На распутье
В конце своих записок я вынужден отступить от мемуарного жанра. К такому отступлению меня побуждают слова замечательного русского адвоката В.В.Спасовича. В свое время он призывал коллег: «Не робейте и смело откликайтесь, когда будут происходить кругом события, в которых подобает заявить себя гражданином, как люди, безвозмездные и вольные, не покупавшие существование своей уступчивостью, не оторвавшие себя от интересов общества».
Из предыдущих глав внимательный читатель должен был осознать, что настоящего правосудия в России после октября 1917 года не было и, увы, нет до сих пор.
В чем же дело?
Ответ на этот вопрос, как это ни парадоксально, можно найти в забытой сегодня резолюции XIX партконференции «О правовом государстве».
В последний день заседания партконференции 28 апреля 1986 года была принята эта короткая, но емкая по смыслу резолюция. Перед заключительным словом М.С.Горбачева, когда делегаты устали и больше думали о возможности успеть отовариться в закрытой секции ГУМа, слово предоставили А.А.Громыко. Если за границей его прозвали «мистер «нет», то для коммунистов он был всегда «товарищем «да».
Не оглашая текста предлагаемой резолюции, а сославшись на желтую книжицу, имевшуюся на руках у каждого делегата, он предложил принять эту резолюцию, что было сделано единогласно и без всякого обсуждения.
А в этой маленькой резолюции большевики впервые за время своего правления расписались в том, что Россия более семидесяти лет не являлась правовым государством. Тем самым они фактически признали, что их власть в стране все это время была нелегитимной. А там, где правит нелегитимная власть, нет, и не может быть правосудия.
Многие, кто сегодня возмущается расстрелами заложников в Чечне, забыли или не знают, что такие массовые расстрелы были введены большевиками в первые годы Советской власти.
Здесь не место подробному экскурсу в историю нашей судебной практики.
Следует лишь сказать, что во время войны с фашистской Германией многие люди надеялись на изменение «карательной политики», как это тогда называлось. Но лично я уповал только на одно — на смерть Сталина. Я ведь еще на Лубянке понял, что Ленин и Сталин — близнецы-братья. Но Ленин и Сталин умерли, а дела их продолжали другие. Политические процессы над инакомыслящими продолжались при Хрущеве, Брежневе, Андропове и Черненко. Хотя голоса адвокатов С.В.Калистратовой, В.А.Каминской, Б.А.Золотухина и других стали звучать громче. «Холодная война» и гонка вооружений разоряли и без того не пришедшую в себя после войны страну.
Но вот наступила «перестройка» М.С.Горбачева, и в стране начались преобразования. Однако новое «мышление» М.С.Горбачева плохо увязывалось с его старым менталитетом большевика. «Больше социализма!» в условиях развития демократии не получилось. Должность Президента СССР никак не спасала его от мощного влияния Политбюро ЦК КПСС, которое не смогло смириться с исключением ст. 6 из Конституции СССР. Отсюда нерешительность М.С.Горбачева во многих острых ситуациях, возникавших как в Москве, так и в союзных республиках. В итоге — Беловежское соглашение и развал СССР. Попытка большевиков повернуть одним рывком историю вспять в августе 1991 года закончилась, как известно, поражением ГКЧП, крахом карьеры М.С.Горбачева и торжеством Б.Н.Ельцина, который в то время сумел стать символом свободы и демократии благодаря гонениям
на него со стороны КПСС и поддержке всех демократических сил. Август 1991 года мог положить конец большевизму и началу настоящих благотворных демократических реформ. Однако этого не случилось.
Печальный итог правления Ельцина, его неспособность управлять государством при неудачном подборе советников привели к компрометации реформ, политической и экономической нестабильности, разворовыванию государственных средств и дальнейшему обнищанию народа. Поэтому в конце 2000 года он был вынужден уйти в отставку, передав власть президента дотоле никому не известному В.В.Путину.
Новому главе государства досталось тяжелое наследие. История поставила его перед выбором: либо назад к большевизму, либо к трудному и долгому пути продолжения демократических реформ.
Первые шаги президента не прояснили его истинных намерений. Воспитанник КГБ, он говорит одно, делает другое, а думает — неизвестно что.
Но что бы он ни думал — перед ним пока еще был выбор: или авторитаризм, или демократия.
И передо мной тоже стоит сейчас выбор: или помалкивать обо всем этом и удовлетворяться относительным благополучием своей семьи, или выполнить завет В.В.Спасовича и сказать все, что я думаю. Выбираю второй путь. Во-первых, потому, что мне уже бояться нечего, а во-вторых, чтобы сказать власти единственно доступным мне сегодня образом — я не быдло, а как заметил когда-то замечательный русский писатель А.П.Платонов: без меня нет народа. Я — тоже народ.