- 180 -

НА ПОСЛЕДНИХ РУБЕЖАХ

(Воспоминания о Сталинграде)

 

И где-то в середине октября мы отошли к поселку Спартановка, граничившему с северной частью тракторного завода, где так-

 

- 181 -

же шли ожесточенные кровопролитные бои. «А ну-ка, быстрей за мной!» — это команда старшины-химинструктора саперной роты. Он схватил меня за руку и потащил по крутому склону к причалу, что на берегу Волги. «Вот-вот сюда немцы ворвутся!». Старшина — мой опекун, лет на пять старше меня, звал меня «земляком» (мы оба смоленские), часто встречаясь, совал мне в карманы то сухарь, то гранату-лимонку, то просто горсть патронов, приговаривая: «В хозяйстве все пригодится!»

Быстро вечерело. У причала по берегу Волги сотни раненых, ищущих катера с паромом. «Идите сюда! Место есть!» — и я увидел своего помкомвзвода Каржавина, стоявшего под разбитой крышей разрушенного сарайчика. «Нет, мы устроимся вот здесь!» И старшина определил меня и себя между двумя толстущими бревнами сходен. Единственной желанной мыслью моей была тогда, хорошо помню, ткнуться куда-нибудь и заснуть мертвецким сном. Ни есть, ни пить — ничего не хотелось. Да и многие раненые, «мотанные боями и бессонницей, тут же спали лежа, сидя, кто как мог устроиться. Даже не хотелось думать ни о чем, лишь бы сомкнуть глаза и спать, спать. Проснулся от страшного грохота... шла бомбежка...

Когда я увидел то место, куда нас звали накануне, меня затрясло, холодный пот покрыл тело. Глубокая воронка-кратер вместо сараюшки и трупы на дне ее. Оттуда же, карабкаясь, выбираясь искалеченные, окровавленные раненые. Языки пламени лизали тела убитых и живых.

Среди них, обливаясь кровью, без руки, полз старший сержант Каржавин. Я бросился ему на помощь. Но меня кто-то сильно толкнул и крикнул: «Быстро строиться!» Секунды на построение. Сверху от тракторного полоснула свинцовая струя немецкого пулемета. Нас разбили на две группы. Первая, человек десять, вперебежку через реку Мечетку начала занимать оборону под крутым склоном у тракторного завода. Вторая, по численности примерно такая же, как наша южная, побежала наверх направо в сторону Спартановки. Кто командовал нами в эту кошмарную ночь, я не знал. Но только и потом наших знакомых командиров я не видел. И старшину, моего друга, тоже не встречал...

С этого времени, можно считать, образовался «северный плацдарм», отрезанный кусок от основной 62-й армии. Плацдарм - небольшая полоска правого берега Волги в 3—4 километра длины и вглубь, в сторону Спартановки,— 300—400 метров. Это была

 

- 182 -

наша советская земля, и мы должны были ее защищать. И себя первую очередь. Сзади Волга — отступать некуда.

Даже через призму далекого времени память сохранила многие события и моменты отчаянной борьбы до такой ясности, что кажется, происходили они совсем недавно: вчера, позавчера...

Я только в госпитале сообразил, что мне в самые страшные сталинградские бои исполнилось 8 лет. «Какой же я старик!» - подумалось мне.

В ту жуткую ночь мы вкопались в землю под носом у немцев. На следующий день мой сосед по окопу крикнул мне: «Сходи узнай, что и как там у них на правом фланге — в Спартановке? Они начали светить ракетами. Перебежками, ползком по бревнышкам через Мечетку я прошел половину пути. Свернув налево, неожиданно попал в окоп-землянку, прикрытую тростником, где находились лейтенант и два сержанта. Выяснилось, это они разводили нас ночью. «Что у вас?» — «Окопались, держимся!» Ещё несколько вопросов и ответов.

При свете ракет немцы, вероятно, заметили меня, и куда я юркнул, открыли сначала минометный огонь, затем пустили в ход артиллерию. Задрожал наш окопчик, земля посыпалась за воротник: снаряды ложились все ближе к цели. Лейтенанту показалось, что гитлеровцы перешли в наступление. «Связной! — это он мне.— Немедленно узнай, что там наверху!» — и он указал в сторону Спартановки. «Товарищ лейтенант; может, подождать? Огонь-то какой!» «Я приказываю!»

Приказ есть приказ — его надо выполнять. Сломя голову я выскочил из окопа и сразу же плюхнулся в воронку от взорвавшегося снаряда. Что делалось со мною в эти минуты, описать трудно. Единственная мысль засела в голове: «Побыстрее к ребятам, к Спартановке!» Снаряды рвались рядом, то справа, то спереди, то сзади, засыпая меня землей. Над головой свистели осколки снарядов, вздрагивала земля подо мною. Я рванулся влево, куда мне предстояло идти. И снова в воронку. В ушах, глазах пыль, земля, на зубах скрипел песок. Отплевывался, протирал глаза и снова вперед. Сердце учащенно, больно билось, сам как струна натянут. «Конец!» — проскальзывало в мыслях. Кромешный ад! Вот когда вспоминаешь о Боге.

А немец не жалеет снарядов. Ракета взлетает за ракетой. Взрыв! Взрыв! Еще перебежка. Теперь снаряды рвались больше сзади. Я примерно знал расположение наших спартаковцев (мне успел рас-

 

- 183 -

 

сказать один из сержантов). Еще бросок, и я вскоре оказался в окопе-подвале «северян». «Что у вас? Как дела?» Я, конечно же, прежде рассказал, кто я и откуда. «Как видишь — держимся! Боеприпасов маловато»,— говорил со мной их сержант, единственный младший командир.

А немцы-то были совсем рядом, в 15-20 метрах через дорогу, разделяющую поселок на две противоборствующие стороны. «Так вот и воюем — делаем вид, что у нас два пулемета»,— продолжал сержант.

Но вдруг он быстро, оттолкнув меня в сторону, нагнулся, что-то схватил и с силой бросил в сторону гитлеровцев. «Заразы-фашисты замучили гранатами, но мы их отучим швыряться!». Над головами фашистов раздался взрыв. Оказалось, что фрицы пытались и пытаются забросить в наши окопы свои гранаты на длинных ручках — гранаты-колотушки. Но красноармейцы быстро рассекретили их: те разрывались через 8—10 секунд после броска. Они успевали схватить и снова бросить их фрицам. Наши воины зорко следили за всеми каверзами противника. «Иначе нельзя! Специально дежурство установили. А лейтенанту передай: держимся! Пусть подумает, где достать патронов. Вот последний ящик пошел в ход». Рядом два красноармейца набивали пулеметную ленту патронами, поглядывая по сторонам, не влетит ли немецкая граната. Забегу вперед. Впоследствии и в самом деле перестали бросаться «колотушками».

Справа от нас в поселке выбивали дробь автоматы и пулеметы: шел интенсивный бой. «Стало быть, наши здесь где-то недалече. Надо с ними наладить связь. Кончаются не только патроны, но и сухари и «керза». Потом добавил: «Почаще приходи к нам». Сержант помог мне выбраться из окопа, не забыв предупредить: «Мигом через грядку, не то от тебя ничего не останется». Я так и сделал: немцы не заметили моего ухода. Я по-пластунски пополз к землянке лейтенанта. Дорожку-тропинку порой освещали ракеты да горящий сзади домик, подожженный противником. Артиллерийский налет фрицев приутих, но пулеметы их прошивали наши позиции. Несколько перебежек, и я у места, где должна быть землянка. Но только докладывать было некому. Сплошные ямки-воронки — и больше ничего. Естественно, после такой громоподобной канонады никакого окопа я не нашел. Я остолбенело смотрел на вспаханную снарядами землю... ..

1995 г.