О перегрузке школьников и пионеров
общественно-политическими заданиями
Постановление Центрального Комитета ВКП (б)
В ряде школ и пионерорганизаций имеет место совершенно недопустимая перегрузка детей "проработкой" решений ХУ11 съезда партии, вопросов марксистско-ленинской теории и политики партии.
Детей 8-12 лет в школе и пионерорганизаций заставляют отвечать на вопросы, совершенно недоступные их пониманию...
ЦК ВКП (б) постановляет:
3. В средней школе не допускать перегрузок детей общественно-политическими заданиями.
Правда, 24 апреля 1934 г.
В ШКОЛУ!
Огромной радостью и даже гордостью было стать школьником. Первая школа — одно из самых ярких воспоминаний того времени. Школа помещалась в старом доме в самом центре города напротив парка, где стоял собор, а рядом — памятник Ленину. Теперь собора давно нет, и старого Покрова почти не осталось, а Ленин все стоит...
Многие учителя в нашей школе были еще со старых времен, с нормальными представлениями о добре и зле, поэтому и отношения в школе были не казенными, а человеческими. И я полюбил свою школу.
День первого сентября в городке всегда был большим праздником, в котором и мы, детдомовские, принимали участие. Во-первых, это начало учебного года, которое по всей России празднично отмечается. А кроме того, в этот день справляли еще и МЮД — Международный Юношеский День. Почему он оказался большим событием для Покрова? Да
просто потому, что повседневная провинциальная жизнь бедна событиями и развлечениями, и все — ребята и взрослые — рады принять участие в любом празднике. Сейчас это может показаться смешным — какое дело нашему городку до Коммуны в Париже? — но и день Парижской Коммуны, 18 марта, отмечался в Покрове как большой праздник, благо он был тогда нерабочим днем... Но самым важным для Покрова был день 14 октября — по церковному календарю Покров Пресвятой Богородицы, наш престольный праздник. И церковь, и собор были, конечно, закрыты, не знаю, куда ездили молиться верующие. Но в городе был настоящий праздник. В домах пекли пироги, жители наряжались и ходили друг к другу в гости. На пустыре устраивалась ярмарка. Там торговали всякими вкусными вещами и ярмарочными забавами: "уди-уди", набитыми опилками яркими мячиками на резинках, трещотками. На это мы могли только смотреть и завидовать — у нас ведь не было денег...
Зато первого сентября для нас получился двойной праздник. Утром радостный идешь в школу, а потом ждешь - не дождешься "послеобеда", когда поведут на площадь. Как стемнеет, взрослые парни и девушки ходят по улицам с зажженными факелами, поют, на площади устраиваются танцы и игры. Весь город охвачен праздником, всем весело и радостно. МЮД каким-то образом увязывался с МОПРом, и во время гулянья ходили сборщики и собирали деньги на МОПР. О МОПРе я узнал, как только начал интенсивно читать: в "Пионерской правде" много писалось о том, как на западе рабочие томятся в тюрьмах и как мы должны им всячески помогать. Сами-то мы жили в раю.
Учился я с самого начала хорошо, даже очень хорошо. Ученье давалось мне легко, хотя во время уроков я пристрастился читать под партой посторонние книги. Читать я научился рано, лет пяти, сам, никто меня не учил. Кто-то из воспитательниц показал мне буквы, а уж я своим умом дошел, как сложить из них слова. Ко второму классу я стал заядлым читателем. Чтение оказалось моей главной любовью, главным учителем и главной радостью в жизни. Никто никогда моим чтением не руководил, я читал все, что под руку попадется, что дадут в библиотеке, и вообще все, что мог достать. Вот и во время уроков скучно было слушать, что говорит учительница или тем более отвечает кто-нибудь из учеников — я и читаю очередную книгу, положив ее под партой на колени.
В начальной школе с первого по четвертый класс у нас была одна учительница по всем предметам, Анна Павловна. Не знаю, любила ли она меня, но она меня явно привечала. И учился я хорошо, всегда все знал и не озорничал, хлопот ей было со мной немного. Отплатил же я ей черной неблагодарностью. Однажды, кажется, уже в третьем классе случилось у нас такое происшествие. Кто-то из мальчишек воткнул перо в парту и начал его тихонько дергать. Оно дренькало и мешало вести урок. Это, кстати, было одно из рядовых "развлечений" на уроках. Но я не был виноват, я такими делами не занимался, единственное мое прегрешение на уроках было чтение книг. Но оно ведь никому не мешало, а сам я всегда все знал. И вдруг Анна Павловна обращается прямо ко мне:
— Миша, выйди из класса!
Она же знала меня, должна была понимать, что я на такое не способен — и обвиняет меня! Это было совершенно несправедливо. А у нас в классе была девочка Ира Ермакова, не детдомовская, а из города, я тогда питал к ней нежные чувства. И я решил, что учительница позорит меня в глазах Иры. Я разозлился — я вообще был очень злой. Встал, "набычился" и говорю:
— Я этого не делал, не пойду!
— Нет, это ты, — настаивает Анна Павловна. — Сейчас же выйди из класса!
И когда она ко мне подошла, взяла меня за плечо и потянула, я укусил ее за палец...
Проводили мы в школе примерно половину дня; первоклассники чуть поменьше, старшие — до обеда. Учились вместе—и детдомовские, и городские ребята, никто не делал между нами никакого различия. На этом уровне все мы были равны. Правда, запомнилась вот какая деталь, тогда это нас, детдомовских, сильно задевал о. На большой перемене городские ребята завтракали, ели кому что дадут из дому. А мы старались на них не смотреть, потому что нам ничего не давали, и между завтраком и обедом нам часто хотелось есть.