Происхождение текста

Валентина Николаевна Яснопольская (урожд. Ждан; 1904-1998, ум. в С.-Петербурге) арестована 28 декабря 1930 по делу «антисоветского монархического центра Истинно-православная церковь». По постановлению Коллегии ОГПУ (1 или 2 ноября 1931) приговорена к 3 годам лагерей. 9 ноября 1931 отправлена этапом в Северные лагеря. Отбывала срок в концлагерях системы Беломорско-Балтийских исправительных лагерей — «Усолье», «Медвежья Гора», а также в Дмитровлаге (прибыла сюда осенью 1932).

7 апреля 1933 (в праздник Благовещения) условно досрочно освобождена. Осталась работать при управлении Дмитровлага, на строительстве канала Москва — Волга, как вольнонаемная. В 1937 переведена в грунтовую лабораторию (руководила там группой по механике грунтов) и деревне Большая Церковщина на строительстве Куйбышевского гидроузла.

В 1940 перевелась на строительство ГЭС в г. Боровичи (недалеко от станции Бологое). В 1941 получила «чистый» паспорт в г. Электросталь Московской области. С 1942 живет с мужем С. Л. Яснопольским в Москве в квартире проф. А. Ф. Лосева; получила возможность устроиться на работу. С 1945 по 1953 вместе с супругом подвергалась административным преследованиям. До 1960 Яснопольские проживали у Лосевых. Вплоть до конца 1960-х Валентина Николаевна пыталась окормляться у «катакомбных» священников. В начале 1970-х через свою подругу В. Д. Пришвину знакомится с известным церковным диссидентом, священником Николаем Эшлиманом. Через протоиерея Всеволода Шпиллера (настоятеля московского храма св. Николая в Кузнецах) входит в евхаристическое общение с РПЦ.

К сожалению, вторая жена Л. Ф. Лосева, Л. А. Тахо-Годи, в биографии своего мужа допустила ряд грубых выпадов против супругов Яспопольских. Она описывает их как бесцеремонных жильцов, которых Л. Ф. Лосев по просьбе своего друга, «маститого украинского академика» Л. Н. Яснопольского, впустил на несколько месяцев, а они прожили у него чуть не два десятилетия. (См.: Тахо-Годи А. А. Лосев. М., 1997. С. 111, 226-227.) О многих фактах из биографии Яснопольских, связывавших их с Лосевыми, Тахо-Годи или не упоминает, или упоминает вскользь. Из ее же повествования следует, что в начале войны «маститый» ученый-экономист Леонид Николаевич Яснопольский помог А. Ф. и В. М. Лосевым в тот трагический для них момент, когда немецкая бомба разрушила их дом. «Лосевы, конечно, пишет Тахо-Годи, — не могли отказать Л. Н. Яснопольскому в его просьбе приютить... его сына... с женой». Вместе с тем она не упоминает о том, что В. Н. Яснопольская близко подружилась в концлагере с В. М. Лосевой, которая до своей смерти была ее покровительницей (об этом имеется упоминание в публикуемых воспоминаниях Валентины Николаевны). В значительной степени профессор Лосев терпел в своем доме далеко не безопасное присутствие двух бывших лагерников в память об общих гонениях, которым они подвергались: ибо это были его с супругой прямые подельники и собратья по узам. Более того, как вспоминает В. Н. Яснопольская, он уговаривал ее с мужем не поддаваться унынию.

B. Н. всегда тепло отзывалась о А. Ф. и его первой жене. И очень неохотно и скупо упоминала, что после смерти последней в 1954 новая супруга профессора А. А. Тахо-Годи стала настраивать его против Яснопольских. Что, собственно, преследует своим смутным рассказом о «неудобных жильцах» Тахо-Годи? Что тем надобно было съехать в «никуда» и, во время новой волны гонений, подвергнуться повторному аресту? Каким бы в этом свете предстал пред потомками проф. Лосев («монах Андроник», как не забывает подчеркнуть его жена и биограф)?! «Не знаю, — пишет Аза Алибековна в своей книге, — почему я эти как будто не относящиеся к делу факты записала здесь». И сама тут же поясняет: «Но ведь они говорят о страхе, владевшем людьми, когда-то судимыми по делам церковным» (Тахо-Годи. А. А. Лосев. C. 141). Не есть ли это напоминание о страхе, в страшные годы овладевшем двумя одинокими христианами, преследуемыми тоталитарным режи-

мом, попыткой уйти от воспоминаний о собственном страхе (а то и о страхе своего супруга) на те возможные неприятности, которые им вполне реально грозили? Неприятности, к примеру, за «укрывательство» антисоветчиков; за возможное «соучастие» в их «деятельности»? Сергей Федоров, познакомившийся с В. Н. Яснопольской в начале 1980-х годов, вспоминает о впечатлении, произведенном на него ее личностью: «В ней сочетались интеллигентность и удивительная доброжелательность и мягкость. Она как бы светилась изнутри. И в то же время в ней ощущалась цельность и сила, духовная сила человека, очень много пережившего в жизни». Свой очерк о Валентине Николаевне он назвал кратко: «Праведница» (Приходские вести: Журнал храма свв. бессребреников Космы и Дамиана в Шубине. М., 2000. № 12. С. 43-48). Хочется лишь добавить, что и 15 лет спустя при общении с В. Н. явственно ощущался струящийся от нее свет, и еще — смирение. Она была скромным человеком, который в нужное время не посрамил Церкви, взяв свой крест и донеся его достойно до конца. Текст воспоминаний В. Н. Яснопольской печатается по авторизованной машинописи. При этом были учтены некоторые существенные детали, сообщенные ею составителю в устных беседах, записанных им на диктофон. Название текста дано составителем и является цитатой, взятой из самих мемуаров В. Н. Она часто называла свою жизнь «счастливым случаем» и «счастливым исключением» из правил эпохи. Сама В. Н. колебалась в том, как назвать свой текст, иногда останавливаясь на таком: «Воспоминания иосифлянки». (Об этом названии, в частности, упоминает и один из историков, имевший доступ к ее мемуарам. См.: Шкаровский М. В. Иосифлянство: Течение в Русской Православной Церкви. СПб., 1999. С.96.)