Курсы!
Курсы, упоминание о которых с первых дней пребывания в Воркуте, как волшебное слово, открыв для меня двери в медицину, часто облегчали мою лагерную участь, а затем, так негаданно: прежде, определили и мое профессиональное будущее, были в 1940 году организованы факультативно, для желающих, при Днепропетровском госуниверситете, где я училась на филфаке.
Занятия проводились в аудиториях расположенного поблизости Медицинского института. Очевидно, что одного года факультативных занятий для овладения всем объемом знаний, необходимых по полной программе медицинских сестер, было мало. Но такая задача, как видно, и не ставилась организаторами — готовили нас главным образом как фронтовых сестер, хотя мы, молодые, вовсе и не улавливали запаха гари близкой войны. Акцент в ходе занятий делался на специализации нас как перевязочных сестер, но мы все-таки старались и смогли узнать больше, имея возможность пользоваться анатомичкой, муляжами, лабораторным оборудованием, приборами и приспособлениями, какими располагал институт, готовивший врачей. Успешно окончила я курсы в мае. А через месяц, во время сдачи экзамена по марксизму—ленинизму, прозвучало зачитанное Молотовым Заявление Советского Правительства: война. Никто тогда подумать не мог, что менее чем через два месяца, уже в августе, она придет в наш город. И все будет разрушено — наш чудесный проспект Маркса, родной университет ...
И вот сейчас, когда работа требовала знаний едва ли не во всех областях практической медицины, я все больше страдала от пробелов в знании: теоретических начал, книжных знаний. И не только я — многие.
Не помню уже, кого первого посетила эта чудесная идея, поддержанная начальником ОЛПа — для работающих в медсанчасти, к общей их радости, организовать в ОЛПе курсы медсестер. Среди слушателей были и вольнонаемные. А лекции читали заключенные Михаил Романович Зайцев из Днепропетровска (хирургию), Гречаник (терапию) и другие. Читали с душой, передавая свою любовь к предмету, как бы обретя себя вновь, желая сказать недосказанное, не до конца вложенное в сердца своих слушателей в прежней своей жизни, на воле. За далью лет уже не назвать имен остальных, но вспоминаю с глубокой благодарностью
всех их, читавших нам наряду с основными дисциплинами по программе «Медсестра широкого профиля», патологоанатомию и другие смежные дисциплины.
В белых корочках, которые потом были выдана нам, было напечатано: «Прослушал курс лекций с... по...», и не всем довелось получить завершающее «в полном объеме программы»: этапы, списания на общие работы ... — лагерь. А мы в нем — заключенные. Но меня бог миловал, и вот я стала обладательницей свидетельства с записью «в полном объеме...» Почувствовала, словно крылья выросли. Теперь не буду бояться, что кто-то скажет обо мне: она — неуч. Хотя такого мне и не доводилось слышать никогда. А вот «Вы родились медсестрой. Вы родились в косынке (медсестры тогда носили косынки, врачи — колпаки)», — мне говорили не раз...
Я продолжала работать в стационаре. Через какое-то время туберкулезное отделение неожиданно закрыли, его больных куда—то увезли. Поговаривали даже, что тех, у кого была открытая форма болезни, сактировали, освободили. Но так ли было в действительности?
В этом лагере была и Солдатенкова Клава (Клавдия Егоровна). Мы обе были рады неожиданной встрече почти через 50 лет, на юбилее Воркуты — города нашей печали и молодости.
Самую добрую память я сохранила о своих подругах по работе в медицине и не только — о Розе Хайдиной, с кем, разделенные расстояниями (она — в Липецке, в активе общества «Мемориал»), уже не имеем возможности встречаться, как на первых порах. Но радуют редкие, временами, письма, с Диной Богаченко, которую спустя полвека мне удалось даже посетить в транспортно дальнем Подмосковье, но переписка неожиданно оборвалась однажды, с Валей Жевержиевой, ставшей по мужу Радько — о ней, живущей в северных районах, ближе к Беломорью, к сожалению, иногда лишь ловлю слухи.