СЫНЫ МЕСОПОТАМИИ В ОСМАНСКОЙ ИМПЕРИИ
Теперь о том, что происходило с нами.
Июньской ночью 1949 года большая колонна военных грузовиков, переполненных нами, ассирийцами, двигалась — теперь это было ясно всем — по направлению к крупной железнодорожной станции Акстафа.
Я, пятилетний, был среди них. Меня тоже отправляли в сибирскую ссылку. Сейчас я слушаю отца, смотрю на него, и в памяти вырисовывается картина той страшной ночи. Я вижу людей на грузовиках: они полуодеты, в бедной одежде со множеством заплат, вижу морщинистые темные лица стариков и старух, отцов и матерей с кучей маленьких детей. Их увозили Бог знает куда, в полную неизвестность. О чем они могли думать тогда, эти несчастные, оцепеневшие от свалившегося на них несчастья?
Лет 40 тому назад, до Первой мировой войны, эти люди жили в горах Турции, в течение многих и многих веков очень замкнуто, в изоляции от внешнего мира, и так называемая цивилизация их никак не касалась. Правда, ассирийцы стали христианами еще в первом веке и никогда не изменяли учению Христа. Может быть, они были самыми первыми христианами на земле. В древние века их называли сирийцами-христианами Востока. Их родина Месопотамия, теперь — Ирак, это совсем рядом с Палестиной, где ходил и проповедовал вое учение о любви к человеку Иисус Христос. Отец утверждает, что Иисус Христос говорил на нашем языке. Неужели это так? Ассирийцы говорят и пишут на древнем арамейском языке. Мы — ассирийцы, и мы же — сирийцы. Мы говорим на ассирийско-арамейском языке. Мы древний, очень древний народ. Древняя Ассирия и Вавилония — это наше про-
шлое, которым мы гордимся. Потом, рассказывает мой отец, когда никакого государства у нас уже не было, наш народ поверил в слово Иисуса Христа и пошел за ним. Но сирийцы-ассирийцы все переругались между собой, это проклятие от Бога, наверное, потому, что ассирийцы всегда в ссоре и вражде друг с другом, и наш христианский народ навсегда раскололся на разные группы. Для одних высшим авторитетом стал патриарх Несторий, и этих ассирийцев стали называть несторианами, другие стали на сторону епископа Иакова, их прозвали яковитами, а у некоторых даже свой собственный святой появился по имени Мар Марона, — те ушли в горы Ливана, и с тех пор их зовут маронитами. Это все один и тот же ассирийский народ, просто люди пошли разными путями в поисках истины.
Они все — еретики, говорит мой отец. Он сам — твердый католик. Только католическая вера — правильная, говорит отец. Мы ботанае, потому что наше племя жило в горной области, которая называется Ботан. Все ботанае — католики и подчиняются по своей вере Риму, Ватикану. Нас называют еще халдеями. Наша католическая вера самая строгая и сильная, говорит отец. По нашему закону, взял жену — значит, до самой смерти должен быть с ней, никакого развода наша вера не дает, даже когда жена или муж становится калекой или болеет всю жизнь и не может фактически иметь супружеские отношения. Наш католический священник никогда не разрешит венчание второй раз, если один из супругов еще жив, никогда не будет крестить ребенка от незаконного брака. Сам священник ведет строгий образ жизни, никакого распутства, тайного женолюбия или пьянства у него не может быть. А в других верах, говорит отец, это бывает, они себе позволяют все, что хотят; нет, у них ненастоящая вера.
Так говорил мой отец, убежденный католик из племени ботанае. В Азербайджане после Второй мировой войны жило несколько тысяч ботанаев-католиков. В числе других ассирийцев они в 1949 году были все сосланы в Сибирь.
А теперь я расскажу, вследствие каких трагических событий ассирийцы оказались в пределах России. Раньше, до перехода в российское Закавказье, те ботанае, о которых я веду речь, жили в горах области Ботан, в трех больших селениях,
которые назывались Рума, Борб и Швата (между прочим, Рума на нашем языке означает Рим). Это были такие труднодоступные места в горах, до которых даже турецкие сборщики налогов не могли добраться. Мужчины и женщины этих селений занимались крестьянским трудом, разводили скот, и жизнь их была первозданно простой: они пасли овец, доили коз, ночью, ложась спать, укрывались овечьими шкурами, а время определяли по солнцу и звездам.
Мой дед Пирто со своей семьей, в которой старшим сыном был Озар (Лазарь), мой будущий отец, жил в селении Рума. Дома ассирийцев были глинобитными, низкими, с плоскими крышами. Как же выглядел, так сказать, интерьер этих жилищ? Кроватей, конечно, не было, ассирийцы даже не знали, что это такое. Деревянные топчаны-тахты тоже отсутствовали в их обиходе. Все было гораздо примитивнее: на ночь на земляной пол настилали войлок, скатанный из овечьей шерсти, сверху накрывались тоже войлоком — вот и все. Столов и стульев также не существовало для горных ассирийцев. В середине хижины горел камин, который на нашем языке называется танура: это обычная яма круглой формы, вырытая в полу, стенки ее облицованы камнями, в ней разводят огонь. На огне тануры готовилась вся пища, здесь же пекли хлеб. Ночи в горах холодные, поэтому, ложась спать, каждый старался лечь поближе к тануре, где было потеплее. Танура обогревала жилище. Окон не было, свет в дом проникал через маленькое круглое отверстие в потолке, которое называлось кави. Это кави служило одновременно и дымоходом, через него выходил дым от огня, горящего в тануре.
Пища, которую употребляли мои предки, тоже была исключительно простой: лаваши (тонко раскатанные лепешки), выпекаемые на раскаленных стенках тануры; бушала (жидкое горячее блюдо из кислого молока, крупы и трав); хариса (блюдо из толченой пшеницы и курицы, разваренной до расщепления мяса на волокна); апрахи — нечто вроде современных голубцов; на праздник Рождества Христова обычно пекли кяда (пироги с густой начинкой из муки, поджаренной на масле и слегка подслащенной). Кебаб (баранье мясо, поджаренное на вертелах на костре) и харису обычно готовили к свадьбам — эти деликатесы не могли быть каждодневной пи-
щей для полунищих горных ассирийцев. Они много употребляли в пищу репчатого лука и чеснока, а также пили кислое молоко маета.
Ассирийцы, говорит мой отец, жили обычно долго. Это можно понять; прекрасный, чистый горный воздух, родниковая вода и пусть скудная, но зато здоровая растительная пища способствовали долголетию. Старики рассказывают, что в их краях не знали болезней, люди умирали от старости.
Однако природные условия в краях, где жили мои предки, были суровыми. Летом горные ливни или град могли погубить все посевы, тогда осенью уже урожай не соберешь, и ассирийцев ждал голод. Особенно трудными были зимние месяцы, нередко очень холодные. В такое время случались обильные снегопады, и тогда жилища могли быть засыпаны снегом по самую крышу. Утром требовались большие усилия всех мужчин семьи, чтобы в толще снега прокопать проход и выбраться из хижины. Жизнь в деревне замирала. Только вьющиеся в воздухе тонкие струйки дыма говорили о том, что здесь живут люди. Связь, общение между соседними деревнями Рума, Борб и Швата прекращались. Подобно медведям, люди пережидали это время в своих огромных берлогах.
Весна же и лето в горах были очень хороши; с возвращением тепла и солнца снова пробуждались к активной жизни люди и природа. Горцы ели сыр, завернутый в лаваш, пасли своих овец и благодарили Бога за его, пусть и не очень щедрые, дары. Ассирийцы, как я уже говорил, были расколоты между собой по причине разных вероисповеданий, но все они всегда оставались верными христианами. Религия играла огромную роль в их жизни. Из учения Иисуса Христа, из его моральных заповедей ассирийцы черпали утешение и моральные силы, которые нужны были им в их безрадостном (с нашей точки зрения) бытии. Они были отрезаны в горах от остального мира, стихийные бедствия или житейские несчастья то и дело обрушивались на их головы — у кого же могло искать защиты и спасения это пастушье племя, как не у всемогущего, всесильного Бога? Где бы еще нашел выход своим душевным переживаниям немногословный житель гор, как не в чистосердечной молитве, обращенной к Богу?
Замечательно то, что до наших горных селений, недоступных и недосягаемых даже для турецкой администрации, смогли добраться в одиночку европейские и американские миссионеры. С начала XIX века они стали подлинными просветителями ассирийцев: устраивали начальные школы для четей, учили грамоте, напечатали на ассирийском языке Биб-1ию и другие религиозные книги, даже наладили издание ежемесячного журнала на ассирийском языке, а для этого привезли из своих стран первые в этих краях типографские печатные станки. Сегодня грамотные ассирийцы знают, что с этого и началось возрождение, а точнее, воскресение нашего языка и литературы, потому что в течение многих и многих веков письменный язык сирийцев-ассирийцев и их литература были почти мертвы и забыты. Так что миссионеры сделали великое дело. Они как раз и обратили в католичество племя ботамас, т.е. нас.
Ассирийцы-христиане жили в горах по правилам строгой морали. Нормы повседневного поведения не позволяли человеку жить, не трудясь, даром есть хлеб, а уж такие вещи, как пьянство или разврат, и вовсе не были знакомы моим предкам из племени ботанае. Конечно, эти люди вовсе не были ангелами. Они могли завидовать друг другу, оклеветать невинного человека, позариться на чужое добро и присвоить его, угнать со своей отарой не свою овцу, они могли быть и переломными, и злопамятными. Но все же совместная жизнь и семье, в роде, в племени, когда каждый человек на виду, плюс христианская мораль, которую им внушали и проповедовали священники, держала членов общины в определенных дамках, заставляла уважать законы общежития. Чужая жена, например, была предметом строжайшего табу. Разводов не было, это запрещалось их католической верой. У ассирийцев в горах молодых людей женили в очень раннем возрасте, невесты часто едва достигали 12—13 лет. Дочери, выходя замуж, переходили в дом мужа, а сыновья, когда обзаводились своими семьями, оставались под одной крышей вместе с родителями. Сплочение мужчин под одной крышей диктовалось не только хозяйственно-экономическими соображениями, но и необходимостью самообороны в случае нападения какого-нибудь агрессивного хана или бека. В горах как в горах... Вооб-
ще-то мусульмане и христиане мирно уживались и в некоторых случаях не просто сосуществовали, но и дружили. Так было до Первой мировой войны, когда случились ужасные и непоправимые вещи...
Нередко бывало так, что 5 или 6 братьев, живя под родительской крышей каждый со своей семьей, имели 7—8 и более детей, так что в одном ассирийском доме проживало в среднем 40—50 человек. Ассирийский дом имел и другое название — «дым». Почему? Где вьется дым над крышей — там, значит, живут, там семья, там — дом. Где дом — там «дым», где «дым» — там дом. Все понятно. Иногда приходилось брать в расчет всех членов клана, т.е. большого семейства. Например, ассирийцы нашей страны знают, что, когда в 1829 году русское правительство разрешило некоторому числу ассирийцев переселиться в Закавказье, в договоре было указано 100 «дымов», а не семей в обычном понимании этого слова. Мои родственники старшего поколения, живущие сейчас в Грузии, еще помнят то время, когда в Турции, в горах они имели общую крышу над головой, один «дым». Вскоре после того, как они перебрались в Россию, родовые семьи распались, сломался весь уклад их жизни. В селении Рума у нас насчитывалось, говорит мой отец, до 70 «дымов».
Когда среди горцев-ассирийцев заключались брачные союзы, любовь, симпатия не принималась в расчет и не значила ничего, часто верх брали хозяйственно-экономические соображения. Разумеется, при прочих равных условиях родители предпочитали отдать свою дочь в дом, где больше овец и коз, где побогаче хозяйство. По такому же принципу выбирали невесту для сына. Иногда решающую роль для заключения брачного союза играли взаимные дружеские обещания, данные родителями друг другу еще при рождении детей. В некоторых случаях это приводило к драматическим событиям. Наши старики, например, помнят, как однажды, когда они еще все жили в горах, женили красивого парня на доброй, с хорошим характером, но совершенно невзрачной девушке-дурнушке. Парень категорически отказывался от женитьбы, но его отец, связанный не то обещанием, не то договором, был непреклонен. Как рассказывает мой отец, в конце концов, дело закончилось тем, что несчастного жениха привязали веревкой к
стволу дерева, подвели к нему невесту, которая была в полуобморочном от страха состоянии, и как-то по-своему совершили обряд бракосочетания, без участия священника. Парень поклялся никогда в жизни не прикасаться к своей уродливой жене, и с горя ушел высоко в горы, на дальние овечьи пастбища. Он пробыл там в одиночестве несколько месяцев, потом вернулся и тихо-мирно зажил со своей дурнушкой. Получилось по известной русской поговорке: стерпится — слюбится — к сердцу прижмет... Супруги прожили вместе пятьдесят с лишком лет и произвели на свет одиннадцать детей. Я знал их обоих, ведь мы, ботанае в Закавказье, все друг друга знаем. Муж поневоле души не чаял в своей жене, очень любил ее и был совершенно безутешен, когда она умерла — не так давно — в нашем селе в Грузии.
По законам ассирийцев нельзя было ослушаться воли отца. Обращение в христианство сделало моих соплеменников в какой-то степени богобоязненными, но, как показывает случай с насильно женатым парнем, и бытовой жестокости хватало в их среде. Их вера в Бога, я думаю, была примитивной, не облагороженной просветлением души. Ассирийцу, уличенному в плохом поступке, говорили: тебя Бог накажет. Он в ответ мог сказать: может быть, Бог об этом и не узнает... Чувства горцев были предельно просты, желания ограничены естественной средой обитания. Абсолютная власть главы семьи была, вероятно, тягостна, но вполне терпима, тем более что она держалась не только на принуждении, но и на силе авторитета и общинного сознания.
Я приведу маленький, но характерный пример. Когда мой отец был совсем молод и еще ничьим отцом не был, дедушка Пирто подозвал его однажды к себе и сказал: «Мой сын, никогда не кури и не пытайся этого делать. Сам я всю жизнь не расстаюсь с трубкой и хочу сказать тебе: курение причинило моим делам очень много вреда. Бывало, отправлялся я в путь, и, пройдя две горы, доставал трубку, чтобы закурить, и в этот момент обнаруживал, что забыл кресало дома, нет огня у меня... тогда приходилось возвращаться, так я терял полдня дороги. А в другой раз кресало было со мной, зато кремень забыт, или табак по дороге кончался, и так происходило много
раз. Не повторяй моей ошибки, сын мой, не кури. Пусть вкус табака даже не коснется твоих губ».
Этих слов было вполне достаточно, чтобы мой отец за всю свою жизнь ни разу не притронулся к табаку. Запрет, наложенный дедом, действовал так сильно, что и на мне он отразился, как бы переданный по генетическим каналам, — я не курю, и никогда даже и не пытался этого делать.
Я уже говорил, что христианство, христианская религия были усвоены моими соплеменниками в грубой, примитивной форме, ибо наряду с этим в их жизни присутствовали и всякие дьяволы, духи — добрые и недобрые, ведьмы, оборотни и прочее. Иначе говоря, много суеверий имело хождение в их среде. А явления природы в некоторых своих формах и вовсе были недоступны пониманию невежественных горцев. До сих пор мой отец и другие старики помнят, как много-много лет назад в Турции в самый полдень солнце, стоявшее в зените, вдруг «закатилось» и наступила кромешная тьма. Перепуганные насмерть жители нашего селения Рума с воплями упали на колени и принялись горячо молить Бога о спасении. Они были уверены, что наступил конец света. Когда через полчаса солнечное затмение прошло и все стало как обычно, радость людей была безграничной.
Рассказывают также, и вполне серьезно, что однажды мой дядя Иосиф поймал ведьму или оборотня. Ассирийцы верили, что где-то рядом с ними, в их же жилищах, обитают оборотни-невидимки. Но духа, который жил в доме и которого по-ассирийски называли шидда, не боялись, так как считалось, что этот оборотень — безвредное существо. Знали даже способ, как изловить его и приручить. Для этого надо было как-то ухитриться воткнуть в платье оборотня иглу или булавку, тогда шидда становился видимым для глаза и мог даже выполнять несложные поручения хозяина, простую работу по дому. Говорят, что именно так однажды и мой дядя Иосиф поймал и приручил шидду. Этот шидда оказался женщиной, страшной уродиной, но утверждают, что она целый год довольно хорошо выполняла разные домашние работы, стирала белье и подметала полы, а потом вдруг куда-то исчезла.
Первобытной обстановке, среде и образу жизни вполне соответствовал и уровень умственного развития горцев-асси-
рийцев. Об их наивности можно судить по притче, которую я часто слышал от отца. Вот она.
Жил в одном селении человек, и все в округе считали его мудрецом. Слух о нем дошел до дальнего села, где жил также всеми признанный умный человек. Этот последний, снедаемый любопытством, отправился в путь, чтобы на месте лично проверить, верны ли слухи о мудреце. Случилось так, что где-то на середине пути он встретился с тем умницей-«конкурентом» и, конечно, решил не упустить случая, испытать его ум. Так вот, поравнявшись на узкой тропинке, прежде чем разойтись, второй мудрец (назовем его так) спросил первого:
— Что самое вкусное на свете?
— Яйцо, — ответил мудрец № 1.
— А как? — последовал еще вопрос.
— Одним глотком, — был ответ.
Что ж, не глупо, признал про себя «экзаменатор», или мудрец № 2, но не стал спешить с окончательным выводом. Ровно через год он снова отправился в то далекое село, и при встрече с мудрецом № 1 с ходу задал ему странный вопрос:
— С чем?
— С солью, — сказал мудрец № 1.
Да, он заслужил славу умного человека, — сделал окончательный вывод второй мудрец. Во-первых, он верно рассуждает, во-вторых, после того, как прошел целый год, он все еще хорошо помнит начало нашего разговора.
По-ассирийски приведенный диалог звучит складно, он рифмованный; в вольном переводе на русский он, к сожалению, теряет свою прелесть. Но это не главное. Чтобы до конца понять смысл этого анекдота, надобно знать, что в жизни моих соплеменников яйцо было редкой вещью и считалось деликатесом — отсюда и отношение к этому продукту как к лакомству (мудрец должен понимать толк в «лакомствах»!). Из притчи ясно, что если человек уверенно разбирался в элементарных житейских вещах и к тому же обладал хорошей памятью, то этого было вполне достаточно, чтобы прослыть среди ассирийцев умным и даже мудрым.
Что могли эти люди знать об окружающем мире? Их жизнь была ограничена горами, они знали только о событиях, которые происходили внутри одного племени. Две-три близлежа-
щие деревни и высокогорные летние пастбища — вот и все маршруты, по которым они ходили. Одни и те же лица, которые менялись лишь со сменой поколения в деревне, монотонный физический труд на протяжении всей жизни, полная подчиненность общинным или семейственным интересам, отсутствие всякой умственной деятельности — такова среда, которая формировала моих предков в горах Турции.
Остается загадкой, что они знали о самих себе? Понимали ли они хотя бы то, что являются жалкими потомками некогда великого и могучего народа ассирийцев и вавилонян, история которых нашла свое отражение даже на страницах Библии? Лишь отдельные грамотные люди, священники например, читали книги и кое-что знали о прошлом. Так и мой отец, умея читать по складам, прочитал Библию и другие религиозные книги, поэтому он знал больше других. А большинство горных ассирийцев мало что ведали о своем прошлом.
Поколения ассирийцев сменяли друг друга, не покидая тех мест, где испокон веков обитали их предки. Пережили они владычество Персидской империи, и Римской, и Византийской, смогли выжить во времена властителей Арабского халифата, в XIV веке их истребляли по приказу Тамерлана, затем они стали подданными Османской империи и дошли до начала XX века. Жизнь — неистребимая штука. Миновало 25 столетий с того времени, когда Ассирия была уничтожена и Ниневию, ее столицу, победители сровняли с землей.
Где-то там, в ученом мире, востоковеды-исследователи спорили и доказывали в своих работах, что ассирийцы не были уничтожены в ходе разрушения Ассирийской империи, что потомки одного из древнейших народов мира продолжают жить в местах их исторического расселения и т.д. и т. п. А они, дети гор и месопотамских равнин, первохристиане, далекие от цивилизованного мира, просто жили, нисколько не задумываясь над своим происхождением, просто были... ассирийцами.
Легендарная Ассирия с течением времени все более обрастала красочной историей и вызывала к себе растущий интерес ученых, тогда как реальные сирийцы-ассирийцы, забытые всеми, под именем «христиане Востока», действительно продолжали жить там же, где жили тысячелетиями. Они выпали из современной истории, но с потрясающей этнической цеп-
костью держались за свои обычаи, христианскую веру и родной язык, хотя их арамейская письменность и литература, когда-то прославленная великими Ефремом Сириным (Мар Апрем по-ассирийски) и Бар-Эбрайа, уже много веков пребывала в полном забвении. Цивилизованный мир давно использовал паровые машины, ездил на поездах и автомобилях, летал на самолетах, но ассирийцы, рассеянные по горам и равнинам Ближнего Востока, никем не признаваемые, не соприкасались с благами технического прогресса.
С таким багажом они и встретили Первую мировую войну.