В ТЫЛУ ВРАГА

День Победы встретил я в 1951 г. на Устьвымлаге в таежном краю. Бригада наша долго вкалывала без выходных на лесопильном заводе и теперь сладостно отсыпалась, потому что начальник был фронтовик и дал на праздник отдохнуть. Поднимались (святое дело) только в столовку, наконец, вечером все встали и дружно закурили, так что на дым в бараке - хоть топор вешай.

Бригада была политическая, большинство получило срок за немцев: одни сотрудничали с ними, другие просто работали в Германии или сидели в концлагерях. Срок же давали всем одинаковый - по 10 лет. Понятно, вспомнили войну, сравнивали советские и немецкие лагеря, спорили, где лучше курево, где больше пайка, где легче выжить: в Бухенвальде или Устьвыме.

Мне тогда врезались в память воспоминания нашего механика Виктора со странной фамилией Татар-Татов. Родом он из Одессы, сирота, жил среди еврейских да немецких пацанов и нахватался немецкого разговорного языка. Еврейский идиш тоже ведь сходен с немецким. В начале войны Виктор попал в школу разведчиков, и вскоре его забросили с заданием в тыл противника. Сделали это хитро. Виктора одели в немецкую форму, заразили какой-то болезнью и с высокой температуре оставили в окопе, который то и дело переходил с боем из рук в руки.

Немцы нашли Виктора в бессознательном состоянии и отправили лечиться в тыл. Так он оказался в госпитале возле города Грац в Австрии. Вскоре больных там посетил Герман Геринг, он пожимал солдатам руку, удостоив сей чести и Эриха Шварца, то есть бывшего Татар-Татова. Выполняя инструкцию, Виктор что-то сделал с собой и демобилизовался по инвалидности. Вольготное житье в Австрии, не отравленной нацистским духом, понравилось ему, тем более, что у австрийцев и немцев общий язык. Он не спешил вступать в связь с нашей разведкой, потому что не хотел рисковать головой как диверсант. Ведь именно к этому его готовили.

Виктор начал жить в свое удовольствие так, как никогда не приходилось раньше. Тут рассказчик стал перечислять места, в которых побывал; вина, которые перепробовал; женщин, которых любил.

Между тем война шла своим чередом, наши наступали и фронт приблизился к Австрии. Виктор спохватился и с большим трудом, перейдя адскую линию фронта, вернулся к своим. Он начал сочинять что-то об антифашистской деятельности в тылу врага, но его быстренько разоблачили и дали тоже десять лет сроку - за измену родине. Вот и вся история несостоявшегося диверсанта, ставшего в годину мировой трагедии туристом. После того я сблизился с Виктором, потому что был он человеком необычным. Возле лесопильного завода стояла, например, сорокаметровая железная труба со скобами без ограждения. Виктор на глазах бригады залез на самый верх и от нечего делать, взявшись руками за две верхние скобы, выкинул в пространство вытянутые ноги. Такая фигура называется, кажется, "флажком". Никаких воров и бандитов Виктор не боялся, смело вступал в драку и клал противника на землю. Взяв в культчасти гитару, он пел в бараке фронтовые и лагерные песни, хорошо играл в шахматы, легко меня обыгрывая. Но во всей противоречивой сложности предстал передо мной этот зэк несколько позже.

Однажды в наш лагерь пригнали этапом дюжину плечистых бендеровцев, партизанивших против советский власти, и разместили на сутки в голом бараке. Я зашел к новеньким поговорить. Вдруг к вечеру в барак ворвались двое в масках, один встал у дверей, другой рванулся к самому рослому бендеровцу и приказал выпотрошить рюкзак, пригрозив маленьким топориком. Здоровяк перепугался и уступил, за ним сдались и другие. Бандиты действовали дерзко и слаженно. Они забрали все самое ценное - теплые вещи, сало, самосад, затем молниеносно исчезли. В том, кто был с топориком, я по голосу легко узнал Татар-Татова.