Г л а в а V

Второй курс в институте начался примерно, как и первый, но все-таки не совсем. Тогда была радость узнавания, гордость от своей причастности к племени студентов. Сейчас уже были пущены какие-то корни, появились друзья, мы чувствовали себя старожилами, институт стал в какой-то степени родным домом.

В числе моих знакомых оказался молодой. композитор Анатолий Невяровский, который писал музыку на стихи Есенина. Через него я и познакомилась с Есениным. Не помню, чья это была квартира, кроме Есенина там было еще два молодых человека, так я и не узнала, кто такие. Может быть, и Есенин этого не знал. А потом мы все отправились в кафе на Тверской, оно называлось "Стойло Пегаса". Публика там бывала, в основном, литературная и окололитературная. Есенина все знали, со всех столиков окликали: "Сережа! Сережа!", просили прочесть стихи.

Он присел на край нашего стола, рванул воротничок с галстуком, и с какой-то удивительной силой искренности начал читать: "Годы молодые с забубенной славой, Отравил я сам вас горькою отравой..." Казалось, что он не стихи читает, а жалуется.

В этот же период мне довелось встречаться и с Маяковским.

 

Вот что касается периода... Для читателей моих записок я хочу здесь оговориться. Все что я пишу - это правда, как говорят в английском суде: "Правда, одна только правда, и да поможет мне бог".

Но все это было очень давно, и у меня могут быть сдвиги во времени. Мне кажется, что все эти события

- встреча с Есениным, знакомство с Маяковским -относятся к началу 1925 года, но, может быть, и к концу, или даже к началу 1926. Я думаю, что практического значения это не имеет.

В Водопьяном переулке жила моя дальняя родственница, у которой я иногда бывала. Именно у нее снимали квартиру Брики, там я и встретила Маяковского. Кроме того, я встретилась с Маяковским и у старшей сестры моей ближайшей подруги Дифы - Мальвины. Они были сестрами по отцу - Дифина мать приходилась Мальвине мачехой. Мальвина жила не в их семье, отдельно. Вот она в какой-то период дружила с Маяковским, а через нее и мы. Я очень любила тогда Маяковского-поэта.

Я перестала его любить, когда он стал "лучшим", "поэтом современности", согласно отзыва вождя, как известно, большого знатока и любителя поэзии.

Я понимала, что Маяковский не был в этом -виноват, но все-таки не могла его больше любить.

Потом из него сделали монументальную фигуру (вроде той, которая стоит на площади его имени), фигуру безупречного трибуна и борца. В действительности он совсем не был таким.

Прежде всего, он был далеко не "безупречный". Он очень любил картежную игру, любил выпить, любил женщин. Он ведь и сам говорил о себе: "Весь из мяса, человек весь". Несмотря на свою громогласность, внешнюю грубость, он казался мне человеком очень обидчивым и ранимым. Я думаю, именно эти свойства привели его к трагическому концу.

Однажды познакомили меня с очень интересным домом, хозяйку которого называли "мама Ляля".

Хорошо помню обстановку в ее комнате: два или

 

три дивана с множеством подушек, несколько маленьких столиков. Если кто-то из ее постоянных посетителей приводил нового гостя, то раньше, чем пустить в комнату, его заводили на кухню и задавали ему пару каких-нибудь вопросов. Меня спросили, что такое категорический императив Канта, и какой из москокских театров я люблю больше других.

Я занималась в философском кружке в институте, и более или менее знала, кто такой Кант. Потом я поняла, что знать его необязательно - важно было просто найти остроумный и ловкий ответ. В этом кругу ценилась не столько эрудиция, сколько остроумие и находчивость.

На второй вопрос я ответила - театр Мейерхольда, что явно было не в мою пользу - в этом кружке предпочитали Камерный.

Мужем "мамы Ляли" был в то время некий Неспелов (а может быть, Поспелов), работник Госиздата- Он писал неплохие стихи, в основном пародии, ему же приписывали цикл стихов, посвященных Троцкому. Вернее, не посвященных Троцкому, а как написали бы о Троцком такие разные поэты, как Есенин, Маяковский, Игорь Северянин, Вера Инбер. Тогда я все это знала наизусть. Сейчас, когда пытаюсь вспомнить, оказалось, что многое забылось. А жаль, все-таки, в какой-то степени приметы времени.

Вот - "под Маяковского":

"Заменить ли горелкой Бунзене

Тысячевольный Осрам Что Фрунзе?

После Троцкого Фрунзе

- Просто срам.

Почему это такое только нынче

Узнали, что Фрунзе то ж

Врангелям гайки завинчивал

И вгонял Колчаков в дрожь.

Теперь, когда закопан последний

паршивый белогвардеец

 

Узнали, что под Перекопом

Не на Троцкого следовало надеяться.

Я - от Лили, Краснощековым лелеяной,

Вы - от героев интендантских выдач

Оба получили по шее мы,

Уважаемый Лев Давыдыч..."

(Краснощеков - в то время председатель Промбанка, которому приписывали роман с Лилией Брик).

А вот - "под Игоря Северянина":

"Лев Давыдыч, как мне больно,

Лев Давыдыч, я печален, Лев Давыдыч, неужели

Вы сыграли Вашу роль

Лев Давыдыч - это символ, Лев Давыдыч гениален,

Лев Давыдыч для народа - это лозунг и пароль.

Сколько славы, сколько армий,

Сколько девушек и фронтов,

Сколько пушечного грома и блистательных авто,

Но в печальной квинтэссенции

Вами созданных виконтов

Благодарных и печальных

Не осудит Вас никто.

Ленин пышно вмавзолеен,

Вы казались мне наследник –

Опортреченных повсюду бескороновый король.

Но в Кремле уже шипели и завистник и зловредник

Уверяя, будто надо Вам в Кавказовый Тироль.

Где бриллиантовые волны

Бьют в Сухумское Остснде

Бонапартно оеленен беломраморный отель,

Не грустите. Лев Давыдыч!

Ошаманьте шерри бренди!

Я к Вам спешно лимузиню

Выпить дружеский коктейль..."

 

Еще четверостишие "под Веру Инбер":

"...Теперь покинул эти стены,

Исполненный высоких дум.

Но островом Святой Елены

Войдет в историю Сухум."

...Наступила весна 1925 года, а вместе с весной страдная пора для студентов - сессия. В силу чисто личных причин я не очень усиленно занималась в течение года. Тем больше пришлось приналечь в сессию. Я довольно успешно сдавала зачеты (экзаменов тогда не было - только зачеты), но чувствовала себя очень плохо. Стала быстро уставать (чего раньше никогда не было), вечерами меня знобило, и, наконец, в течение двух недель три раза шла горлом кровь.

Врачи нашли у меня активный туберкулезный процесс. Я все-таки перешла на III курс, и тут моя учеба прервалась на два года.