Правда вымысла прокладывает дорогу
правде факта
Аркадий Викторович Белинков (29.IX.1921—14.V. 19701 вошел в отечественную литературу в 60-е годы. Многие его сверстники к этому времени успели продвинуться в иерархи советской литературы. А ему уже было сорок, когда его первая книга вышла в свет — через пять лет после освобождения из ГУЛага.
Аркадий Белинков стал известен как литературовед — автор книг о писателях советского периода русской истории — Юрии Тынянове и Юрии Олеше. В этих исследовательских работах анализ художественных особенностей писателей рассматривался с точки зрения их социального поведения в тоталитарном обществе. Белинков считал, что творческая личность, выполняющая «социальный заказ» господствующей власти и добровольно «наступающая на горло собственной песне», разрушает свой талант, становится бесплодной. Такое отношение к герою в 60-е годы было новинкой и неожиданностью. Еще более удивляло, что серьезные идеологические и социологические проблемы в книгах Белинкова разрешались приемами художественной прозы. Его книги называли литературоведческими романами, а о нем самом говорили, скорее, как о художнике, чем как об авторе академических трудов. Истоки его необычного творческого метода терялись в 40-х годах. Было только известно, что в 1944 году А. Белинков угодил в ГУЛаг за роман «Черновик чувств», а потом к его первому сроку был прибавлен второй, за вещи, написанные в лагере. Считалось, что они пропали навсегда.
Через четверть века после смерти автора и через полвека после того, как эти работы были написаны, в архивах бывшего КГБ их обнаружил Г. Файман. Рукописи, конечно, не горят... Но выцветают, что ли, со
временем. Ведь необходимое условие полноправной жизни художественного произведения — быть представленным современникам — нарушено. Живая связь между писателем и читателем — утеряна навсегда.
В книге «Россия и Черт» собраны вещи Аркадия Белинкова, написанные в середине XX века, а прочитают их люди, живущие в другую историческую эпоху, накануне века XXI. И, хотя живет младое и незнакомое племя новых читателей на тех же широтах, где когда-то пребывал автор, находятся они в другом государстве — не в СССР, а в России, стране с иным политическим строем, с иными ценностями. Боль у них — другая. Многие известные имена теперь забылись, бытовые детали, актуальные события послевоенных лет ушли в прошлое. Романтизм и пафос как Аркадия — литературного героя, так и Аркадия — реального человека, направленные против советской системы, современному читателю могут показаться старомодными. Но категории общественного поведения — преданность и предательство, смелость и трусость, мудрость и глупость, благородство и пошлость (что и составляет содержание работ Белинкова) — внесоциальны и устареть не могут,
В эту книгу просятся объяснения и комментарии. Но вместо них будут только протоколы допросов, судебные документы и... даты. Иногда даже часы. Как раз тот случай, когда цифры бывают красноречивее слов.
Протоколы двух следственных дел, помещенных вперемежку с произведениями, из-за которых они возникли, подчеркивают такую особенность ранних вещей Белинкова, как нераздельность жизненного материала (угадываемого в тексте) и вторичной действительности (созданной его воображением). Почти все его литературные герои называются именами реальных людей, с которыми Аркадий так или иначе соприкасался: друзья — Генрих, Аня, возлюбленная — Марианна, жена — Наташа, литературный критик — Ермилов, поэт — Константин Симонов. Главный литературный герой по имени Аркадий изображен бескомпромиссным молодым человеком, идущим на неистовый конфликт с властью и сервильным обществом во имя спасения мировой культуры, бескомпромис-
сным героем, готовым отдать свою жизнь в борьбе с тираническим режимом. В нем много от реального Аркадия Белинкова. Другие литературные характеры тоже выступают в довольно правдоподобном соответствии с поведением тех людей, с которых списаны. Тем не менее никак нельзя отождествлять литературных героев с их прототипами.. Ситуации, в которых правдиво проявляются или развиваются особенности характера как самого автора, так и избранных им прототипов, — вымышлены. В рассказе «Человечье мясо» Аркадий выполняет работу банщика и намыливает голову (отнюдь не в метафорическом смысле) критику Ермилову. В драме «Роль труда» Марианна прыгает вслед за Аркадием из окна. В рассказе «Побег» Наташа надевает на голову преследователя сумку в красную и черную клетку.
И все же возникает искушение воспринимать прозу Аркадия Белинкова как автобиографическую, поскольку реальная линия авторской судьбы совпадает с рисунком жизни его главного героя (одного и того же, проходящего через все вещи): тюремное заключение, невозможность опубликовать свои произведения из-за их политической направленности, планы по передаче рукописей за границу, контакты с американцами, рискованное бегство.
И ничего удивительного в этом совпадении не было бы, если бы не одно обстоятельство. То, что совпало с реальной биографией, было вымышлено до того, как случилось на самом деле. Все происходило в обратном порядке: не литература копировала жизнь, а действительность следовала за литературой. Неизбежность судебной расправы забрезжила еще в «Черновике чувств». «Аркадий, вас непременно посадят!» — восклицает литературная Марианна по адресу литературного Аркадия за год до первого ареста самого автора. Тема бегства и погони проходит почти через всю прозу Белинкова 50-х годов за двадцать лет до действительного пересечения им границы. По следам событий написан, пожалуй, единственный рассказ — «Побег». Но и в нем довольно точно предсказано взаимное непонимание между беглецом из СССР и прогрессивной американской интеллигенцией.
Читатель, конечно, заметит, как изящная проза двадцатилетнего молодого человека сменяется на жесткую, жестокую прозу опытного лагерника. Становится ясным путь, который привел писателя к созданию зрелых книг 60-х годов; объясняется безапелляционная требовательность, предъявляемая им к своим сверстникам и даже учителям — Виктору Шкловскому, Илье Сельвинскому... Но мне хочется обратить внимание на некую перевернутую схему. Литературный гротеск лагерного периода, созданный Аркадием Белинковым, зачастую в натуралистической манере, кажется «беллетристикой» в сравнении с тем, что действительно происходило вокруг, а записанные следователями протоколы допросов с их страшным «Допрос прерван» приобретают черты сатирического художественного произведения. Мы жили в стране абсурда.
Н. Белинкова-Яблокова
Монтерей, США