Предыстория
Впервые строптивым адвокатом меня обозвала «Литературная газета».
Двадцать четвертого сентября 1986 года в рубрике «Мораль и право» ЛГ опубликовала беседу завотделом коммунистического воспитания редакции И.Н.Гамаюнова с профессором, доктором юридических наук, заведующим сектором теории и социологии уголовного права Института государства и права АН СССР А.М.Яковлевым под хлестким заголовком «В пользу справедливости» — о проблемах правосудия и укрепления законности.
Такое название рубрики и такой заголовок сегодня никого не удивят. В нынешних СМИ можно встретить и более выразительные заголовки и опубликовать даже размышления по данному поводу В.И.Новодворской или С.А.Ковалева. Но сегодня СМИ, как говорят, «четвертая власть», независимая от остальных трех ее ветвей. Их независимость выражается, в частности, и в том, увы, что остальные ветви власти не обращают никакого внимания на подобные публикации (редкие исключения лишь подтверждают общее правило). Но в то время, когда у нас существовала единственная власть, направляющая и руководящая, подобные словосочетания казались чуть ли не кощунственными. Такое было разрешено только ЛГ — газете, как считали в ЦК, читаемой лишь узким кругом интеллигенции, для «выпуска пара».
Но в те времена все органы власти еще реагировали на выступления печати.
Многие годы нам внушали, что общечеловеческая мораль — выдумка апологетов капитализма. Моральным признавали все, что на пользу делу построения коммунизма. А в учебниках для будущих юристов (и не только для них) можно было прочитать, что право — это выраженная в законе воля господствующего класса.
Помнится, будучи еще студентом, я на семинаре по теории государства и права задал преподавателю каверзный вопрос: «А
кто и каким образам выражает и формулирует в законе волю господствующего класса?» Посмотрев на меня с укоризной (какой, мол, бестолковый студент!), преподаватель отчеканил: «Волю господствующего класса выражают его вожди, то есть наиболее сознательные его представители, а единодушное принятие предлагаемых ими законов Верховным Советом подтверждает правильность их точки зрения».
В той публикации ЛГ А.М.Яковлев популярно разъяснял и отстаивал известные всему цивилизованному миру и даже уже частично записанные в нашем законодательстве принципы презумпции невиновности, независимости суда, состязательности в уголовном процессе, активного участия в нем адвокатов.
Свои мысли по этим вопросам, которые давно решены в теории права и твердо устоялись в практике демократических государств, но игнорируются нашим правосудием, А.М.Яковлев иллюстрировал конкретными примерами из следственной и судебной практики.
Одним из таких примеров была «история строптивого адвоката», который, защищая подростка, обвиняемого в умышленном убийстве с отягчающими обстоятельствами, позволил себе не согласиться с обвинительной версией и, несмотря на признание подростком своей вины, разоблачал в суде грубые нарушения законности, допущенные в ходе предварительного следствия. А признание обвиняемого строптивый адвокат квалифицировал как самооговор. Доводы адвоката суд признал убедительными и возвратил дело на дополнительное расследование. И тогда началось «нечто фантастическое» (ЛГ). Адвоката решили вывести из дела и попытались допросить в качестве свидетеля, хотя закон это категорически запрещает. «Но не поддался наш строптивый адвокат. Не испугался угроз...» (ЛГ).
А собеседник А.М.Яковлева завотделом газеты И.Н.Гамаюнов выразил надежду, что прокуратура, которой история строптивого адвоката уже известна, примет меры...
Почти год спустя, 17 июля 1987 года, ЛГ поведала читателям продолжение этой истории. В диалоге того же И.Н.Гамаюнова с одним из лучших знатоков уголовного процесса доктором юридических наук И.Л.Петрухиным строптивый адвокат был уже прямо назван по имени — Марк Коган.
Прокуратура действительно отреагировала на первую публикацию. Но отреагировала не совсем так, или, вернее, совсем не так, как ожидала газета. В юридической консультации, где работал строптивый адвокат, были изъяты все регистрационные карточки по делам, в которых он выступал за последние шесть лет. По этим карточкам прокуратура стала вызывать и допрашивать всех его бывших подзащитных, стараясь получить от них компромат на адвоката. Против него было возбуждено уголовное дело за... «подстрекательство к даче взяток»1.
На этом основании следственные органы, а затем и суд, куда повторно направили дело обвиняемого в убийстве подростка, потребовали от Президиума коллегии адвокатов заменить в этом деле строптивого Когана другим защитником. Президиум коллегии не нашел оснований для такой замены.
И создалось, как писала газета, курьезное положение. «Днем адвокат выступал в суде, защищая подростка. Задавал вопросы, обнажавшие откровенную халтуру следствия. Доказывал: обвинительная версия неубедительна... Держался в процессе так, как будто только от него зависел исход дела... А по вечерам дома его подстерегали телефонные звонки уже по собственному делу... В конце концов адвокат доказал необоснованность предъявленного его подзащитному подростку обвинения, и Мособлсуд вновь вернул дело для дополнительного расследования с частным определением о предвзятости и профессиональной несостоятельности следственных работников» (ЛГ).
1 Как известно, дача и получение взяток относятся к категории должностных преступлений, а адвокат — не должностное лицо. Но посредником в этом преступлении может быть любой человек. Вероятно, такие люди встречались и среди адвокатов. Однако хороший и уважающий себя адвокат на такое преступление никогда не пойдет. Но чтобы держать и таких адвокатов «на крючке», придумали хитрую конструкцию для их обвинения в посредничестве дачи взяток. Если адвокат получил помимо кассы так называемый микст в большой сумме, значит, он тем самым давал клиенту основания полагать, что часть микста пойдет на взятку должностному лицу. А это, мол, уже подстрекательство к даче взятки. Несуразность этой надуманной конструкции очевидна. Нет взяткодателя, нет взяткополучателя, но налицо их мифический соучастник — подстрекатель.
А Прокурор РСФСР сообщил газете, что следователь Коротаев, предъявивший адвокату необоснованное обвинение, отстранен от работы. «Впрочем, самому Когану в прокуратуре заявили, что предъявленное ему обвинение никак не связано с делом подростка и его конфликтом со следствием по этому делу. Просто так совпало» (ЛГ).
С тех пор за мной в адвокатских кругах закрепилась кличка «строптивый адвокат».