ОХ УЖ ЭТОТ СИДОРЕНКО...
Середина ноября 1944 года. 1-й Белорусский фронт. Передовая.
Процарапанные усердием солдатских лопат, ломаной линией тянутся грязные мокрые окопы. Самая непогодь: северный ветер
несет над землей свинцовые тучи, рассеивая с самого утра снег пополам с дождем.
Тявкнул немецкий пулемет. Наш тут же отозвался длинной очередью. Над окопами, свистя, пролетел снаряд и где-то в глубине обороны ухнул — разорвался. В мокрой, вымазанной землей плащ-палатке по окопному усику, обходя владения стрелкового батальона, пробирался командир его, майор Крапивин. Вылазки на передний край он делал ежедневно, досконально проверяя хозяйство, делая командирские замечания и давая нужные указания. Здесь, на окопном перекрестке, как обычно, встречала его группа солдат из трех-четырех человек. Иногда комбат просил закурить у воинов, но большей частью сам угощал солдат из своего командирского портсигара. Завязался непринужденный разговор.
— Ну что? Как у вас тут?
— Погода, зараза, хуже фашиста замучила. Уж лучше наступать, чем так отсиживаться, мокнуть,— наперебой заговорили солдаты. Подошел еще солдат. Нет, ефрейтор.
— Здоровеньки булы, товарыш майор! — подошедший старался вытянуться. Командир мотнул рукой, протянул портсигар. Закурили.
— Ты, Сидоренко, все еще в ефрейторах ходишь?
— Да, застряв я в цему званию... Але то мене не волнуе...
Сидоренко уже полгода как в крапивинском батальоне. И майор его хорошо приметил не столько за его украинский говор, сколько за боевые дела.
Затягиваясь папироской, Сидоренко приостановился, с хитрецой посмотрел на комбата, продолжал:
— Мене волнуе инша проблэма...
Майор с любопытством взглянул на разговорившегося ефрейтора.
— А хто у нас головнокомандуючий фронтом? — выпалил Сидоренко, прижмурив левый глаз.
— Командующий фронтом,— поправил майор.— Как кто? Рокоссовский! Стыдно не знать, товарищ ефрейтор!
— То я-то знаю! Тильке вы не знаэте! Майор вытаращил глаза.
— Та Жуков Георгий Константинович! Небольшое замешательство.
— Ты что? Очумел?.. Откуда это у тебя? Чепухи не пори!.. И выдумает тоже мне...
Комбат ушел. Переговаривались пулеметы. Рвались снаряды, ми-
ны — все как обычно на передовой. Позиционные бои продолжались... Через какое-то время, к концу дня, майора Крапивина срочно вызвали в штаб полка. Пришел. А там почти весь офицерский состав полка в сборе.
— Товарищи офицеры, минуточку внимания! — командир полка приостановился, примолк. Обвел всех пронзительным взглядом, продолжал: — Поступила новость,— опять остановка на внимание.— С сегодняшнего дня у нас новый командующий фронтом,— последние слова он выделил тональностью своего поставленного голоса. Остановился. Сосредоточился: — Жуков... Георгий Константинович! Всем ясно?! Да поменьше болтовни!
Офицеры разошлись.
Приятная новость. И сразу же майора заело любопытство: откуда, каким образом мог узнать солдат, его подчиненный, эту новость раньше всех? Странно.
— Сидоренко ко мне! — не дойдя до своей командирской землянки, крикнул Крапивин.
— Я слухаю вас, товарыш майор!
— Нет, я слушаю тебя, Сидоренко! Откуда тебе стало известно... о Жукове?
— Так це ще вчора було всим звистно. Секрета ни якого нема.— Сидоренко глубокомысленно кашлянул в кулак и, не выжидая следующего вопроса командира, продолжал: — Пид вечир самолет пролетав над нашими окопами вздовш передовой, «кукурузник» наш. Та так нызэнько, то его, Георгия Константиновича, було гарно видно... Та вси бачалы! — солдат сделал паузу, не спуская глаз с комбата.— Але де вы булы в ту хвылыну, убий не знаю.
Майор молчал, видимо, соображая, где он был в ту минуту, о которой говорил Сидоренко, и внимательно продолжал слушать.
— Вин ище улыбнувся мэни, та Георгий Константинович, подмигнув и потыхэньку через борт сказав: «Готовьсь, Сидоренко, скоро на Берлин пидемо!»
Сидоренко вытянулся.
— А я уж готов, товарыш майор, хоть сегодни к наступу. Раз решите идти?
Ошеломленный рассказом ефрейтора, командир батальона, не мигая, смотрел на Сидоренко. «До Берлина еще далековато,— размышлял он, — но готовиться к наступлению на логово фашистов надо — время не ждет!» Потом, отпуская подчиненного, махнул рукой, посмотрел ему вслед и громко расхохотался.
2000 г.