- 82 -

ГЛАВА 19

СОРОК ЛЕТ СПУСТЯ

 

Много лет мечтала я попасть в те места, где я была в лагере. В Магадане 23/15 км был когда-то женский лагерь, где содержались женщины с детишками. Этих детишек там вместе с матерями держали только до двух с половиной лет, а потом отправляли в детские дома, а матерей в общие лагеря. Кормить грудью разрешали только до 8-10 месяцев, и только в исключительных случаях, если у матери было много молока, держали до года. Тогда матерей использовали еще и как доноров грудного молока. Ведь у некоторых этого молока совсем не было. Для детей был отдельный корпус, где они жили, играли.

Они считались вольными, и им были созданы условия. Детей было около 20 человек. Матери жили в общем бараке. Те, которые кормили детей грудью, работали в зоне, а другие могли видеться с детьми только в воскресенье. Но не об этом я хочу рассказать.

14 сентября 1995 года, в День семьи, дочь, с которой сорок лет тому назад мы здесь жили, повезла меня с внучкой туда. Как трепетало мое сердце, когда я узнала ту сопку, куда нас водили по ягоды для детей и служащих гарнизона. Дорога была запущенной и безлюдной. Ехали медленно. Наконец-то приехали. Я стала узнавать и вспоминать все. Не знаю, узнала ли что-нибудь моя дочь, но я узнала все. У меня внутри словно кто-то за веревку дергал за сердце. Я вся дрожала, и было трудно говорить. Мне к каждому дому хотелось бежать, дочь и внучка не успевали за мной. Я словно помешалась. Волнуясь, подошла к бараку, где мы жили, там уже все не так. Внутри все переделано. У нас было три этажа нар, построенных из горбылей. Стояли две большие печи для отопления. Постелей нам никаких не давали. У кого что было, тот это и стелил под себя. Все норовили найти место подальше от перегородки, ибо там кишмя кишели клопы. Конечно, их травили, но это не помогало.

 

- 83 -

Как только нас возвращали в барак, они оживали. Бродя по этим местам, я мечтала найти какую-нибудь реликвию, но ничего не нашла. Все переделано, разорено. И что удивительно, в таком прекрасном месте, при наличии стольких зданий, никто не живет. Пошли к детскому корпусу, там мало что изменилось. Конечно, тоже все перекрашено внутри, многое переделано. В игральном зале, где детишки больше всего бывали, были очень красивые стены, разукрашенные заключенным художником, через лопнувшую краску видны элементы былой раскраски. Моему волнению нет предела. Думаю надо принять какое-нибудь лекарство, но нет, все бегу, все хочу как можно больше увидеть. Мне начало казаться, что вот, вот появятся все те люди, что когда-то были здесь со мной.

Все ведь есть, и дома, и солнце. Мы попытались зайти в здание, но нас грозно окликнул молодой человек: "Что вы здесь ищите?" Я хотела что-то ответить, но у меня не получилось. Дочь это заметила и стала с ним говорить. Он немного смягчился, но нам сказать ничего не мог, вернее ответить на наши вопросы. Распрощались. Нашла дорожку и место, где иногда с разрешения вольного врача, Виктора Ивановича, нам разрешали погулять с детьми. Я немного собралась с духом. Показала дочери примерное место, где она произнесла свои первые слова, это "черпак, табак" и на этом же месте я заметила у нее первый зубик.

Ей было уже полтора года, все дети давно что-нибудь грызли, а у нее не было ни одного зубика. Ей давали все протертое и молотое. Однажды я дала ей с кружки попить, и застучали зубки. Для меня это было большой радостью. Все эти "картины" возвращали мне память. Вот крыльцо детской кухни, сюда мы приходили получать свою особую, улучшенную пищу. Кормящие женщины пользовались льготами, по-лагерному - "благом". Доктор Виктор Иванович где-то достал нам стеклянной посуды, он следил, чтобы мы не отравились железными банками.

Дочь время от времени меня фотографировала. И что не говорите, а в лагере, конечно, все тоскуют по свободе, но я счастлива, что я после всего еще прожила столько лет

 

- 84 -

и сумела здесь побывать. Многим людям никак непонятно материнство в этом "аду". Конечно, жизнь на 23/15 км сильно отличалась от жизни в других лагерях. Скорее всего эти дети, эти крошки спасли жизнь несчастных женщин. Многие из них, как и я, реабилитированы. Все их страдания были напрасны. Возможно, жизнь сложилась бы у них по-другому, но мы остались живы и это не мало. Этим детям уже за сорок лет. Многие почетные граждане. А некоторые, возможно, и не знают, что они родились за колючей проволокой, там и росли. Их матери, возможно, постеснялись им об этом рассказать. Так или иначе, не считая моря слез, я была очень рада побывать здесь.

Спасибо детям, которые своим рождением спасли и поняли нас. Человеческая жизнь - это миг в сравнении с вечностью, и в то же время это так много. Это такой огромный срок. Вспоминаю свое детство, наша семья жила очень замкнуто. Отец был человеком образованным и бывалым. Много рассказывал, в том числе и по географии, но мне никогда не приходило в голову, что мне когда-нибудь придется плыть в вонючем трюме по Охотскому морю, видеть живых коренных жителей Севера - чукчей. Я с ужасом читала вывески детских домов — "Детский приют". Мне казалось, что большего несчастья и быть не может, как стать сиротой. Читала, как татары уводили в плен женщин, но не могла подумать, что это все может произойти со мной. Но ведь случилось! Увели меня из дома, только не татары. Плыла я по морю, подальше от родных берегов. Мои дети побывали в детских домах. Сейчас я благодарна этим детским домам, они моим детям заменили крышу родного дома. Очень многое пришлось пережить за свою жизнь. Трудности и переживания преследуют и сейчас, хотя кажется, все уже должно быть позади. Но видно судьба такая.

Снова пришлось покинуть родину. Как странно, что приют я нашла именно в том городе, где я так много страдала.

Все беды, конечно, позади, но и моя жизнь тоже. Уже 78 лет, чего еще можно ждать от жизни? Я живу с дочерью, всем обеспечена, счастлива тем, что жива. Как верующая

 

- 85 -

прощаю всех, кто виноват в моей судьбе, и прошу прощения у Бога за свои грехи.

Еще хочу добавить, что людей, с которыми довелось встречаться в лагере и которых удалось запомнить, знаю. О многих у меня нет полных данных, но все же, если кто потерял своих близких и вдруг в этой книге узнает своих родственников, пишете мне. Возможно, я смогу сообщить что-нибудь большее и подробнее. Отвечу всем.

Ведь все те люди, так дешево оцененные и названные "врагами народа", каждый из них был кому-то безмерно дорог. О них помнили, страдали и плакали, их ждали. Многие погибли прямо в лагерях, другие вышли инвалидами и умерли уже здесь на свободе среди своих. А некоторые, более живучие, живут и по сей день, влача свою земную ношу.

В Магадане 12 июля 1996 года открыт памятник невинным жертвам политических репрессий. Но сколько их, посмертно реабилитированных, лежит по склонам колымских сопок и дорог без крестов и поминания. Кто подойдет к их могилам с цветами и слезами любви? Кто помолится за упокой их души? Это должны делать мы, все те, кто еще жив и помнит пережитые годы. Эти невинные люди, отдавшие жизнь в непосильном труде, равны отдавшим жизнь на фронтах Великой Отечественной войны. Они тоже заслуживают, хоть и посмертных, но почестей. Человеческая память очень коротка и героев войны и героев лагерей вспоминают лишь по необходимости.

Я хочу, чтобы мои дети и внуки помнили и поняли то время и тех людей, с которыми мне пришлось пережить эти трудные годы.

Ноша, определенная нам судьбой, навсегда останется за нашими плечами. Тот человек, злорадствовавший, когда меня гнали по этапу, возможно, и не подозревал, что судьбой мне уготовлена такая длинная жизнь, а главное - что мне удастся пережить все эти беды. Литва меня арестовала, она же меня осудила, и она же теперь и реабилитировала. Все прошло вместе с молодостью.

Конечно, безмерно жаль, что все так вышло, что так поломалась моя жизнь. Но это коснулось не только меня. Это судьба многих людей моего поколения.