Контригра Зиненко (ложный цугванг)

Утренний развод возле большого плаката «Свободу узникам капитала!» (ей- Богу! Именно так. Кто из лагерных зэков-художников развлекался?). Бригады уходят на завод. Через час вызовут в штаб на личный обыск перед этапом.

...Обшмонали, но — некому отдать мои личные бумаги: из штаба исчезли все сотрудники! «Найти бы кого-нибудь... .... «Конвой

опаздывает, он может уехать без вас...» Наконец ангелами-спасителями являются двое: оперативник, кривоногий, с обликом хулигана, и миловидная толстушка-ценз орша. Суют поспешно бумаги: «Берите — и скорей на этап! Все цело...» Явно «операция» в стиле родного и любимого капитана Зиненко.

Но я успел-таки перебрать свое имущество. Главное — цело. То есть, конечно, не хватало половины открыток с видами Израиля. Но эту пешку я умышленно пожертвовал, как помнит читатель, пану капитану.

Из-за чего все же Зиненко замыслил эту операцию? Видимо, чтоб изъять у меня письма из Израиля в зону на имя Бори Пэнсона и Миши Коренблита. Я действительно вез их с собой как материал для задуманной книги «Израиль глазами мордовских зэков». Тут он был прав! Закавыка для него состояла в том, что письма были пропущены цензурой в зону — формально, значит, они были «кошерными», я мог бы протестовать против изъятия — и возражать мне было бы сложно. А раз никого в штабе нет, протестовать невозможно. Нет у меня ходов!

В шахматах положение, когда тебя загоняют в позицию, где нет хода, любой сделанный ведет сразу к проигрышу, называется цугцвангом.

Но как раз со стороны капитана было б разумно оставить письма мне: тогда, возможно, я сейчас писал бы об Израиле, а не о Зиненко... Но, Господи, до таких ли тонкостей додуматься начальству? Я же торопился как можно скорее вырваться из ворот: мне еще не верилось, неужели они больше не будут рыться в моих бумагах?