ВОЗВРАЩЕНИЕ НА РОДИНУ

 

В последний раз я был на родине в тревожный год коллективизации. В знак несогласия российского крестьянства с коллективным строем вся деревня ночами жгла костры и забивала личный скот. Эти огненные костры и были ответом крестьянина Советской власти, лишившей его собственной земли, свободы совести и веры в Пресвятую Богородицу.

С тех пор прошло 13 лет. За эти годы все единоличные крестьяне сделались рабочими колхозов и совхозов и трудились под страхом исключения из коллективного хозяйства и отправки в каторжную кочегарку на Воркуту или на строительство Магнитогорска.

 

Колхозники в то время жили впроголодь. Чтобы не погибнуть самому с голоду и не ускорить смерть любимых тетушек, к которым я прибыл на место жительства, я решил искать себе работу в каменном карьере в населенном пункте Крамино, где добывали ценный камень для строительства и платили за работу каждую неделю.

Не откладывая до завтра, я на второй день пошел в карьер подряжаться на работу. По дороге в Крамино через Слободку мне встретились многие колхозники, но никто из них не поздоровался со мной. Возможно, они меня забыли или раньше никогда не видели и, ошибочно приняв за немецкого шпиона, сообщили обо мне в воротынский сельсовет. В те дни по всей стране были расклеены плакаты, на которых были нарисованы немецкие шпионы-диверсанты, поджигающие фабрики, заводы, скотные дворы или амбары. На плакатах были надписи с призывом к населению задерживать шпионов и сдавать их для расправы местной власти.

Подходя к краминскому карьеру, я увидел у ворот огромную толпу рабочих и колхозников, глядевших в мою сторону. У каждого в глазах были гнев и страх, а в руках блестели топоры, ломы и круглые стальные прутья. Я не догадывался, по какой причине собрались все эти люди с топорами и ломами. Об этом мне сказали позже. Будто из милиции по телефону позвонили в воротынский сельсовет и сообщили, что г на каменный карьер направился немецкий диверсант из парашютного десанта, сброшенного будто с самолета возле шамординского леса с целью подорвать карьер и уничтожить всех рабочих. В те дни вся страна болела шпиономанией, которую подогревали радио, печать и миллионы разукрашенных плакатов, залепивших все заборы и дома в Советском государстве. К всеобщей радости рабочих и колхозников из Крамино, я увидел среди толпы людей, вооруженных топорами и ломами, своего товарища и друга детства Васю Сухачева, работавшего техноруком в каменном карьере. В этих неожиданно трагических условиях мы оба вскрикнули, узнав друг друга, и мгновенно бросились обниматься, чем вызвали смятение среди

 

рабочих и колхозников. Когда в тот же день меня оформили рабочим на карьере, мне сказали:

— Завтра выходи работать в утреннюю смену!

Обрадовавшись, я без промедления простился с земляками и пошел знакомой с детских лет дорогой в Воротынск. Пройдя не более километра пути, я вдруг услышал за собой погоню верховых. Я обернулся и увидел скачущих ко мне по бездорожью двух наездников с винтовками в руках. Они неслись мне наперерез, ругались бранными словами и кричали, чтобы я немедленно остановился. Я встал и смотрел на всадников. Их кони были взмылены, а всадники возбуждены. «Чего им нужно от меня?» — подумал я. Младший, соскочив с коня, приблизился ко мне и попросил показать документы. Не пререкаясь с юным земляком, я вынул из кармана каторжную справку и подал ему. Он стал читать. Я видел, как лицо его вдруг вспыхнуло, и мне тогда подумалось, что он мечтал схватить живого диверсанта, чтобы получить за него орден и кучу денег. Но вместо диверсанта-немца он задержал бывшего комсомольца-добровольца Красной Армии, участника войны под Перекопом, а теперь прибывшего на родину с заполярной каторги.

— Так вы не немец? — разочарованно промолвил он. — А нам звонили из милиции, сказали, будто фашисты с самолета сбросили десант за шамординским лесом...

Он тут же представился мне, сказал, что он здесь председатель воротынского совета и фамилия его Михайлов.

— Мне про вашу жизнь рассказывал отец, — промолвил он. — Вы — герой, конечно, но судьба играет человеком...

Он хотел что-то добавить еще, но неожиданно вскочил в седло, быстро поскакал и вскоре скрылся из виду. Как выяснилось позже, телефонный разговор начальника милиции, а также высадка немецкого десанта возле леса были выдумкой врага с коварной целью сеять ветер, чтобы после пожать бурю.

Ежедневная тяжелая работа в каменном карьере быстро измотала мои силы. Красные подтеки на теле показали мне, что больше я не выдержу и закончу жизнь под монолитным камнем. Но нежданно на моем пути появился добрый человек из воротынского лесничества, Василий Павлович Пиру-

 

ев, предложивший мне работать лесотехн и ком в лесном питомнике, а также на посадках молодого леса на пустырях. Такое предложение Пируева явилось спасением для меня.

...Жестокая война с Германией приближалась к Воротынску, несмотря на то что радио на всю страну передавало бодрые сводки с фронта. В действительности же в первые месяцы войны Красная Армия попала в окружение противника и перестала действовать, а армия Германии все время шла вперед, не получая должного сопротивления. В последнюю минуту из Калуги пришел приказ всем колхозам и совхозам области эвакуировать в восточном направлении молочный скот. Но было уже слишком поздно: все дороги на восток были отрезаны противником, и Воротынск был взят без боя.