Глава 16
ПИСЬМА В НЕВОЛЮ
По прошествии уже стольких лет после заключения, многие факты и события стерлись из памяти. Но никогда не забыть, как мы ждали писем, как придя после работы в жилую зону, не отрывали глаз от вахты, ожидая прихода цензора, как волновались, спорили и возмущались, когда письма конфисковывались, а нам предлагалось только расписаться в акте конфискации. Особенно болезненно это переживалось в тюрьме, где связь с внешним миром предельно ограничена.
И все же я был все эти годы счастливым человеком, потому что, во-первых, мне писало большое количество моих друзей и родных, а во-вторых, почти все они писали часто.
Всего я получил несколько сот писем только от жены, десятки, сотни писем от детей и друзей. Открытки и телеграммы к праздникам и дням рождения лились рекой. Не было дня, чтобы я не получал одно-два письма.
Следует отметить, что по существовавшим нормам я мог отправить строго ограниченное количество писем: из лагеря два письма в месяц, из тюрьмы одно на общем режиме и пол письма (!) (одно в два месяца) на строгом.
Когда сейчас задумываешься над этой иезуитской нормой, в голову не приходят сколь-нибудь разумные объяснения, кроме одного — причинить зэку дополнительные моральные страдания.
Когда я сидел в бытовой зоне на общем режиме, там не было никаких ограничений, вот это была вольница, — писал 2-3 письма в день и получал не меньше.
Для книги я отобрал крохотную часть из огромного числа писем, полученных мною. Пусть простят те, чьи письма не цитирую, я все их помню и очень ценю. От серьезных, наполненных стихами лучших российских поэтов писем Жени Захарова (всего он написал около сотни писем), до, увы, единственного еще в первую «ходку», письма Дефы Лифшица, который, прочитав, что в зоне показывают кино, с умным видом советовал, какие фильмы смотреть, а какие не стоит... В зоне тогда не было телеви-
дения и нам раз в неделю, редко два, показывали старые-престарые копии.
Больше всех писем написала, конечно, жена. Значение этого невозможно переоценить. До сих пор удивляюсь, как у нее на это хватило сил.
В обычной жизни заставить ее что-либо написать было просто немыслимо, а тут приходилось практически ежедневно на протяжении многих лет писать и писать письма. Не считая огромного числа жалоб, заявлений и протестов.
А ведь кроме эпистолярного жанра надо было еще тянуть дом, воспитывать детей, ходить на работу и т. д. У скольких зэков, в том числе и политических, жены не выдерживали, сначала переставали писать, а потом расставались с супругами, тем более, что КГБ это всячески поощряло.
Письма от жены составляли главную часть моей корреспонденции и каждое позволяло мне как бы присутствовать, жить рядом без перерыва, с некоторым опозданием, связанным с почтой и расторопностью цензора.
Письма от детей помогали мне хоть ненадолго почувствовать себя родителем. Но дети мои сформировались не видя отца, получая лишь почтовые советы да указания.
С горькой улыбкой вспоминаю, как рассказывал Илкэша Бурмистрович 30 лет назад в Нижнем Ингаше, что его маленькая Яночка была уверена, будто папа живет в почтовом ящике.
Особое место занимают письма поэтов. Мне писали Юлий Ким, Марлена Рахлина и Борис Чичибабин. Иногда они присылали свои новые стихи, если письма не конфисковывала цензура, как случалось с письмами Бориса Алексеевича.
Большое впечатление производили на меня письма Людмилы Федоровны Шпеер. С этой семьей нас познакомил Ссня Подольский. Прекрасные, отзывчивые, интеллигентные, глубокопорядочные люди Семен Самойлович Скаблинский и Людмила Федоровна. Кроме того, мы познакомились с их дочерью Наташей и все они стали для нас падежными и верными друзьями.
Все письма храню как самую дорогую реликвию. Особенно последнее письмо от матери. Я еще долго писал ей,
передавал приветы и пожелания здоровья, а ее уже не было...
Дорогой мой сыночек Генчик!
Еще раз, дорогой, поздравляю тебя с днем рождения. Желаю тебе самого хорошего, а главное — здоровья...
Вот уже семь месяцев, как нет папы. Если бы ты только знал, как мне плохо без него. Ведь мы прожили с папой 49 лет, а это немало. Это долгая и длинная жизнь. Папа был такой крепкий, энергичный и вот ушел от нас навсегда. Я никогда не думала, что переживу его... ведь у меня и инфаркты, и инсульт, да вот на тебе, осталась... Вчера у нас отмечали твой день рождения. Народу, как всегда, очень много. Вспомнили, что в прошлом году и папа был с нами, — и опять слезы...
В твою честь я испекла большой торт. Стали спорить — «заказной» или домашний. Шмера не могла себе представить, что это домашний. Павлик старался доказать, что это бабушка испекла, а я ему говорю: «Все, что тут на столе, испекла Римма». — «Нет, бабушка, ты честно скажи, ведь это ты пекла». — «Ты же знаешь, кто пек?» — «Знаю». — «Ну и молчи...»
Много и хорошо пела Шмера.
Тебе большой привет от соседей...
Целую тебя, дорогой мой, крепко.
Твоя мама.
Генчик, родной мой!
Что же все это значит? До вчерашнего дня не знала, где ты. И если бы не Анатолий Иванович, то и сегодня бы не знала. Нет ни от администрации извещения, ни от тебя...
Как ты, дорогой, себя чувствуешь? Как твоя язва и давление? Как ты перенес переезд, долго ли добирался до нового места жительства?
У нас все по-старому. Главное, живы и здоровы. Хожу опять в бассейн, но теперь уже не в «Спартак», а в «Динамо». Плаваем на открытом воздухе. Это гораздо приятнее, чем в закрытом... Плаваешь в теплой воде, а вокруг стоят ели в снегу и по ним прыгают белки. А когда появляется
солнышко, то это восторг... Одно неприятно, что приходится подныривать, чтобы попасть в бассейн.
Вспомнила, как Сашуню, когда ему было пять лет, тренер в бассейн переносила на руках и опускала в воду, т. к. он боялся нырять.
У Алены эта неделя была очень напряженная: почти ежедневно у нее было по шесть уроков. Она очень устала, даже внешне осунулась. Злится на меня, что я ей все время делаю замечания и даю советы, заявляет, чтобы я тебе давала советы. А если не будешь слушаться, то вылетал бы в форточку, вытянув руки по швам, при этом она копирует, как ты должен это делать. Я бы не возражала тебя поучать и говорить: «Как дам, так и вылетишь в форточку»...
В октябре Сеня нас с мамой и Аленой вывел в кино. Мы смотрели «Доктор Фауст» по Генриху Манну. Фильм поставлен прекрасно. Но смотреть его было жутко. Потрясающие съемки сделаны в его общении с дьяволом...
Софа с Владиком поехали сейчас в Москву к Грише. Пробудут там до вторника: его отпустили в увольнительную и сегодня должны опять отпустить...
На праздники с Недоборами ходили к Боре с Аллочкой.
Мама последнее время себя неважно чувствует. Думаю, что это с изменением погоды, со снегом.
Очень хотелось бы тебя увидеть двадцать четвертого, но это может и не произойти, т. к. могу не успеть. Осталась неделя, и известий никаких.
Пиши, дорогой, очень скучаем и любим.
Твоя Римма.
Здравствуй, папочка!
...Последнее мое письмо из Харькова о летней поездке по Украине: Чернигов, Седнев, Новгород-Северский, Глухов, — все, кроме Путивля.
Закончу. Путивль оставил очень приятное впечатление. Стоит на высоком правом берегу Сейма. От «городка» детинца ничего не осталось, и, где плакала Ярославна, — что-то похожее на парк...
Мы посмотрели две церкви: Спасо-Преображенский собор XVII века и церковь Николы Козацкого — XVIII в. Собор действующий, но мне Никола Козацкий, несмотря
на заброшенность, понравился боярыне. Мощное строгое здание с характерными заломами, простым неброским украшением стен.
В Путивле неплохой музей, на местном материале развертывается вся история земли и Руси — полезный музей для учителя истории. Выставлены отчеты полицейских о демонстрациях, воззвания Временного правительства, диплом закончившего путивльскую семинарию... В музее от экскурсовода мы узнали почему Ярославна, жена Новго-род-Северского князя, оказалась в Путивле: Игорь отвез ее перед походом в хорошо укрепленный Путивль, где княжил его сын Владимир.
Скоро начну бегать на лекции. Читаю сейчас мало: английские книги и хрестоматию с учебником по зарубежной литературе XVII в. У Бальтасори Грасиана, испанского философа, литератора, монаха есть книга из трехсот изречений «Обиходный оракул». Вот одно из них: «Человек в своем веке. Очень редкие люди зависят от времени. Не все жили в то время, которого были достойны, и многие, хотя и жили в нем, но не сумели его использовать. Некоторые заслуживали лучшего века, ибо не всегда торжествует благо. Есть своя череда у вещей, и даже наивысшие ценности зависят от моды. Но у мудрого то преимущество, что он бессмертен: и если этот век не его, зато многие другие будут ему принадлежать».
Дошли ли до тебя заказанные по книга-почтой Толковый словарь Хорнби в двух томах и Киплинг с Сэлинджером на английском?..
Обнимаю тебя.
Твой сын Саша.
Генчик, дорогой!
Пишу тебе и не знаю, когда и куда буду письмо тебе отправлять. У нас уже наступила осень во всей своей поре. Ночью и утром температура минусовая, а днем светит солнышко, да не греет.
У Алены в школе была фронтальная проверка. Комиссия была у нее в 6-м классе на ботанике и в 9-м — на этике. В 6-м классе урок прошел благополучно. Проверяющим очень понравилось, что она рассказала, почему колос у нас
в гербе. Но было и замечание по поводу того, что нужно было бы сказать, какие сорта кукурузы сеют в Харьковской области и какие урожаи собирают.
На этике кроме трех проверяющих были директор и завуч. От урока они остались в восторге. Алена перед уроком всю доску исписала цитатами из книги «Симфония разума» Воронцова. Она сумела расшевелить детей и они были активны на уроке, рассказывали, как бы они поступили в той или иной ситуации, которые им ставила Алена.
Завуч заявила, что так провести урок из всей школы могла только Елена Генриховна, что даже с ней дети не были бы так откровенны в своих высказываниях, как с Еленой Генриховной. Старший инспектор Харьковского района заявила, что она была на уроке председателя метод-кабинета этики и ей ее урок понравился меньше, чем Аленин. Не знаю, была ли Алена довольна такой оценкой, но я в восторге. Наши лети все-таки умненькие и разумненькие Буратины. Мне просто жаль, что она так пессимистично настроена в отношении школы, а у нее, наверное, неплохо бы получалось.
Отметили мамино семидесятидевятилетие. Были Игорь с Людой и Андреем, т. Ран с д. Геной, Тома с Павликом и мы все. Хорошо посидели, поговорили. Мама — молодец, испекла торт и два пирога. Дай Бог и дальше ей так себя чувствовать.
Жду от тебя известия. Целую и обнимаю крепко.
Твоя Римма.
Дорогой Генрих!
Сколько времени Вам не писала, что извиняться за это просто уже не прилично...
Этой осенью я начала болеть. Мои трижды записывали меня к хирургу. А я пошла только на третий раз, когда поняла, что дело плохо. Сейчас мне страшно вспомнить то время, когда на подкашивающихся ногах я все делала по дому ухаживала за Наташей и т. п. Словом, прооперировали меня 6-го января, а 25 была уже дома. Первые 5—6 суток было очень тяжело. Но я все время вспоминала кольцо паря Соломона, на котором, как известно, было написано: «Все проходит». Все 16 суток у меня днем и ночью
дежурили Наташа и Аня; очень много помогали друзья. Трудно передать, как мы все, и прежде всего я, были тронуты таким к нам отношением. Слава нашим дорогим друзьям!..
Хочу Вам еще написать о моих переживаниях перед операцией. То, о чем я сейчас напишу, я еще никому не рассказывала. В отделении был приличный телевизор. Но я его совершенно не смотрела, не было никакого желания. Много читала, ухаживала, как могла, за лежачими. Но за два дня до моей операции демонстрировался рязановский фильм «О бедном гусаре...» Я столько времени мечтала, чтоб его повторили. Решила, что попробую посмотреть. И, конечно, не могла оторваться от экрана.
Вернулась в палату, легла и стала думать. В одном из своих выступлений по телевизору Рязанов сказал: «Это фильм о проблеме выбора. Выбора между честью и совестью, с одной стороны, и выгодой, карьерой — с другой. Как-то почему-то редко удается сидеть сразу на этих двух стульях». И стала я думать. Мне 73-й год. Через день у меня тяжелая операция, и совершенно неизвестно, что будет потом. Вполне вероятно, что самое худшее. Как выбирала я? Конечно, я человек маленький и судьбами людей никогда не ворочала. Но свой выбор приходилось делать, как каждому из нас. Я выбирала совесть. И детей своих, и внучку мы воспитали с Семеном Семеновичем тоже делать выбор в пользу чести и совести. Значит, умирать не так уж страшно и, во всяком случае, все, что сулит мне будущее, даже самое плохое, встретить нужно достойно.
Думала я в это время и о Вас. Самое страшное — это, конечно, горе близких. Но что делать?.. Время смягчит остроту горя, останется печаль и воспоминания. С тем я и заснула и, поверьте, пошла на операцию достаточно спокойно...
Ну, хватит уже об этом тяжелом периоде моей, да и не только моей жизни. Будем все это забывать и не будем тревожить такими переживаниями своих друзей.
Недавно у нас были дорогие гости — Риммуля и Леночка, принесли Ваши последние письма. Вы удивительный молодец. Угнаться за Вами в смысле прочитанной литературы, причем самой разнообразной, просто невозможно.
Но за творчеством Распутина и Астафьева мы тоже следим. У нас есть и «Пожар», и статья Татьяны Ивановой, и рассуждения о нашем многострадальном черноземье. Римма и Леночка еще этого не читали. Мы, конечно, дали им журнал. Нелоборы стали на очередь.
Будьте здоровы и бодры. Ждем Ваших новых писем (помимо всего прочего и с указаниями, что читать). Целую Вас.
Ваша Л. Ф. (Шпейер)
Здравствуй, папочка!
Получили известие о твоем переводе и были ошарашены этим известием. Когда? За что? Почему? Из твоего письма узнали, что был суд, почему же нам о нем не сообщили? Что было на этом суде, кроме приговора? Кто был кроме судьи? Видимо, больше никого и не было. Ну что ж, если все по закону, то не привыкать, а если нет, то будем жаловаться. Надеюсь, ты в следующем письме напишешь подробно о всех обстоятельствах, если это возможно.
Наверное, появятся и первые впечатления о новом месте: быт, работа, еда, медобслуживание, окружение, книги. Что бы ни случилось, мы писать не переставали и не перестанем...
Это здорово, что ты получил посланные через книгу-почтой книги. Разобрался ли ты, как пользоваться толковым словарем Хорнби? Очень хорошее издание, но для продвинутого этапа обучения.
Ты спрашиваешь о московском Недоборенке. Гришуня бывает у нас редко. В училище у него все в порядке, в воскресенье он вместе с квартетом будет играть в Большом зале консерватории.
Очень хорошо, что ты занялся йогой... Сам я даже обычную гимнастику редко делаю — бегу двор убирать, а потом в университет. Много хожу на занятия, несколько ошарашен. Отвык. Времени свободного нет. С трудом урывками читаю обязательную художественную литературу, кроме этого — ничего. Хотя недавно попался английский Bestseller попытке убийства генерала де Голля... Любопытно.
В середине ноября умер отец Иры, тесть Юлика, Петр. Ходил на премирование. На Юлика страшно было смотреть. Юлик коротко и хорошо сказал об отце.
Помнишь, как ты поменял нам тройник в ванной, а потом стали дрожать трубы? Я разобрался почему — причина дребезжания труб — воздух, попадающий в систему из-за плохой изоляции...
Кончаю, начинаю новое...
Обнимаю тебя, дорогой наш.
Сын.
Милый Генчик!
Вот это цветы из нашего леса, о которых я писала в прошлом письме: звездчатка, лютики, герань, фиалочка и ландыши. К сожалению, я не мастер делать гербарии.
Когда-то такие письма я посылала отцу на фронт; после войны он привез их домой, они до сих пор у нас хранятся. И цветы не погибли в пути. Надеюсь, что и до Вас они дойдут невредимыми.
Я очень рада, что удалось выманить Римму с детьми в Ялту, даже если там идут дожди и море бушует....
Целую Вас, мой родной. Привет Вашим друзьям.
Марина. (Меликян).
Генчик, родной!
Вот уже неделю почти не знаю, где ты, и все без толку. Ни от тебя, ни от администрации нет известия. Через Анатолия Ивановича пытаюсь выяснить причину затяжки с известием о твоем местонахождении. Сижу как на раскаленных углях, жду момента отъезда.
Генчик, счастье, солнышко мое! Вот тебе и стукнет 52 года. Возраст не страшен, если душой молод, а я знаю тебя и надеюсь, что ты все такой же энергичный, веселый без уныния человек. Главное, будь здоров. От этого зависит все, береги себя, не волнуйся зря, на многие вещи смотри проще, не обращай внимания. Наберись терпения, надо еще два года прожить, чтобы было все нормально. А там уже мы будем вместе. Вдвоем, где бы мы ни были, хоть на краю света, все равно легче, чем одному в самых прекрасных условиях.
Осталось уже меньше одной третьей времени... Когда представляю и думаю, что прошло уже пять лет, даже жутко становится. Когда-то три года было нескончаемых, а теперь уже прошло пять лет и мы живы, дышим, чему-то радуемся, например, твоему письму...
Думала, что исполнится пятьдесят лет, я брошу работу и буду ждать пенсии. Но жизнь распорядилась иначе. До пенсии детей, наверное, придется работать, а может быть, и внуков.
Софа вернулась с Владиком. Гришуня втянулся, а если даже тяжело, все равно не жалуется.
Что-то долго от тебя нет писем. Случилось что-нибудь или долго пробыл в изоляторе?
Начались морозы. Ночью минус 20 и ниже. Душа болит за Алену. Ведь она каждый день ездит на работу и долго ждет автобус. Скорее бы уже зима проходила, летом все-таки легче и лучше.
Я уже приготовилась ехать к тебе не ожидая письма, а сегодня получили телеграмму, подтверждающую о свидании 3 декабря.
Жду письма, пиши подробно о состоянии здоровья, работе. Береги себя. Целую, обнимаю, крепко, крепко.
Твоя Римма.
Милый, родной наш Генчик!
Сегодня сыночек занес мне твое последнее письмо из Чистополя. Это он очень здорово сделал: письмо удивительное и стихи, в конце его, — совсем хорошие, совсем, без дураков. Вот мы со Шмерой попробуем их сделать песней.
Особенно я удовлетворена тем, что ты уже сейчас даешь многому пережитому за три последних года такую серьезную положительную оценку. Именно это и есть та материя, которая останется, когда нас не будет!
Еще больше я рада, что ты с таким удовольствием прочел поэтов тютчевской плеяды. Я тоже считаю, что «только верить» — этого мало (это я о тютчевских стихах). Именно этот момент составляет слабость славянофилов, особенно современных. Но я бы их так не презирала, как это делают современные «западники». Дело в том, что я их понимаю.
Читаю сейчас сборник прозы Бориса Пастернака «Воздушные пути». Это первоклассный поэт, который иногда писал прозу, доказывающую, опять же, что он первоклассный поэт. Но его воспоминания о Маяковском (и «Охранная грамота», которую ты, быть может, знаешь, и «Люди и положения», которые ты вряд ли успел прочесть, а может, и читал в «Новом мире») и о Цветаевой меня заставили волноваться и плакать. Кстати, почему ты считаешь (или знаешь), что муж предал Цветаеву?
Репродукция с картины Гойи гораздо больше напоминает твою Лену, чем Римму. У Риммы лицо мягче, она сейчас прелестно выглядит.
У меня есть настроение отложить все дела года на два и, «при условии дожития» — поехать к тебе в гости. Один раз Фима (мы оба очень заняты, но при этом у него все эмоции со знаком минус, а у меня, благодаря избирательной любви внука Митьки, — со знаком плюс) сказал, что можно бы уже и помирать, вот только с Генчиком бы повидаться. Короче, мечтаем мы о поездке к тебе, как о Празднике.
Видела на твоем дне рождения Сашку. Он отпустил бороду, но похож он все же на Римму. Римма женственная, она сейчас выглядит лучше, чем пять лет назад.
...Посылаю тебе стихи Кушнера о Вяземском. Это из моих любимейших стихов у Кушнера. Вообще, я люблю его очень. Есть ли у тебя его книги? Хочешь ли ты его прочесть?
Марлена (Рахлина). Фима (Захаров).
Здравствуй, дорогой папочка!
Сколько произошло всякого после моего последнего письма. Я все равно постараюсь ничего не упустить.
Во-первых, я была в Москве, хоть и давно это было правдой. Хотя, знаешь, до приезда Нины веселого было мало. Но все-таки, кроме нервотрепки я узнала много нового и чудесного.
В первый день приезда мы пошли с Сашенькой гулять по Москве — обошли весь Кремль, внутрь мы не попали — перед праздником туда вход закрывали рано. Это было в общем-то мое первое знакомство с древнерусской культурой.
Сейчас Третьяковку закрыли на ремонт и перенесли пока в Дом художника. Там когда-то выставляли Минаса, выставка Армянского изобразительного искусства, а теперь там же, кроме постоянной экспозиции, была выставка "Дары Третьяковке" — подаренные частные коллекции. Многое, конечно, не поняла — очень важный момент в нашем воспитании Вы, дорогие родители, упустили. Но как все-таки было чудесно. Впервые выставлялись картины Ларионова и Гончаровой — они уехали в Париж (выставка — русские художники конец XIX начало XX века). Особенно картина Гончаровой, написанная в стиле примитивизма, "Евреи на улице" — три женщины — девушка, зрелая и старуха на пороге своего дома. Ну а остальное не опишешь, выходи, вместе посмотрим. Была еще прекрасная картина ее же — "Лилии" — такое чудесное сочетание формы и цвета.
И еще об одной картине мне хочется тебе рассказать, я забыла фамилию художника (после концерта — я пишу тебе и слушаю Спивакова — "Виртуозы Москвы", позвоню Софе, она наверняка помнит), называется картина "Симфония Шостаковича". На полотне будто густо-густо разбросаны разноцветные стеклышки и на этом фоне — тени, лица людей — и это действительно музыка Шостоковича.
Потом было еще одно событие. Есть такой копиист, кажется, Гусев. Он делает копии фресок Дионисия, Рублева, Феофана Грека. Причем он их делает на особом пенопласте — под известку, и если фрески объемные — то копия тоже. Фрески Дионисия сохранились только в Ферапонтовом монастыре — это просто сказка цвета и линий. Мариночка говорит, что он был эстет — пусть будет непохоже на жизнь, главное, чтоб красиво.
Феофан Грек — это страшно красивый и белый цвет — один гнев. В церквях — восточная сторона символизировала Спасителя, и фрески были соответствующие, а западная — сатана, Страшный суд. Мне кажется, что в церквях, расписанных Феофаном Греком, не имело значение, куда смотреть, на запад или восток — везде охватывает ужас. Где искать поддержку человеку — Страшный суд — неизбежная кара, а Спаситель — испепеляет гневным взглядом.
Я все время думаю, что испытывает человек после этого, как он вел себя — вечное покаяние и старание замолить грехи или совсем наоборот — урвать от жизни все, пока есть возможность, а дальше все равно гореть в огне.
Если б я была верующей и жила в то время, то жить в согласии со своей совестью и душой не смогла бы, хотя самоубийство — это самый страшный грех.
А Андрей Рублев, наверно, людей любил, очень нежные краски, живые, добрые лица, люди, и много чувства: страсти, спокойствия и т.д.
В общем-то жизнь в Москве прошла очень бурно. Были — 220 вольт. Неделя после Москвы прошла тоже под таким же напряжением.
Буквально в последние десять минут пребывания в Москве я дозвонилась по коду Сусанне. Мне на протяжении всего моего отпуска хотелось позвонить и просто услышать ее голос. Но она бы наверняка стала бы спрашивать, как у нас дела, и что ей сказать? Все очень плохо, все очень страшно. А потом, когда относительно успокоилась, захотелось поделиться с ней радостью. Я решила, что если подойдет кто-нибудь другой, то положу трубку. Но, к счастью, у телефона была именно она и мы с ней поговорили.
Когда я вернулась домой, втягиваться в работу было, как с сентября. В среду у одной девочки был день рожденья и я задержалась в поселке, прихожу домой, мама говорит: «Звонил Ереван, но разговор не дали». Представляешь, как меня тряхонуло. Ну а когда в субботу получили наконец-то от тебя письмо, после такого перерыва, хотелось летать (кубатура квартиры не очень позволила — ведь у меня длинные руки). И тут вечером — звонок — Ара все-таки дозвонился. Оказывается в тот вечер он все время думал обо мне, о тебе, приходит домой, а Сусанна говорит, что я звонила, поэтому он решил позвонить и поговорить, но разговор у нас не то, что не получился, и не то, что сухой, а какой-то корявый, зато с Сусанночкой снова прекрасный.
Ты во многом, что касается школы, прав: надо делать добросовестно свое дело. Я стараюсь, но пока не согласна, что это дело "мое", я попала в школу силой и работать там не хочу! Рассчитывать на то, что человек, отработав
3 года, устанет и ничего не захочет менять, у меня есть перед глазами примеры, не потому, что увлекла работа, а потому, что «здесь плохо, а там, кто знает, может еще хуже». На мою зарплату, папочка, очень рассчитывать не приходится, на любой работе вне школы она будет мизерная, так что придется тебе все-таки взять на свои плечи материальное обеспечение семьи, но мне кажется, ты не очень будешь возражать.
Иду спать. Спокойной ночи, папочка!
Твоя дочка.
Генчик, родной мой!
Вот и прошел еще один твой день рождения. Почему-то тяжело было особенно в этот год. Возможно потому, что надеялась попасть к тебе, а не получилось. Слишком долго меня извещали о твоем местонахождении.
24-го пришли почти все. Собираться начали в пять часов вечера. Первый тост был произнесен, когда было человек пятнадцать, а последующие были с переменным составом.
Стол мне пришлось выставлять. Правда, когда пили чай, то сидели не только на спинке дивана, но и на головах друг у друга.
Приезжал на два дня Сашуня, помог мне в беготне по магазинам.
Надеюсь на встречу. Жду встречи. Обнимаю, целую, крепко люблю.
Твоя Римма.
Дорогой дядя Гена!
Я уже десять дней в Харькове. Сессию сдал неплохо, но родителей очень огорчила «4» по специальности. Меня она тоже огорчила, но не так, как папу и маму. К этой опенке я отнесся критически, анализировал ее причины. Готов я был прилично, но перенервничал и сыграл не все удачно. Когда я играл концерт (это концерт немецкого композитора Шпора), мне казалось, что звучало интересно и ярко, но мне потом сказали, что было не очень ярко. Это обидно, тем более, что технически это вышло неплохо.
Я ни в коей мере не хочу сказать, что я не занимался. Видит Бог — это не так. Да, я много ходил в театры. Но свои три часа ежедневно я занимался. Сейчас я каждый день до семи вечера занимаюсь, а затем — футбол.
В следующем году, наверное, буду жить на квартире. Здесь я буду питаться дома, а это намного выгоднее, научусь сам готовить, впрочем и в общежитии иногда готовил, а стирать и гладить я уже привык.
В этом году был у меня театральный запой. Думаю, Вам будет интересно, что я посмотрел почти за два года. Это «Отелло», «Бал-маскарад» и (эстонский театр — прекрасный, один из лучших в стране, если не лучший) Верди; «Итальянка в Алжире» Россини (Болгарский театр — средние исполнители); «Дочь полка» Доницетти (тоже Эстония); «Тоска» Пуччини, «Сельская честь» Масканьи и «Паяцы» Леонкавалло (концертное исполнение — изумительные певцы — Образцова, Атлантов, Соткилава); «Борис Годунов» (Нестеренко) и «Хованщина» Мусоргского; «Пиковая дама» (Атлантов) Чайковского; «Катерина Измайлова» Шостаковича; «Кармен» Бизе.
И самое огромное впечатление — гастроли Гамбургской оперы. Это самая первая в мире опера, ей больше 300 лет. Они привезли «Лоэнгрина» Вагнера, «Самсона и Далилу» Сен-Санса, «Женщину без тени» Рихарда Штрауса и «Воцуека» Берга. Со всеми четырьмя операми я знакомился впервые, они у нас не идут. Конечно, я получил массу наслаждения. Уровень у них очень высокий. Прекрасные постановки. «Воцуек» меня в этом смысле особенно потряс. Берг — представитель нововенской школы. Берг прежде всего гениальный психолог. Мелодию, как таковую, услышать очень трудно, а без спец. подготовки и просто невозможно. Но она есть. Оркестровыми красками (на первый, да и не на первый взгляд — элементарная какофония) он настолько тонко передает человеческие чувства, мысли, поступки, что посвященные в музыку (т. е. подготовленные с профессиональной точки зрения) не могут уйти равнодушными. У меня мороз по коже проходил, когда Воцуек убивал Марию (в этот момент зловещие ходы тромбонов). Это потрясающе.
Огромное впечатление — «Женщина без тени». Это, конечно, другая музыка. Здесь изумительные гармонии и на их фоне тончайшие мелодии. Здесь, в отличие от «Во-цуека», идиотский сюжет, но музыка оправдывает все огрехи либретто. Поразительно, Рихард Штраус — великий композитор, а я только знакомился с его творчеством. К сожалению, у нас еще консервативный репертуар. На афише Большого театра — «Борис Годунов», «Евгений Онегин», «Севильский цирюльник» (гениальная музыка) — и не более. На концертах можно услышать больше музыки XX в., но тоже мало. Я открыл для себя еще и Мессиана (французский композитор), наших замечательных Шнитке и Денисова. А сколько еще не слышанного. Впрочем, что я говорю, если я слышал лишь одну оперу Вагнера. Но не моя вина. Нигде они не идут.
Я уже прилично знаком с творчеством Прокофьева, Шостаковича, Мясковского, Бартока, Стравинского. Дядя Гена, если у вас будут вопросы о музыке — Вы задавайте, я отвечу...
Извините, дядя Гена, вчера не дописал. Вчера смотрели с папой и Калиновским великолепный футбол Бразилия—Аргентина. Мы с папой назвали его финалом чемпионата. А Миша в парке играет на шахматном турнире на балл кандидата в мастера.
В Москве идет конкурс Чайковского. Жаль, что я не там. Очень много хороших музыкантов, даже судя по телевизору. Я слушал далеко не всех. Здорово играл наш Сергей Стадлер. Это огромный талант. Хорошо играет и вторая наша участница — Мулова, ученица Когана...
Вы спрашиваете на каком я курсе? Я кончил П-й курс, осталось два года. В Москве я еще играю в футбол, сборная нашего струнного отделения — неофициальный чемпион училища. Наши победы над духовиками были сенсационными, но полностью закономерными... А еще сборная футбольная нашего училища играла с командой гнесинского — на настоящем поле с сеткой и судьей. Мы выиграли 5:2. Все наши пять голов были очень красивы, хоть на чемпионате мира такие забивай. Один из них — мой!.. Ушли с поля с побитыми ногами — еще бы, гнесинцы в бутсах, а мы — в кедах. У меня после игры так опухло ко-
лено, что я еле ходил. Нас поздравляло все училище, висела огромная «Молния», где был указан состав команды и забившие голы. Было очень приятно. В такой команде я бы еще играл...
...Никак не могу приступить к своим дальнейшим театральным похождениям. Это очень большой вопрос. Завтра попробую...
6 июля. Не дописал. Занимался. Слушал передачи с конкурса. Смотрел футбол. Вы, наверное, вчера смотрели Бразилия—Италия. До слез жаль бразильцев. Это великая команда. Не спорю, здорово играли итальянцы. И все же, наверное, в интересах футбола надо было, чтобы выиграли бразильцы... Жаль англичан, я им симпатизировал, очень хорошая команда.
Да, совсем забыл. От всей души поздравляю Вас с серебряной свадьбой. Вчера ее отмечали.
Теперь, как обещал, о театре. Самый мой любимый — театр «Моссовета». Мне кажется, это лучший театр в Москве, хотя попасть туда легче, чем на «Таганку» или в «Современник». Таких актеров, как здесь (имею в виду количество хороших актеров) нет, по-моему, нигде. Плятт, Раневская, Юрский, Терехова, Тараторкин, Марков, Жженов, Талызина, Бортников, Муравьева, Сошальская, Стеблов, Шапошникова, Львов, Баранцев и др. Пожалуй, самый популярный актер в театре (и в таком ансамбле!) Бортников. Он занят в четырех спектаклях.
В «Петербургских сновидениях» («Преступление и наказание») Бортников играет Раскольникова. Это постановка Завадского «классическая» и в то же время очень яркая. Если спектакль на Таганке сплошной сумбур, истерика — здесь этого нет, хотя надрыв, свойственный Достоевскому, есть. Интересно, что на Таганке весь упор сделан на образ Свидригайлова, что противоречит Достоевскому. Может, при жизни Высоцкого это было оправдано. В «Моссовете» Раскольников несет практически все мысли автора. Может быть, поэтому бледней выглядит Соня и совсем уже ничтожная роль отводится Свидригайлову. Кажется, каждый персонаж — ключ к открытию мыслей Раскольникова...
В «Братьях Карамазовых» Бортников играет Смердяко-ва. Представляете диапазон — от Раскольникова до Смердякова. Отца, Федора Павловича, играл Плятт, Дмитрия — актер МХАТа Киндяков, Ивана — Тараторкин, Алешу — Стеблов, Грушеньку — Муравьева, Катерину Ивановну— очень хорошая актриса Пшенная. Конечно, уместить в один вечер все перипетии романа очень трудно. Лично мне кажется, что роман двухплановый. Первый план — душевные муки Дмитрия и Ивана, второй — мысли и дела Алеши Карамазова. Вот второй план в спектакле практически отсутствует. Старец Зосима появляется на сцене лишь раз минуты на три. Отсутствует в спектакле Лиза, а ведь это очень важный персонаж для раскрытия Алешиной души.
Конечно, Стеблов играет прекрасно, ему полностью удается раскрыть характер Алеши, его мягкость, доброту. Великолепна сцена разговора Ивана и Алеши в трактире. Но характер — это не душа и не мысли. А ведь Алеша все-таки главный герои романа, любимый герой Достоевского.
Бортников играет не только Смердякова, он играет черта. Это центральная сцена спектакля. Бортников и Тараторкин проводят ее блестяще, у меня мороз шел по коже, когда начинают говорить в унисон о вседозволен и ости так называемого человекобога. Уверен, Достоевский был бы доволен...
Отменный спектакль «Царская охота» (Зорина). Может быть пьеса и не шедевр (впрочем, не может быть, а точно), но спектакль отменный. Сюжет — знаменитая история похищения князем Орловым княжны Таракановой. Княжна — Терехова, князь Орлов — Леонид Марков. Потрясающие актеры. Марков играет последнего подонка. Необыкновенно убедительно он обольщает княжну, невозможно поверить, что это неискренне. Баранцев здесь играет роль поэта, в принципе бездарного, товарища Орлова по кутежам. Как пробуждается совесть в нем при виде предательства Орлова — это важный момент спектакля...
Все. Спешу отослать письмо, чтоб оно не стало еще большим. В следующем еще многое Вам расскажу.
Целую и обнимаю.
Гриша. (Недобора)
Генчик, любимый!
С Новым годом тебя, родной! Хочется верить, что Новый год принесет нам больше приятных минут и надежд, чем предыдущий. А может быть, сбудутся и наши мечты. А вдруг? А пока желаю тебе здоровья, сил и бодрости духа, чтобы все перенести. Мы мысленно всегда с тобой. Любим и ждем встречи. Целую и обнимаю крепко, крепко твоя Римма.
Вот уже пять дней мы в Москве. Доехали после свидания с тобой нормально. Первые дни настроение было хорошее и даже голос по телефону был веселый. А теперь началась беспробудная тоска. После свидания стало не легче, а тяжелее.
Эти три дня пролетели как одно мгновение. Вспомнились былые времена, когда мы были вместе. Завтрак наш традиционный: вареная картошка с соленой рыбкой, и так стало муторно. Не было с нами Алены, но трое нас было. Боже мой, еще два года. Как мало по сравнению с общим сроком и как много еще до встречи.
Алена каждый день звонит, чтобы приезжала. Погостила у Саши и будя...
Прочла здесь «Пожар» Распутина. Очень тяжелое впечатление произвел. Во всех его произведениях какая-то безысходность. Хочется верить в лучшее, а не получается. Сейчас читаю Тендрякова «Расплата». Вещь как раз для моего настроения... Все понимают, что мальчишка не виноват, но существует факт преступления и от этого никуда не денешься, он должен понести наказание. Вот так, дорогой мой...
Пиши подробно о себе. Как здоровье, на лечении ты еще или уже работаешь?
Целую и обнимаю крепко тебя, твоя Римма.
Дорогой мой Генрих!
Еще не видел Сашу, но уже знаю, что от тебя есть весточка. И как-то сразу встрепенулся написать тебе...
15 числа намечен вечер по поводу 60-летия Булата, такой негромкий и непарадный, — впрочем разрешенный вполне для клуба любителей песни. Булат вообще отказался от всяких почестей, которые, надо сказать, ему обильно
предлагались, умотал куда-то под Калугу и там, в очень узком кругу, встретил свой юбилей...
Я ему специально песенку сочинил.
Когда ходит человек так легко и стройно,
Щиплет звонкую струну или гордый ус,
То считать его года просто непристойно,
Как хотите, господа, — а я не берусь.
Он и взором и стихом душу заморочит,
И врага насквозь пронзит и женщину проймет.
Он по прежним временам ездиит, как хочет,
И новейшим дуракам спуску не дает.
Вот поди и сосчитай — сорок или сотня,
Лучше рюмку с ним распей да песни распевай.
Он и завтра и вчера и всегда сегодня.
За таким, господа, — только поспевай.
Юбиляр остался доволен...
Юлик (Ким)
Генчик!
...Мама заканчивает через два дня облучение, сделает все анализы и пойдет к хирургу. Вроде бы дают пару недель на отдых, а потом операция. Операция тяжелая и самое тяжелое впереди... За что ей такие мучения? Но она молодец, держится хорошо.
Послала Сашуне яблоки, варенье и купила ему кроссовки. Он заходил к Андрею Дмитриевичу (Сахарову), Очень мило его приняли, дали пять руб. на такси, но он положил их в конверт и сохраняет как реликвию...
Целую, жду.
Римма.
Римма. Милый, родной Генчик!
Сегодня — 16 декабря. Вот и перевалило на вторую половину. Как мы все ждем того дня, когда можно будет приехать к тебе. Боже мой, ведь все это «при условии дожития» — нашего, твоего... И что же делать. Надо (надо!) терпеть и дожидаться.
У меня ничего нового, кроме целой новой книги стихов. Неохота посылать тебе извлечения; это ведь не книга. Мне надо увидеться с тобою!
Последний раз видела твоих в день твоего рождения... Выглядят неплохо. С удовольствием повидала твоих друзей. Приятно всегда встречать все тех же людей, без исключений, все тех же. Я хочу сказать о верности, о том, что еще неизвестно, счастливый или несчастливый ты человек, несмотря на то, что произошло такое крайнее несчастье. Конечно, лучше бы этого не было, но в экстремальных ситуациях только и узнаешь, кто твои друзья, кто — жена, кто — дети. Извини, что я пишу так в этой ситуации, может и кощунственно так говорить, но я все же это себе позволила. Извини, если что не так.
Самое интересное, что было за это время в Харькове, — это выступления Окуджавы. ДК ХТЗ был полнехонек, даже оркестровая яма, и так четыре дня. Конечно, все было не так идиллически, как выглядит, но человека, на которого я только что не молюсь, я, наконец-то, увидела. Песни у него новые — удивительные.
Генчик, надо бы тебе еще стихи. Ну, вот одно.
СОН
Мне приснилось, что я на каком-то вокзале,
Или, может, в каком-нибудь зрительном зале,
Или, может быть, все это чудится мне.
И то тут я, то там, как бывает во сне.
Эти стены меня берегут ненадежно;
И погибель в любую минуту возможна,
Но не это мне страшно, а то, что невесть
Где мои ненаглядные, только не здесь.
А кругом все чужие: кто пляшет, кто плачет,
И никак не пойму я, что все это значит...
И цыганка поет, бубенцами звеня.
Как же я-то без них? Как они — без меня?
Я проснулась и вдруг поняла безнадежно:
Это все неизбежно, не то что возможно —
Это должно — и чудится издалека —
Неустанно и слепо течет, как река Гераклите...
Целую тебя, мой Генчик.
Целуем мы оба.
Марлена, Фима.
Дорогой мой Ованесович!
С Новым годом тебя.
Коней прошедшего года, омраченный кончиной столь большого числа знакомых (сегодня мне сообщили о смерти Андрея Тарковского) — все-таки вселил и целый ряд надежд. Оснований желать и ждать лучшего стало явно больше, чем раньше. Поэтому я и желаю тебе и жду тебя вместе со всеми моими, твоими и общими...
Мой дорогой! Мы все тебя обнимаем. Авось-либо... Все-таки вроде светает... Потерпи еще немного.
Твой Юлик (Ким).
Генчик, родной!
Давно тебе не писала. Но житейские заботы много забирают сил и нервов. После работы прихожу домой и становлюсь к плите, готовить надо не только на вечер, но и на завтрашний день.
Мама неделю лежит в постели из-за руки. Облучением сожгли под мышкой кожу и она вся сошла, стала рана гноиться и вообще открытое мясо. Три раза в день меняем повязки из облспихового масла. Сейчас Исаак съездил к деду и привез баночку мази от ожога, при лучевом ожоге она также помогает. Она, кроме лечения, еще и обезболивает, поэтому кладем ее раз в сутки и мама немного повеселела. За какие грехи такие мучения на старости? По-моему, святее человека не бывает в жизни. Не только была хорошая жена, но и мать, и бабушка. Жила ради и для своей семьи.
Завариваю ей травки, каждый три дня разные, давлю соки, пытаюсь разнообразно кормить в меру доставаемых продуктов.
Несмотря на лечение, мое самочувствие неважное. Болит голова, сил нету. Такое впечатление, что не после отпуска, а перед отпуском, держусь на последнем дыхании.
Забота о маме меня, конечно, подстегивает, кручусь сколько есть сил...
Обнимаю и целую, не могу дождаться встречи.
Твоя Римма.
Здравствуй, дорогой Генчик!
Мы тебя любим и помним каждый день нашей жизни. Ты всегда с нами. Мы видим тебя во сне.
Борис (Чичибабин). Лиля (Карась).
Генриху Алтуняну
1
У нас, как будто так и надо
коли не раб ты,
платись семью кругами ада
за каплю правды.
Теперь не скоро в путь обратный
из нети круглой.
Прости, прости мне, лучший брат мой,
прости мне, друг мой.
Придется ль мне о днях ненастных
твой лоб взъерошить?
Где меч твой, рыцарь курам на смех,
гас твоя лошадь?
Уж ты-то, гордый, не промямлят,
что ты не молод.
А праведниками тремя лишь
спасется город!
2
А знать — не знаю ничего я,
беда незряча.
Возможно ли, чтоб дом героя
стал домом плача?
Отравы мерзостной и емкой
хлебнув до донца,
ужель мы чаяли, что как-то
все обойдется?
Пока живем, как при Батые,
при свежей крови,
как есть пророки и святые,
так есть герои.
3
Когда наш облик злом изломан
и ложь нас гложет,
на то и рыцарь, что рабом он
пребыть не может.
Вся горечь выпитой им чары
пойдет в добро нам.
Годны быть лагерные нары
Христовым троном!
Хоть там не больно покемаришь
без муз и граций,
но праведниками тремя лишь
спасется град сей!
Эти стихи Б.А.Чичибабина прочитаны мне по памяти женой на одном из свиданий с 28 января по 9 марта 1987 г. (примечание автора).
Дорогой Генрих!
Спасибо за открытку — это было тем более приятно, что неожиданно...
На фоне Иркиных недомоганий нахожусь в некотором простое (в смысле не сочиняю нового) и выкапываю из своих архивов все то, что годится вроде бы для печати. Не то чтобы сборник, а как бы, тем не менее, может быть, и он. Вить, как витиевато выражаюсь.
Не помню, писал ли тебе — у меня вышла личная пластинка «Рыба-кит» и даже с фото; под гитару сам пою 18 песен. Главным образом ранних, безоблачных.
Как тебе известно из газет и радио, А.Д.Сахаров вернулся и Москву. Его даже возили в Останкино, он там давал интервью каким-то американцам. Кто видел его, говорят, что еще сильней ссутулился, но крепок... Вот такие времена.
А мы тебя целуем. Еще раз с Новым годом! Хоть бы скорее вас всех выпустили — а к тому явно идет.
Целую тебя.
Юлик (Ким).
Генчик, радость моя!
Не хотела тебе писать, думала, что увижу тебя уже дома. Но видишь, как получается? Когда мы уже будем вместе?
Очень скучаю. Целую и обнимаю.
Твоя Римма.