ДАНИЛА - ДУШЕГУБ

Конечно, законопослушные граждане приятнее уголовников, но все эти воры и убийцы интереснее: там встречаются и темные, и даже светлые личности, но серых нет. Впрочем, однажды показалось, что среди закоренелых преступников тоже попадаются безликие особи. Так, однажды в наш крошечный барак (всего на десять арестантов) дали дневального-инвалида: работы, мол, немного, калека тоже справится.

Новенький оказался лет тридцати, вялый, с отвислой челюстью и неподвижным взглядом, сухорукий. Более скучного человека трудно себе представить: какой-то молчаливый дебил. Потом выяснилось, что кличка у него - "Душегуб". И как это я сразу не разглядел: с такими глазами да челюстью и вправду можно стать убийцей. Тогда я робко спросил Данилу, правда ли, что он убивал людей?

- По обстоятельствам, - флегматично ответил дневальный. Наступила уже хрущевская оттепель, всех политических из нашего лагеря отпустили, я оставался последний, без старых друзей. Может, поэтому мы с Данилой сблизились. Оказался он финном из Карелии, но по фамилии Иванов. Долгие годы, с самого детства, Данила считался вором в законе, но потом что-то натворил, и товарищи приговорили его к смерти. Даниле удалось вырваться, но при этом ему порезали на плече сухожилие, и рука повисла плетью.

Данила умел разыгрывать опасные комедии. Расскажу про одну. Однажды он пригласил меня в приемную к начальнику лагеря, пообещав, что будет весело. Душегуб зашел к начальнику и попросил выдать ему новые валенки. Начальник ответил, что дневальным новые не полагаются. Тогда Данила сделал несколько артистичных движений, словно вынимает нож, чтоб зарезать чекиста. Начальник завопил, прибежали надзиратели, схватили моего приятеля, но вместо ножа обнаружили у него только сухую правую руку.

По вечерам мы часто гуляли с Данилой по заснеженному

лагерю, отдаваясь увлекательным беседам. Данила признался, что у него есть заветная мечта: выйти на свободу, украсть уйму денег - на женщин и вино, потом спросить собственную душу, чего она еще желает. Если ответит душа, что ничего ей больше не надо, то мечта сбылась. Говорили мы о многом, только загубленных душ Данила никогда не касался.

Вскоре вышел указ об амнистии инвалидам. На Новый 1956 год Данила собрал в чемоданчик свои пожитки и пошел к вахте, чтоб покинуть лагерь. Я один его провожал. Мы еле брели в дневной северной темноте, чтоб продлить беседу. И тут Данила пообещал, что после крупной кражи будет посылать мне телеграммы. Если украл не очень много, телеграмма короткая, если великий куш - телеграмма длинная. Меня же волновало другое: правда ли, что Данила убивал людей?

- Не мучай, Сашка, ни меня, ни себя напрасными словами, - ответил Душегуб и открыл дверь на вахту, за которой начиналась воля.

Вскоре я получил телеграмму из Ярославля, затем из Ташкента, потом из Ростова. Наконец, самая большая депеша пришла из Дебальцево: "Дорогой зпт Сашка тчк поздравляю тчк желаю зпт тебе зпт зпт счастья зпт в жизни тчк Данила тчк зпт". Эта весточка была последней, больше никаких телеграмм от Душегуба не было.