- 55 -

Без номеров

 

Доходившие до каторжанского слухи об особенностях контингента других лагерей на ОЛПе №3 мгновенно подтвердились: имела неосторожность не успеть в первый же день сдать свои вещи в камеру хранения, как тут же лишилась их - унесли все, что было можно.

Моим местом работы стал снова стационар. Это был огромный барак с палатами по обе стороны. Комната дежурного персонала. В ночные смены там мужчины—фельдшеры, днем — преимущественно женщины. Работа персонала организована на самом высоком уровне. Больные разные, но больше легочных — начиная с бронхита и пневмонии, до туберкулеза. И, несмотря на квалифицированное обслуживание, умирало много. Для меня самым страшным было присутствовать при выносе покойников. Как-то в редкое дежурство ночью мне случилось зафиксировать смерть. После двух часов нахождения трупа под простыней, когда санитары подняли тело несчастного, раздался громкий вдох и вы-

 

- 56 -

дох. Все замерли. А вторую сестру пришлось увести в ординаторскую и оказывать ей помощь. Потом мы узнали, что с телами покойников такие физические явления происходят.

Со мной в ту пору работала в смене медсестра Леся (фамилии не помню), очень славная дивчина, но до ужаса легкомысленная и неисполнительная. Меня, старавшуюся все назначения врача выполнять скрупулезно, ее отношение к делу просто убивало. Я не мыслила даже, что можно поступать иначе, чем должно. А Лесюня на все замечания, какие делались ей постоянно, хлопала своими голубыми глазками, по-детски улыбалась и пыталась как-то оправдываться. Однако ее уже никто и не слушал, зная, что ничто не изменит ее. И она знала, что Дуся (то есть я) молча пойдет и все сделает. Особенно необходимость в этом возникала после ночных смен, хотя и нечасто нам выпадало дежурить ночью — только если случалось, больше просто некому. Особенно редко нас стали посылать в ночь после одного кошмарного случая.

ОЛП наш был смешанный. Здесь содержались и мужчины и женщины, и политические и урки, «воры в законе» (считавшие себя «честными ворами» и полагавшие недопустимым, чтобы вор выполнял какую бы то ни было работу, близкую к административной, чем стал бы участвовать в проводимом начальством принуждении других воров к труду), и «суки», то есть «ссученные воры», не считавшиеся с этим воровским законом, отчего между первыми и вторыми происходила смертельная в буквальном смысле вражда.

Так вот однажды ночью несколько пребывающих «в законе» ворвались в стационар искать по приметам и убивать «сук». Когда окровавленные трупы последних уже валялись в коридоре и в палатах, наш дежурный фельдшер Славка Рывчак бросился защищать своих больных и получил удар топором по голове, рассекший черепную кость. Рядом в палате лежал интеллигентный человек Шаров, друг нашей медсестры Вали Аристовой. Он по-

 

- 57 -

пытался остановить эту резню, и топор негодяя прошелся по его голове так, что голова оказалась разрублена на две части. Ужас от происходившего трудно описать.

Славку спасли: тут же вызвали Зайцева, хирурга, и он, умница, талант, имевший и эффектную внешность, отвечавшую классическим представлениям о хирурге, сделал это мастерски. Операционная сестра вольнонаемная Мария Яковлевна (?) жила на одном из поселков, и среди ночи ее было не вызвать. Поэтому Зайцеву ассистировала старшая медсестра стационара Катя Хегедуш, венгерка (как и за что оказалась в Воркуте, сама не рассказывала, а спрашивать не было принято). Худая, высокая, отлично знавшая и безупречно исполнявшая свои обязанности, для меня она была образцом для подражания. Я поражалась, как она, не зная языка толком, с полуслова понимала и врача и больного. Работала она с вдохновением, отдавая себя всю — об этом все знали, верили ей, очень ценили. И даже прощали такой ее грех, как никогда не выпадающую из зубов папиросу. Яркая была личность.

И все-таки, хотя временами и случалось работать рядом со столь знающими, умеющими все, с большим медицинским стажем сестрами и врачами, мы испытывали нехватку знаний и оттого страдали, сознавая, что, владей мы большим их объемом, для облегчения участи своих больных могли бы делать больше.