- 40 -

Война! Мы, как мухи, облепили военкомат. На фронт! На фронт! У большинства моих сверстников не хватало лет или дней до призывного возраста. Моих метрических записей в ЗАГСе не оказалось: все документы сгорели в пожаре, церковь, где меня крестили, разрушена, и все уничтожено. Выход есть, уговорила маму пойти к врачу, как нам сказали, и попросить врача по зубам установить мой возраст. Так и сделали, мама подтвердила, что мне 18 лет, и справку нам выдали. Без паспорта меня и на работу никуда бы не взяли. Пришлось лукавить.

В число первых новобранцев, отправлявшихся на фронт, попал и мой брат Иван. Он был воодушевлен, бодр, говорил, что через месяц - два немец будет разбит! Не унывайте: он скоро вернется с победой. Их увозили на машине в Петропавловск. Он сел в последнюю машину, веселый, и махал нам рукой, пока не скрылись из вида.

Через три месяца пришло извещение, что Ваня был ранен и погиб около Лодейного Поля, там же и похоронен.

Опять наступили черные дни в нашей семье. Кое-как заработав на билет, отправляюсь в Алма-Ату, куда эвакуировался, как мне стало известно, МАИ (аттестат и другие документы я выслала еще в июне). Нашла МАИ, там мне ответили, что они меня могут зачислить, но общежития у них нет. Мне жить негде.

Направляюсь в Педагогический институт, занятия уже начались, учитывая, что на спортивной юношеской республиканской олимпиаде я заняла третье место, меня зачисляют на факультет физкультуры. Прозанимались несколько месяцев, приказ: занятия временно прекращаются, в институте разворачивается госпиталь для приема раненых с фронта. Выдали месячную стипендию и справку.

Куда податься? Решила ехать во Владивосток, где жила Дуся. Покупаю билет до «Новосибирска. По дороге у меня воруют паспорт и оставшиеся деньги (кроме кармана, у меня не было никаких сумочек). Таких пассажиров, как я, оказалось

 

- 41 -

много. Нас ссаживают в Иркутске. Начальник отделения милиции, куда нас привезли, сжалился надо мной и выдал мне справку о пропаже паспорта.

На мое счастье, у меня сохранилась справка из института. С этой справкой, прячась в вагонах то на верхней, багажной, полке, то под нижней, доехала до Владивостока и свалилась на голову перепуганной сестре.

Сестра рада - не рада, но куда деться, стала меня отмывать и кормить. Паспорт получила и вдруг узнаю, что девушек призывают в армию. Немедленно помчалась в горвоенкомат. Приняли, назначили место сбора для отправки в армию. Сообщаю сестре, она в обморок (ждала ребенка) - я схватила что-то необходимое и умчалась на место сбора.

Послужной список в армии умещается в несколько строк. Я думала, что через несколько недель нас отправят на фронт, но пришлось постигать военные профессии.

На поезде везли нас около двух суток. Высадили на каком-то полустанке, а оттуда на машинах, через речку и леса, к небольшому поселку, за которым находилась воинская часть. Получили военное обмундирование и приступили к занятиям. Примерно через месяц принимаем присягу - с этих пор мы полноправные солдаты. Я попросила, чтобы меня остригли наголо, так как на фронте, куда я готова была ехать, нет времени и возможности заниматься своей прической. Все ахнули, даже командир роты, но таких глупышек оказалось только две: я и еще одна девушка.

Нас разбили на отдельные взводы: телефонистки, радистки и артиллеристы. Я, естественно, оказалась среди артиллеристов, исполняя обязанности наводчика орудия к стрельбе. Девушки располагались в одном бараке, а мужчины в другом. Находились мы недалеко от границы, в нескольких километрах от нас - японец. Требовалась боевая дисциплина и немедленная готовность к бою.

Наши винтовки стояли справа и слева в «козлах» при входе в барак. Ложась спать, обувь ставили у ног около нар,

 

- 42 -

одежду, сложенную в определенном порядке, тоже на краю нар. По тревоге, сидя, натягивали на себя гимнастерку, штаны, опускали ноги прямо в сапоги, скатку через плечо вешали на себя, бегом направлялись к выходу, забирая свою винтовку с «козел». В считанные минуты были у орудий. Расчехляем орудие, наводим его и докладываем: «Орудие к бою готово!» Командир засекает время - долго копались! Пять минут прошло со времени тревоги!

И так в ночь по несколько раз, сокращая время готовности орудия к бою. Парни вообще прибегали в одних штанах, у орудий продолжали одеваться - девушки стыдливо отворачивались. Не высыпались, но никто не роптал.

Как-то выяснилось, что я владею фехтованием не только на рапирах, но и штыковым боем (все это я постигла на занятиях по физкультуре в институте в Алма-Ате). Меня назначили физруком полка, не освобождая от обязанностей наводчика у зенитки. Каждую ночь несколько боевых (учебных) тревог. Японец-то рядом! Никогда не высыпались. Днем штыковой бой, стрельба, шагистика, занятия на спортивных снарядах... Никто не роптал, многие писали заявления об отправке на фронт, в том числе и я. Ответ: «партия знает, куда посылать» и т. д.

Однажды во время занятий с мужчинами на параллельных брусьях, я показывала, как нужно делать соскок после нескольких махов, подошло начальство и стало наблюдать, как идут занятия. Потом вызвали меня в политотдел и спросили, не хочу ли я поехать учиться в училище младших лейтенантов связи. Мой ответ был прост: если нужно, я согласна. Была весна 1942 года.

Училище находилось в Хабаровске. По прибытии туда я сразу была зачислена в класс радио. Был набран взвод девушек, и я прибыла последней. Обязательным условием попасть в этот класс - среднее образование, а в те годы в провинциях немногие заканчивали десятилетку, т.е. среднюю школу.

В училище порядки были строгие: с утра до обеда занимались радиотехникой, а во второй половине дня - прак-

 

- 44 -

тические занятия по овладению азбукой Морзе: набирали скорость в приеме и передаче сообщений. Расслабляться было некогда.

Почти ежедневно один час - муштра: навыки командования. В любую погоду ставили нас по четыре человека друг против друга, попарно, на расстоянии около пятидесяти метров. Одна сторона отдает приказы, а их напарники выполняют команду именно своего «начальника» В ветреную погоду и осенью это было трудновато: там я надорвала свой голос, с тех пор закончилась моя карьера «певицы».

Иногда устраивали учения, приближенные к боевым. По тревоге собираемся все вместе, нам выдают саперные лопатки (вешаем сбоку у пояса), винтовки, радиостанции 6-ПК, телефонные провода, коммутатор, скатки (шинели) тоже вешаем на себя и с песнями отправляемся за город. Перед выходом разбивают на группы и назначают командира группы. Помню, я была назначена однажды начальником коммутатора.

К вечеру пришли к месту учения. Команда: «Окопаться!» Своими лопатками роем окоп, устанавливаем коммутатор, телефонисты ведут провода от нашего коммутатора к другим «боевым» точкам объектов, налаживаем связь и выставляем боевые посты. Ночь, все сделано и налажено, а глаза сами смыкаются: устали очень. Нужно еще проверить посты, я выставила два: один на окраине леса, а другой за ним. Начинает светать. Подхожу к дальнему посту и застываю в страхе: среди деревьев там, где я поставила Козлова, шевелится что-то белое и круглое, похожее на привидение. Слышу голос:

- Стой! Кто идет! Пароль!

От страха у меня пропал голос, но выдавливаю пароль и требую отзыв. Все сходится. Подхожу ближе и вижу: у часового все лицо закрыто белым. Он объясняет мне, что в этом лесу гнездо мошкары, они набросились на него и искусали. Он принимает решение: снять кальсоны и защитить лицо, надев кальсоны на голову так, чтобы в прореху можно было все видеть. А пилотку водрузил на свое место. Велела немедленно снять

 

- 45 -

маскировку: скоро нагрянет командир роты.

Мошкара искусала нас здорово, а одну девушку даже положили в санчасть: она вся опухла. Утром позавтракали и тоже с приключениями. Наш повар варил суп из пшена и сушеного картофеля. Котелок повесил на тонкую жердочку и отлучился на минутку. Жердочка перегорела, и котелок упал на огонь. Другого пайка не было, и он решил вынуть из золы картофелины и пшено, помыть их, залить водой и снова варить. Все ругали его нещадно, позавтракали одним хлебом.

Команда сворачиваться поступила ближе к вечеру. Все очень устали: сказалась бессонная ночь и непривычная нагрузка при рытье окопов. Телефонисты запутались в свертывании своих проводов, пришлось их выручать. То ли дело армейские «аристократы» - радисты! Все при солдате и на нем!

Построили в колонну, с песнями и бодрым шагом уже в темноте отправились в училище. Я была ростом ниже всех, и поэтому меня обычно ставили во главе строя. На этот раз я была крайней слева. Глаза слипаются, а ноги идут сами по себе.

По команде: «Левое плечо шагом марш!» колонна поворачивает направо, а я, сонная, иду прямо. Остановились, все смеются, кто-то догоняет меня и водворяет в середину строя. Пришлось мне еще в армии познать, что такое спать на ходу. В училище от нас требовали очень много и жестко, но мы понимали, что на фронте еще труднее, и намного. Никто не пищал.

Нам не давали никаких поблажек, относились как к солдатам, а не к девушкам в шинели. Например, в столовую приходили строем, по команде садились за стол, дежурный приносил кастрюлю с супом, только что снятую с огня, и разливали по мискам. Мы быстро ели, так как следом приносили кашу в двух огромных чашках, каждый брал кашу сколько ему требовалось и клал в свою миску из-под супа. Все ели уже второе, а я не могла справиться с горячим супом, обжигалась, и пока дула на суп, все поели, раздавалась команда «Встать!», и выходили из-за длинного стола. Несколько раз пыталась

 

- 46 -

унести с собой кусочек хлеба, так как не успевала поесть, но окрик дежурного: «Пищу с собой не уносить! Хлеб тоже!» С тоской поглядывая на оставшийся хлеб, выходила из столовой. Поскольку на ужин супа не было - можно было наесться вдоволь. Так научились мы быстро есть.

Немного об организации этих курсов. Командующим Дальневосточным фронтом был Генерал Армии Апанасенко, он еще в Гражданскую войну командовал кавалерийской дивизией. Все знали о его строгости в отношении дисциплины в армии, понимали, оправдывали и любили. Как только появился указ Правительства о призыве девушек в армию, он первый организовал подготовку младшего командного состава из числа женщин и следил за ходом их учебы.

Осенью 1942 года нас выпускают досрочно, присвоив звание младших лейтенантов технической службы. Портные снимают с нас мерки и шьют форму. На воротниках гимнастерок и шинели пришивают черные петлицы с одним квадратиком, что обозначает «младший лейтенант технической службы». Докладывают Командующему. Он велит заменить черные петлицы на общевойсковые, а звание присвоить - «лейтенант», в петлицах два кубика. Все забегали, торжественный выпуск откладывается на несколько дней. Даже пригласили парикмахера: вдруг Командующий захочет посмотреть на своих «птенцов». Выдали нам новую форму, подогнанную каждому персонально.

На торжественном собрании зачитали приказ Командующего о присвоении нам звания, и далее следовало назначение, в какую часть каждому из нас явиться. Троих девушек, в том числе и меня, направили в Узел связи штаба Дальневосточного Фронта командирами взводов.

В каждом взводе были радисты, телефонисты, операторы на СТ и другие связисты. Радисты были высококлассные, достигшие поразительной скорости работы ключом. А об одном из них, Василии Т., просто ходили легенды. И нужно же было беде случиться с ним! У него была девушка, сам он

 

- 47 -

из Хабаровска, которая жила недалеко от штаба фронта. Однажды, возвращаясь с ночной смены, он стал последним в строю, на повороте незаметно исчез: зашел к девушке. Через небольшой промежуток времени явился в часть. Видимо, он и раньше так делал, но на этот раз на вахте его «засекли», и пошло по начальству выше.

Посадили на гауптвахту, а потом решили устроить показательный суд в назидание всем остальным. Василия все уважали и надеялись, что пожурят и на этом все кончится. Но речь прокурора насторожила нас, стало ясно, что приговор будет суровым. Трудно было поверить, но приговорили к отправке на фронт в штрафную роту! Как радист он был клад, но какая от него будет польза в штрафной роте!

Поселили нас в гостинице, принадлежащей штабу фронта и находившейся в пяти минутах от штаба, в двухместных номерах с телефоном. Однажды прихожу я после ночной смены, а мне говорят, что все мои вещи находятся в другом номере, а в этом поселили артистку, приехавшую с администратором и музыкантом.

Певицу звали Тамара Ханум, о ней я раньше ничего не слышала. Но в этой ситуации из-за телефона пришлось довольно часто с ней сталкиваться, особенно с ее администратором. Звонили и спрашивали меня, а Тамара отвечала, что это она и есть, а дальше от скуки разыгрывались какие-нибудь сценки. Ничего особенного не было, но пришлось серьезно поговорить с ней и с ее администратором, настроенным на шутливый лад. Тамара Ханум выезжала с концертами во все воинские части, даже расположенные далеко от Хабаровска. Иногда Командующий Фронтом приглашал ее к себе. За успешную политработу ей присвоили воинское звание «капитан» административной службы (политработы).

Вдруг нашего Командующего Дальневосточным фронтом генерала армии Апанасенко переводят на Запад. Назначают нового, генерала армии Пуркаева. Разговоры, сожаления... Всех женщин-офицеров отправляют подальше от

 

- 48 -

Хабаровска. В августе 1943 г. я получила назначение прибыть для продолжения службы в Николаевск-на-Амуре в штаб Северной группы войск. Приказ не обсуждается, а служба везде одинаковая: взвод, дежурства и строевая подготовка.

Наш отдельный взвод связи, мужской, временно размещался на какой-то намертво пришвартованной посудине на берегу Амура, а на службу, как положено, выходили в штаб армии. Появляется у нас чудо-солдат, лет сорока, со своим «уставом»: всем делает замечания, наводит порядок, чистоту, а меня называет «дочка», и больше никак.

Однажды я возвращаюсь из штаба, и вдруг разразился такой ливень, что всех перепугал: буквально за две-три минуты улицы города превратились в реки, стремительно текущие в Амур. Негде было спрятаться и бесполезно: сверху, с боков, снизу - вода! Ливень так же вдруг прекратился, как и пошел. Солнце засияло, вода убежала, и пешеходы продолжили свой путь. Мокрая насквозь, я появилась перед очами нашего дневального. Ох и расшумелся же он! Мигом стащил с меня сапоги и понес куда-то сушить.

- Дочка, снимай гимнастерку! Заболеешь!

Нужно было уходить, а он не дает мне мои сапоги (я снимала комнату в частном доме). Пришлось повысить голос, да толку мало. Он был из Йошкар-Олы. С какой любовью рассказывал о своем городе, приглашал приехать в гости после войны.

Ближе к зиме всех перевели в теплые помещения. К моим заботам еще прибавилось отделение девушек. Наступили холода, потом морозы, а строевая подготовка на улице не отменяется. Да и в здании холодно: все было сколочено летом наскоро. Однажды меня вызывают в политотдел и устраивают разнос: У меня солдат-девушка беременная! От кого?

- Не от меня же, - думаю я.

Что тут началось! Ее изолировали в отдельную комнату, допрашивали, кто посмел нарушить устав! Когда? Где? От кого? Она отвечала одно:

 

- 49 -

- Не знаю, ни с кем не была в связи, наверное, в бане села на то место, где перед нами мылись мужчины...

Начальство орало:

- Не строй из себя святую Деву Марию!

А паренек-солдатик вечерами, крадучись, появлялся около комнаты, где лежала бедная девочка с высокой температурой. Смотрел на меня умоляюще, чтоб я его не выдала, хотя я не спрашивала ее, кто отец ее будущего ребенка: я не должна была это знать, поэтому с чистой совестью отвечала начальству, что никогда ее ни с кем не видела, возможно, во время увольнения в город познакомилась с кем-либо из мужчин. Если бы они нашли «виновника», то немедленно отправили бы его в штрафную роту на фронт.

В ноябре 1943 г. получаю новое назначение: командировка от базы Северной группы войск в Сахалинский отряд, г. Александровск. Сильные морозы сменились пургой. Погода была нелетная, и мой вылет все время откладывался, почти неделю провела на военном аэродроме. Наконец, командование приказывает доставить секретный груз с сопровождающим. На следующее утро прибыла в авиаполк с мешком корреспонденции. Хотя пурга не утихала, но самолет вылетел.

Вел самолет сам командир полка, а меня и майора, не знаю его должности, разместили в бомбовом отсеке на лестнице, уложенной поперек самолета. Мы с майором уселись на лестнице верхом (вернее, он верхом, а я на перекладине: была в юбке).

Пролетаем над Татарским проливом. Друг друга не слышим, хотя перед полетом майор - шутник спрашивал меня, не расскажу ли и ему пару анекдотов во время полета. Майор кричит мне, что будем делать, если по ошибке летчик откроет бомболюки и т. д. Самолет совершил посадку, майор спустился на подставленную лестницу и бодренько приказал солдатам:

- Разгружайте бомбы!

Солдаты поднялись и крикнули:

- Здесь женские ноги!

 

- 50 -

Сняли меня и на руках принесли в землянку командира полка. Натерли ноги спиртом, надели унты командира полка, напоили чаем с ромом - и я согрелась. Созвонились со штабом сахалинского отряда, за мной прислали связного и усадили в кошевку, запряженную лошадьми, укутали меня в огромный тулуп, рядом положив мешок с секретной корреспонденцией.

Ночь была тихая, морозная, необыкновенно темная, небо усыпано звездами. Лошади бежали бодро, ямщик - связной расслабился, видимо, сон подбирался к нему. На крутом повороте меня выбросило из кошевки вместе с моим мешком. Кое-как освободившись от тулупа, поняла, что мы с мешком одни в этой бескрайней снежной пустыне. А вдруг волки! Куда идти, в какую сторону? Спустя какое-то время услышала шум, прислушалась, подъезжает мой возница, радостный, что нашел меня. Теперь уже доехали до штаба.

На Сахалине в армии служили, в основном, местные жители. На следующий день помогли мне снять комнату около штаба.

Работу по штабу мне поручали самую разнообразную, даже оформление различных докладов командующего об операциях западных фронтов. Я бы сказала, что начальство меня не только любило, но даже баловало. Штаб дивизии находился далеко от города, морозы стояли лютые. Рано утром приходилось добираться почти бегом, чтобы не замерзнуть. Несколько раз наш командующий, проезжая мимо, останавливался, велел мне сесть в машину, говоря:

- У тебя щеки отморожены, немедленно натереть их снегом! Что же я доложу вышестоящему начальству? У нас ЧП? Офицер отморозил щеки?

Видимо, ему доставляло удовольствие подшучивать надо мной.

В выходные дни тоска: делать нечего и идти некуда, в городе культурная жизнь замерла. Вечерами иногда выходили на улицу и слушали шум прибоя, который не умолкал никогда и властвовал над всей округой! Иногда днем бесцельно бродила

 

- 51 -

по городу из конца в конец иди подходила к порту. Однажды встретила двух бесцельно бродивших офицеров, как и я. Кто-то предложил зайти к его другу, который живет недалеко, на окраине города по дороге в штаб и недалеко от моего временного местожительства. Предложение принято, зашли в магазин и купили бутылку вина «Спотыкач».

Хозяева нас встретили радушно, быстро накрыли на стол, и все уселись за пиршество. Я отказывалась пить вино, так как никогда и ничего не пила. Меня все хором стали уговаривать, что это сладкое вино, и после мороза нужно выпить. Налили полстакана, объяснили, что все пьется залпом.

Вскоре голова у меня закружилась, и я решила пойти в другую комнату прилечь. Рядом с диваном стоял стол, на котором лежала булка хлеба. Мне ужасно захотелось есть, протянула руку к хлебу, булка стала отодвигаться от меня. Долго пыталась отщипнуть кусочек хлеба, но бесполезно: хлеб убегал все дальше от меня. Поняла, что я пьяная и надо уходить домой. Незаметно оделась и вышла на улицу. Навстречу шел солдат, как - то странно посмотрел на меня, но мои ноги сами неслись вперед, унося меня. Войдя в дом, присела на топчан у входа, чтобы снять сапоги, но больше ничего не помнила.

Хозяин с хозяйкой, увидев меня лежащей на топчане у входа, правильно оценили обстановку, раздели и уложили в кровать. Утром мне было очень плохо, но на службу явилась вовремя. Рвота то и дело гоняла меня на улицу (туалет был во дворе). В коридоре встретилась с начальником штаба. Посмотрел он на меня, задал несколько вопросов, вызвал своего адъютанта и велел ему на машине доставить меня домой. Порекомендовал почаще и побольше пить крепкий горячий чай.

После службы сам заехал ко мне, я уже немного отошла, по-отечески пожурил и велел на следующий день оставаться дома. Это было первое ЧП в моей жизни, но последовало и второе, незначительное.

Неженатые офицеры обычно собирались после службы вместе, рассказывали анекдоты, смешные истории, а иногда

 

- 52 -

шли в Дом офицеров, где играли в бильярд. Естественно, я к ним присоединялась. В шутку мы прозвали наши сборища «Союзом холостяков», даже понравилось такое название. Однажды вызывают меня в политотдел. Зачем? Понятия не имею. Захожу в зал: длинный стол, за ним сидят человек восемь-десять. Четко, по-военному рапортую о своем прибытии. Строго отчитали меня за какое-то неофициальное объединение в «Союз холостяков» и стали стыдить, как это я, девушка, комсомолка, офицер, могла вступить в подобный союз, и т.д. Ох, и досталось мне! На всю жизнь запомнила этот «разнос».

Начальство нашего политотдела, стыдя меня за Союз холостяков, прятало улыбку, глядя на юную девочку, в страхе дрожащую перед ними, просто они меня оберегали. Нужно сказать, что я постоянно чувствовала теплое к себе отношение на службе. Всегда была веселая, общительная, и меня прозвали «наш колокольчик» за мой смех.

В мае 1944 г. вернулась в Николаевск-на-Амуре. Через несколько месяцев вновь приказ: явиться в штаб фронта в Хабаровск. И опять нелетная погода и «палочка - выручалочка» - два мешка секретной корреспонденции, которую нужно доставить в штаб Фронта.

Все тоже закончилось благополучно, но на летном поле выгрузили сначала мешки, а потом вынесли меня и уложили на эти мешки, такова была моя воля. Мы летели на Дугласе, в небольшом грузовом самолете, без кресел, только боковые полки. В салоне было человек двадцать летчиков, недавно окончивших летное училище. Конечно, наперебой все флиртовали со мной, рассказывая всякие небылицы.

Попали в воздушные ямы, около двух часов болтались мы в них: то вверх, то вниз - рвота душила меня, сердце останавливалось. Открыли маленький иллюминатор в окошечке, направили струю воздуха на меня, но ничего не помогало мне: самолет бесконечно поднимался вверх и стремительно падал вниз, и так почти до Хабаровска.

 

- 53 -

Прошло более двух часов, пока машина не пришла за мной. В штабе фронта сверка печатей на мешках, протоколы, звонки и что-то еще длилось до ночи. Выяснилось, что все в порядке, а они не получили сообщения из-за плохой погоды: не было связи. Отвезли меня в ту же гостиницу штаба фронта, в которой я начинала свою офицерскую службу.

В оперативном отделе штаба фронта, куда я должна явиться по предписанию, мне сказали, что радиостанция, начальником которой я назначена, будет монтироваться на радиозаводе в грузовой машине, а пока я буду в подчинении начальника этого завода. Через день приняла отдельную роту мужчин, недавно призванных в армию. Их нужно обмундировать, обучить строевой подготовке, и вся воспитательная работа ложится на меня, то есть полностью подготовить их к службе в армии. Ничего подобного я до сих пор не встречала: половина из них, выражаясь современным языком, были бомжи, голодные, полураздетые.

Все стало постепенно налаживаться. После месячной подготовки их распределили по воинским частям. Строевые занятия проводила сама, а обмундированием занимался старшина Родионов, богатырь ростом и телосложением. Он вел учет обмундирования и расходов, иногда помогал мне проводить строевые занятия. Я ему доверяла, и зря. После моего перехода на другую работу мне сказали, что он отъявленный жулик, нажился на армейском обмундировании. Это выяснил следующий командир роты при ревизии. Случилось бы это раньше, он подвел бы меня под трибунал.

Полковник, начальник радиозавода, сказал мне, что мне нужно принять женскую роту солдат, работающих на радиозаводе. Старший лейтенант, командир этой роты, подал рапорт об освобождении его от этой должности. Он готов служить где угодно, но только не с женщинами. Вот мы и обменялись с ним ротами.

Никогда не забуду первый день моего появления в этой роте, которая размещалась в двух огромных круглых «фанзах».

 

- 54 -

Внутри, как в цирке: по кругу двухэтажные нары, в центре стоит стол, скамейки, но это не существенно. На нарах попарно и в одиночку лежали якобы «больные» девицы - солдаты.

Взяла журнал у старшего лейтенанта и стала знакомиться с каждым «солдатом»: фамилия, причина болезни и т.д. Естественно, у врача никто не был, у них месячные, и им нужно лежать. Старший лейтенант стыдливо отворачивался при таком разговоре. В конце я объявила, что их месячные в следующий раз появятся приблизительно через месяц, о чем я пометила в журнале, а сегодня всем встать и отправиться либо на работу, либо в санчасть. Спросила, есть ли среди них такие, которым требуется немедленная медицинская помощь? Таких нет. Все отправились на работу.

Как тут не вспомнить генерала армии Апанасенко, который мудро все предвидел, когда объявили набор девушек в армию, и создал училище подготовки женщин-офицеров.

Вскоре с этой ротой пришлось проститься: получаю новый приказ - приступить к работе в оперативном отделе штаба фронта. Знакомлюсь со служебными материалами о Квантунской армии Японии и прослеживаю, как идет монтаж моей радиостанции на грузовой машине. Перед окончанием монтажа я должна пройти стажировку на радиостанции Командующего фронтом, а пока мне дают недельный отпуск, который я решила провести во Владивостоке.

Во Владивостоке меня ждало разочарование: сестра была эвакуирована, а зять все время находился в море. От нечего делать побродила по территории подплава, расположенной почти в центре города, решая, не поехать ли мне обратно в Хабаровск. Начальник штаба бригады, встретив меня, поинтересовался, как я отдыхаю. Узнав, что собираюсь уезжать из-за того, что нет никого дома, предложил мне сходить в море на эсминце и посмотреть, как идут военные учения по стрельбам на море. Сначала я не поверила этому, но он подтвердил возможность моего присутствия на морских учениях. Безусловно, я с восторгом приняла его предложение.

 

- 55 -

Утром примерно в половине восьмого за мной пришел вестовой, и мы отправились на корабль. У причала стоял огромный красавец-эсминец «Сталин». Поднявшись по трапу, присоединилась к офицерам, готовящимся к подъему флага. Я встала крайней в офицерском строю. По команде: «На флаг и гюйс смирно!» вместе с другими застыла, приложив руку к пилотке. После подъема флага все занялись своими обязанностями, корабль взял курс в открытое море. От нечего делать бродила по палубе, наслаждаясь морем и легким утренним ветерком.

Меня окружили матросы, свободные от вахты, стали задавать массу вопросов, шутили. Вдруг слышу голос подошедшего матроса:

- Товарищ лейтенант, разрешите обратиться! Вас просят к телефону!

Удивилась я, кто мог мне позвонить... На берегу у меня нет никаких знакомых, Николай, зять, в море... так и я же в море! Улыбнувшись, спросила:

- Кто меня спрашивает? Рыбы?

- Ха-ха-ха! - раздалось среди матросов - Вы первая, не поддавшаяся на подобный розыгрыш!

Напряжение было снято, завязалась беседа. Подошел младший лейтенант и сказал, что по поручению командира корабля он в свободное время будет сопровождать меня и знакомить с кораблем. Зашли в котельное отделение. Пишу «зашли», но не так-то просто зайти туда: сначала нужно открыть один люк, спуститься и задраить его, а затем открыть другой люк. Волна жара обдала нас! У топки работали матросы! Как они могли выносить это: жар и шум - страшное пекло! Это был сущий ад! Более пяти - десяти минут трудно все это выдержать. Вернулись наверх тем же путем, поочередно открывая -закрывая люки.

Мне очень понравилась кают-компания: огромный стол со стульями, хорошо сервирован стол. Прямо, напротив входа, висел большой портрет И. В. Сталина, с его собственноручной

 

- 56 -

подписью в дар эсминцу, носящему его имя. Офицеры подробно мне рассказали, как удалось получить этот портрет, а главное -с подписью Сталина.

Командир корабля предложил мне набросить на плечи его плащ, а на голову надеть его фуражку, так как моя одежда не подходит для морских прогулок. Облачившись во все это, я долго стояла у борта, наблюдая за далеко проходящими подводными лодками Море было спокойно, ярко светило солнце.

Поступило предложение: не хочу ли я принять участие в подсчете результатов выстрелов по щиту, стоящему на якорях. А прочему бы и нет! Это даже очень интересно! Спустились в катер, стоявший у корабля. После каждого выстрела эсминец разворачивался, и наш катер, преодолевая кильватерную струю, где нас швыряло с борта на борт, подходил к щиту и матросы семафорили о результатах на эсминец. После третьего выстрела я уже стоять не могла: меня крепко укладывало на борт, и я почувствовала тошноту.

Младший лейтенант посоветовал мне встать, широко расставив ноги, упереться в противоположные борта, и постараться пружинить при каждом крене катера. Легко сказать: это можно делать в брюках, но я была в узкой юбке, без разрезов и складок. Вдруг мы подходим к трапу корабля, и меня буквально на руках подняли наверх, с поддержкой матроса дошла до каюты командира корабля и свалилась на его постель. Благо, там была раковина и вдоволь воды: меня выворачивало всю наизнанку. Наверное, сутки не вставала с постели, приносили пищу, но я пила только чай.

Кончились стрельбы, море успокоилось, и я могла появиться в кают-компании. Обратно шли полным ходом. Но вибрация от работы машин сыграла злую шутку со мной. Сначала, ничего не подозревая, уселась за стол, решила начать с чая, но не тут-то было: стакан чая, дрожа и пританцовывая, удалялся от меня, за ним последовали ложки, ножи и вилки, издавая дразнящий звук. Все внутри меня задрожало, и я едва успела выскочить на воздух. Опозорилась я в том походе

 

- 57 -

здорово! Но никто и вида не подал. Поблагодарила командира корабля, он был очень вежлив, сказал, что ему было приятно иметь гостью на корабле.

Вскоре вернулся из похода и зять (старший инженер-механик подлодки), смеясь, спросил меня:

- Не ты ли была на эсминце «Сталин» во время учения?

Получив утвердительный ответ, рассказал, что все подлодки получили сообщение: «На эсминце « Сталин» - баба!» Это когда я стояла у борта корабля, любуясь морем, сигнальщики в бинокль зорко разглядели «бабу» на эсминце и сообщили всем!

В первый день после моего возвращения из Владивостока начальник радиозавода приглашает к себе и стыдит:

- Вы же офицер, а ведете себя как! Вам не стыдно!

- В чем дело? Объясните! - спрашиваю я.

- Лейтенант, командир роты, и инженер Генералов подрались из-за Вас! Лейтенант применил оружие! Вы понимаете, что это такое! ЧП!

Ничего не могла сказать в ответ, так как инженера Генералова я плохо знала, видела на работе насколько раз, и не более того, а с лейтенантом не было никаких встреч, кроме деловых. Да и устала я от этих всяких «женских историй». Все уже позади: я спешила на стажировку по своей специальности -на радиостанцию.

Радиостанция командующего Дальневосточным фронтом размещалась в четырех железнодорожных вагонах, стоявших в тупике на окраине города. В трех вагонах - радиостанция и силовые установки, а в четвертом - жили солдаты и офицеры. Для меня освободили от книг купе, запихав их на верхние полки, а внизу - две лавки свободные.

Трудно забыть мое первое впечатление, когда я вошла в приемно-передающий центр: огромные лампы, с меня ростом, урчали, пыхтели, вызывая какое-то мистическое состояние. Я стою рядом с лампой и чувствую, что она живая. А инженер, майор, как бог расхаживал между ними. Все это меня поразило.

 

- 58 -

Однако проработав целый день с приборами высокого напряжения, чувствуешь усталость во всем теле. Первые три ночи я не спала: как только засыпаю, меня словно кто-то начинает душить, лишь на рассвете удавалось поспать часика два-три.

У майора был самый мощный мотоцикл того времени. В выходные дни он обычно выезжал на нем куда-то за город. Однажды пригласил меня покататься, а заодно и поучиться водить машину. За городом, куда мы приехали, он объяснил мне, как заводить машину и трогаться с места. Управление газом находилось на ручке машины, а рычаг сцепления слева внизу. Практически все просто, но чтобы мне дотянуться до рычага сцепления, нужно низко нагнуться, пошарить и найти его, перевести в определенную позицию, а потом добавлять плавно газ. Пока я искала его одной рукой, а другая, которой я опиралась, непроизвольно «газует» на полную мощность, рывок, бешеный скачок, и я лечу куда-то вперед, делая сальто. Лежу на траве, а где-то рядом, лежа на боку, урчит мотоцикл. Попробовали несколько раз - то же самое! Учение не состоялось - мой рост подкачал.

На следующий день пошла в общую городскую баню помыться. Ко мне подходит женщина и говорит:

- Милая, за что же это так тебя?

Оглянулась, а у меня вся спина в огромных синяках!

Мое время стажировки кончилось, вернулась в отдел, велено принимать радиостанцию, смонтированную в кузове грузовой машины "Студебеккер". Отдельно силовой отсек для двигателя, в салоне, где размещалась сама радиостанция - ящик, внутри которого находились умформеры и все необходимое для обслуживания рации. Крышку ящика обтянули тканью, это и было мое спальное место.

Долгожданный День Победы наступил, война с фашистской Германией закончилась, но после официального сообщения по радио из Москвы народ обезумел от счастья. Вечером в городском парке военные стреляли в небо, словно посылая свою

 

- 59 -

порцию вдогонку останкам фашистов. Все кричали, смеялись, обнимались. Всеобщее ликование охватило буквально всех, радости не было конца. Но мы-то знали, что война еще не закончена, армия с запада на поездах следовала дальше на восток, и мы берегли патроны, напрасно не выбрасывая их в воздух. Те, кому не привелось воевать на Западе, рвались в последний бой, чтобы поставить свою точку этой войне.

Нам выдали полевое обмундирование, автоматы и заменили наганы на пистолеты, которые нужно было пристреливать. Из винтовки и нагана я стреляла отлично, но автомат... Помучилась, израсходовав немало патронов.

В салоне радиостанции провела весь остаток своей службы, двигаясь вместе со штабом 2-го Дальневосточного фронта. К началу боевых действий на Востоке ДВФ (Дальневосточный фронт) делится на два фронта: Первый Дальневосточный фронт, со штабом в Уссурийске, и Второй Дальневосточный фронт, по-прежнему, со штабом в Хабаровске.

Нашим войскам предстояло действовать против полуторамиллионной японской группировки. Одна только Квантунская армия насчитывала около миллиона солдат и офицеров, а всего сухопутные силы Японии достигали 5,5 миллиона человек.

В ночь на 9 августа началось наступление всех наших фронтов: 1-го Дальневосточного, 2-го Дальневосточного и Забайкальского. Войска нашего, 2-го Дальневосточного, фронта развертывали наступление на сунгарийском и жаохейском направлениях. За неделю мы продвинулись в глубь Маньчжурии на 50 - 200 километров.

Во взаимодействии с Краснознаменной Амурской флотилией форсировали Амур, который из-за ливневых дождей разливался до 60 километров в ширину, преодолели горные перевалы Малого Хингана и вышли к городу Дзямусы, продвинувшись в глубь Маньчжурии до 200 километров. Сорвались попытки японского командования задержать наше наступление на сунгарийском направлении. 2-го сентября Япония капитулировала.

Советские войны продемонстрировали подлинный героизм.

 

- 60 -

Рядовой Г. Е. Попов, младший сержант А. Я. Фирсов и ефрейтор В. С. Колесник повторили подвиг Александра Матросова. Посмертно им было присвоено звание Героя Советского Союза.

Некоторым штабным офицерам и мне разрешили возвратиться в Хабаровск на корабле. В жизни не видела ничего красивее Амура: тучи мотыльков-однодневок, как снежинки, по вечерам кружились около корабля и, падая, застилали белым ковром поверхность реки. Живописные деревья и кустарники, обрамляя берега и окрестности, манили к себе, словно в сказку о райском уголке.

Перед отъездом из Хабаровска узнала, что мой младший брат, Николай, был призван в армию, находился в стрелковом полку под Уссурийском. Был ранен в голову, лежал в полевом госпитале, но не догадался обзавестись справкой о контузии, о чем позже весьма сожалел: мог бы получить дополнительные льготы, которых так не хватало после войны. Он буквально нищенствовал, пока я «отсиживалась» в лагерях.

Приказ об увольнении в запас всех женщин, служивших в армии, был подписан командованием фронта в декабре 1945 года, а до нас он дошел только к апрелю 1946 года.

В ожидании приказа съездила к маме, в Казахстан. Вернувшись в Хабаровск, продолжала периодически нести дежурство при радиостанции, расположенной за городом. Надо было готовиться к поступлению в университет. По совету сослуживцев избрала Рижский университет. Один полковник оперативного отдела штаба фронта дал мне рекомендательное письмо к своему другу, командиру одного из войсковых соединений, находившихся в Риге. В этом письме просил друга посодействовать мне в устройстве на работу, с жильем и в поступлении в университет.

В любом вузе нужно сдавать экзамен по иностранному языку: немецкому или английскому. Узнала, что в Доме офицеров были организованы курсы английского языка для офицеров, и я решила посещать их, так как все, что связано с Германией, вызывало во мне неприязнь. В Николаевске-на-

 

- 61 -

Амуре пару недель прозанималась на подобных курсах, но оставила их из-за командировки на Сахалин.

На курсах в Хабаровске познакомилась с женщиной, Надей. Она была врач, а ее муж - военный корреспондент. Английский язык давался нам нелегко, особенно мне: все время вмешивался немецкий язык.

Вечера мы обычно проводили в городском парке, на танцевальной площадке. Однажды на танцах ко мне подошел мужчина, в странной военной форме, и стал что-то говорить. Я его не понимала, но рядом оказался наш офицер и сказал мне, что майор - американец приглашает меня потанцевать с ним. Недоразумение исчезло, и мы закружились в вальсе. Он что-то говорил, а я улыбалась в ответ. Вдруг знакомые фразы, которые мы заучивали на курсах: «как вас зовут», «меня зовут», «я живу...», «где вы живете»... Знакомство состоялось, а дальше ответные улыбки. В интервалах между танцами мы подходили к переводчику, сопровождающему их. Переводчик объяснил мне, что американские летчики живут за городом в воинской части: они строят воздушную трассу между Хабаровском и США. Я не понимала, как это можно строить воздушную трассу, но не забивала себе голову подобными вопросами.

Под конец вечера переводчик передал мне приглашение майора Джона на оперетту, которая будет идти в Доме офицеров в конце недели. В театр они приезжают всей группой.

Об этом приглашении и о своем знакомстве с американцем я рассказала своей подруге по курсам, Наде. Решили пойти вместе и стали заучивать элементарные фразы. В субботу у входа в театр нас ждал переводчик с каким-то офицером, по имени Парк, что меня крайне рассмешило. Для Нади нашелся доктор, а я осталась с Парком, который через переводчика объяснил, что Джон подвернул ногу и просил Парка поухаживать за мной. Шла оперетта «Марица», перевод не требовался.

 

- 62 -

После этого случая мы с Надей решили активно приналечь на английский язык. У Нади оказалась знакомая девушка, которая закончила английское отделение пединститута, работает переводчицей, и она поможет нам учебной литературой по английскому языку. Знакомство состоялось, но вскоре пришли документы на демобилизацию, и я поехала во Владивосток. Перед отъездом сказала своим приятельницам, что какое-то время я буду жить во Владивостоке у сестры, и если они пожалуют в этот город, то с удовольствием встречусь с ними. О своем приезде они могут написать мне до востребования на главпочтамт. Лида сообщила, что во Владивостоке у нее служит брат, и она собирается в ближайшее время навестить его. По приезду обязательно найдет меня.