министерство строительства Российской Федерации. А в апреле 1984 году он будет назначен Председателем Государственного комитета страны по труду и социальным вопросам.

Баталии был крупным инженером-строителем, с широким кругозором и масштабным мышлением. Он был напористым, решительным и весьма дерзким по характеру. В нем совершенно не просматривались мягкость, интеллигентность и понимания собеседника. Он со всеми старался вести деловые беседы под углом приказам, диктата. Но тогда такое было время, и его характер с напористой натурой соответствовал времени и его занимаемой должности. Он и по сей день стоит пред моими глазами именно таким, каким я его охарактеризовал. Его красное и красивое лицо с большими почти чуть ли не на выкате глазами всегда смотрели как бы с недовольством и озлобленностью на собеседника. О нем чуть подробно ниже.

Работая заместителем управляющего трестом по экономическим вопросам Юргенсон каждый год отдыхал на Рижском взморье, у себя на родине. И, примерно, 65 — 70 годы он начал будировать вопрос о восстановлении его в партии. Он каждую поездку по служебным делам в Москву продолжал уделять время по этой проблеме. И в конце концов он добился своего: его восстановили в партию и выдали медаль «50 лет в рядах КПСС». Мне не раз он показывал эту медаль, радуясь, что он добился своего! Я его

 

- 244 -

взгляды совершенно не разделял, и на этой почве изредка мы с ним вели полемику. Мне тогда совершенно было не понятно его стремление восстановиться в партию. Партия создала страшную систему ГУЛАГа, тоталитарный режим в стране. Его в течение 10 лет по выдуманной статье «СОЭ» (социально-опасный элемент!) продержали в нескольких лагерях, где чудом уцелел, — тем не менее рвался снова в ряды партии и, получив партбилет, радовался словно мальчишка, находясь в рядах сатанинской партии!..

У Юргенсона было необычное хобби. Он приобрел большую общую тетрадь в кожаном переплете. И при деловых встречах с крупными руководителями трестов, главков, министерских работников и других важных персон просил их, чтобы они записывали бы в эту тетрадь свои соображения и пожелания в адрес Александра Карловича. Я держал эту тетрадь в руках и читал те записи в ней. По содержанию и грамотности они были весьма оригинальными и читались с интересом.

Когда меня перевели в город Казань и назначили главным инженером СМУ-1 треста «Татсантехмонтаж», то Юргенсон радовался, как мальчишка и не раз звонил по телефону, интересуясь о моей работе. Но об этом ниже.

Он прожил долгую жизнь. Умер на 83 году жизни и похоронен в городе Нефтекамске. Там же похоронена и его жена Цицилия Георгиевна.

Его сын. Георгий учился в Казанском государственном университете на геологическом факультете и закончил его с красным дипломом. Я с Георгием встречался и даже гулял не раз в Центральном парке. Он еще со студенческих лет привлекал к себе внимание: рос серьезным, деловым и любознательным и очень скромным. Родительское воспитание он получил хорошее. Будучи студентом выпустил несколько рефератов по геологии... После завершения университета, он вскоре защитил кандидатскую диссертацию и станет ведущим специалистом в своем подразделении в Иркутском управлении по Геологии, а затем и возглавит это подразделение...

С 1989 года я по неизвестной причине потерял с ним связь...

Дочь Галина высшего учебного заведения не кончала. Благодаря своей привлекательности удачно вышла замуж и родила трех детей. В настоящее время с ней также связь прекратилась. Но хорошо знаю, что она живет в городе Нефтекамске (Башкирия).