Глава 3. Следователь Аринин

 

Один из сопровождавших меня — в кожаной куртке — остался у входа. Другой, вцепившийся мертвой хваткой в мой локоть еще у калитки дяди Миши, повел по лестнице, затем по длинному пустому коридору, в глубине которого тускло светилась запыленная лампочка. Высокие белые двери, словно часовые, выстроились по сторонам. У последней перед поворотом коридора мой провожатый остановился, повернул бронзовую ручку.

Только в комнате он выпустил мой локоть и, шагнув вперед, доложил высокому грузному человеку с колючими глазами:

— Задержание произведено строго по плану. Накладок не было.

Круто повернувшись, он вышел, плотно притворив за собой дверь. Сотрудник, к которому меня привели, одернул светло-зеленый китель и представился:

— Аринин.

Машинально я пожал его широкую влажную ладонь. Желтое усталое лицо Аринина осветила щербатая улыбка:

— Вы, Лейтман, задержаны временно по известному вам делу. Так что не беспокойтесь. Уверен, что ваше пребывание у нас будет непродолжительным.

— Я не знаю, о каком деле вы говорите.

Аринин не ответил. Он вернулся к столу, переложил с места на место несколько папок. Бросил, не глядя:

— Садитесь.

Я устроился на стуле, одиноко торчавшем посередине комнаты. Следователь полез в стол, вынул пистолет и с приветливой улыбкой направил на меня. Рука Аринина

 

дрожала, и черное отверстие ствола прыгало перед глазами. Я окаменел.

— Ну-ну, такое наше дело,— засмеялся следователь, открыв полный рот мелких острых зубов, и бросил пистолет в выдвинутый средний ящик.— Правду говорят, пуля дура...

— Что вам от меня надо?

— Пока ровным счетом ничего,— Аринин с наслаждением, до хруста в костях, потянулся.— Понимаешь ли, Лейтман, мне надо уйти по делу на несколько минут. Ты подождешь в приемной, а я, воротясь, переговорю с тобой. Лады?

— Хорошо,— я пожал плечами.

— Вот и замечательно,— продолжал Аринин, выводя меня в коридор.— Мы с тобой быстро найдем общий язык.

Через несколько шагов он рывком отворил дверь и втолкнул меня в какое-то помещение. По инерции пролетев несколько метров, я уткнулся руками в мокрую, покрытую плесенью стену. За спиной щелкнул замок. В наступившей кромешной тьме я простоял, не двигаясь, несколько минут с надеждой, что случившееся — не больше, чем недоразумение, которое сейчас же будет исправлено.

Постепенно надежда эта растаяла, и только тогда я почувствовал густое зловоние. Потребовалось время, чтобы привыкнуть к тяжелому запаху. Немного успокоившись, я решил ближе познакомиться со своим казематом. Раскинув руки, уперся во влажные, с налетом слизи стены. Опустившись, я пошарил по полу, и рука сразу же провалилась в отверстие, забитое нечистотами. Тут я догадался, что нахожусь в уборной, превращенной в одиночку.

«Ничего,— уговаривал я себя.— Следователь сейчас вернется. Потерпи... Потерпи...» Гнетущая тишина и зловоние давили на меня. От спертого воздуха раскалыва-

 

лась голова, тело покрылось испариной, и рубашка прилипла к спине. Пытаясь взять себя в руки, я приседал, шагал и бежал на месте, отжимался от двери. Но силы мало-помалу оставляли меня. Теряя сознание, я всякий раз обнаруживал себя в вонючей жиже на полу и стремительно вновь вскакивал на ноги.

Сначала робко, потом сильнее я стал стучать в дверь. Ярость, возмущение, негодование — все смешалось в моей душе.

— Откройте! — кричал я, захлебываясь и барабаня в дверь ногами.— Выпустите меня!

— Прекратите безобразничать! — приказали мне из коридора.

— Откройте! Выпустите меня! — продолжал я орать во всю свою молодую здоровую глотку.

— Ключи у Аринина. Он скоро придет. Ждите.

— Понял,— безнадежно отозвался я. Прислонившись к двери, я пытался петь, читать стихи, но усталость довольно быстро брала свое. Нестерпимо гудели ноги. Преодолевая брезгливость, я сначала присел на корточки, а потом рухнул на загаженный пол...

Хлынувший из коридора тусклый свет заставил меня поднять голову. В дверном проеме стоял Аринин. За его спиной — охранник с тяжелой кобурой на поясе. Следователь взял меня за ворот куртки, помог встать.

— Ай-я-яй,— улыбнулся он, обнажая свои острые зубки,— какой же ты горячий, всех переполошил...

Его щербатая улыбка словно хлестала меня по лицу.

— Какое вы имеете право держать человека в уборной? — взорвался я.— Так издеваться...

— Тю-тю-тю,— продолжал посмеиваться Аринин.— Ах, какие мы нетерпеливые...

— Негодяй! — собрав остатки сил, я схватил Аринина за китель.— Вы!.. Вы!..

 

Следователь даже не сделал попытки защититься. Но в ту же минуту охранник оторвал меня от Аринина, натренированным движением заломил мне руки за спину. Я вскрикнул.

— Ну-ну, не балуй,— прогудел он в мой затылок и, подталкивая, повел по коридору.

Втроем мы зашли в ярко освещенный кабинет. Из-за массивного двухтумбового стола, заваленного бумагами, навстречу нам поднялся худощавый человечек, мне показалось, почти карлик, в темно-синем, хорошо сидевшем на нем костюме. Ворот черной косоворотки под пиджаком был расстегнут. Огромный нос на высохшем коричневом личике нависал над узкой полоской усов. Карлик подошел к Аринину и, подняв на него черные лукавые глаза, спросил:

— Что за непорядок?

— Виноват, товарищ Ованесов,— быстро ответил Аринин. — Замотался...

— Ты замотался, а задержанный,— Ованесов кивнул на меня,— живой человек. Ты подумал, каково ему?

— Никак нет, товарищ Ованесов,— на губах Аринина мелькнула знакомая мне хищная улыбка.

— Объясните, почему я задержан,— мне удалось вклиниться в их разговор.

— Охотно,— отозвался Ованесов.— Только вы не задержаны, а арестованы.

— Я не нарушал...

— Бросьте ломать комедию, Лейтман,— голос Ованесова приобрел металлический оттенок.— Вы арестованы по делу ЦСЮФ — сионистского социалистического союза молодежи, которым руководил ваш братец.

Я был потрясен и даже не сразу нашелся, что ответить.

— По уставу членом ЦСЮФ можно стать не моложе семнадцати лет,— произнес я наконец.— Но эта органи-

 

зация перестала существовать, когда мне едва стукнуло пятнадцать!

— Вах, посмотри, какой он умный,— живо перебил меня Ованесов и повернулся к Аринину.— Плохо ты его воспитывал.

— Так точно, товарищ Ованесов! — вытянулся Аринин.

А Ованесов, глядя мне в глаза, с тем же металлом в голосе сказал:

— Товарищ Аринин отлучался, чтобы произвести обыск у вас дома. А вот,— он взял со стола квадратный листок бумаги,— ордер на ваш арест. Ясно?

В углу комнаты, рядом с пузатым книжным шкафом, забитым папками, начали бить часы в высоком деревянном футляре. Я насчитал двенадцать ударов и — ужаснулся. Прошло десять часов с моего ареста у калитки дяди Миши. Только сейчас я заметил, что ночь глядит в окна, полузакрытые кремовыми портьерами. Облизнув сухие губы, я попросил:

— Разрешите мне оправиться, умыться, вообще привести себя в порядок.

— Иди,— милостиво кивнул Ованесов. ...Кое-как вычистив одежду, я подставил голову под кран. Холодная вода вымывала волнение, и я физически чувствовал, как вызревает, крепнет во мне готовность к сопротивлению.

— Поторапливайся,— прервал мои размышления охранник.— Следователь ждет.

Через несколько минут он вновь ввел меня в кабинет Ованесова. Часы в углу показывали полпервого. Аринин, перегнувшись через стол, что-то шептал Ованесову. Оба даже не взглянули в мою сторону. Гнев захлестнул меня. Стараясь унять дрожащий подбородок, я произнес подго-

 

товленную под краном фразу:

— Я выражаю решительный протест по поводу задержания и издевательств, которым меня подвергли.

— Посмотри только на него,— толкнул Аринина в бок Ованесов.— Щенок, а делает заявление.

— Да, делаю заявление,— сказал я уже тверже, до боли сцепив за спиной пальцы.— Сегодня я отказываюсь отвечать на любые вопросы. И требую, если я арестован, отправить меня в камеру, а не в вонючий сортир!

— Вах, страшно напутал, — схватился за голову Ованесов и, перестав паясничать, бросил охраннику: — Хорошо, уведи его.