Крестная — это опасно

... Как ни трудно было, персонал нашего отделения работал с душой, не щадя сил, и даже патологии заканчивались улыбками новых мам. Я освоилась, полюбила работу и с ловкостью справлялась с ней. Наша завхоз Валентина Николаевна, очень тепло относившаяся ко мне, говорила: «Я с таким удовольствием наблюдаю за Вами, как умело и уверенно делаете такое большое дело!» Валентина Николаевна была постарше нас, москвичка — интеллигентная, мудрая, спокойная, отзывчивая, и сама выполняла свою работу надежно, без чего было бы трудно и нам и роженицам—мамам.

К сожалению, был случай, когда связка двух этих слов нару-

шилась, и роженице оказалось не суждено испытать радость материнства: ребенок родился мертвым. Мы переживали его тяжело — это был первый случай с таким исходом.

Потом пошла сплошная череда благополучных родов, мне было трудно справляться одной и ночью и днем. Позже пришла к нам медсестра Оля Дзюба, молодая, красивая: на нежно—белом ее лице огромные полуоткрытые синие глаза с пушистыми ресницами, на щеках легкий румянец, высокий белый лоб обрамляли густые русые волосы, заканчивавшиеся неизменно белоснежной косынкой медсестры. Она и работала красиво. И когда Оля приходила в палату, все замирали, заворожено, не отрывая от нее глаз. Кажется, даже дети замолкали. Спокойная и доброжелательная, никогда не повышавшая голоса, несколько крупноватая в теле, она излучала тепло ...

Будущие мамы в месяцы ожидания появления своего дитяти заботились о том, чтобы было во что малюточное пеленать, одевать, закутывать его. Одним помогали в этом посылками с воли, другие ухитрялись создавать этот «гардероб» из всего, что только было возможно добыть в зоне. Но вот в послеродовую палату поступила мамочка—немка, с большим трудом изъяснявшаяся по-русски, бывшая беременной с воли — у нее не было для ребенка ничего. Не было помощи ей из Германии — возможно, и не было от кого ждать оттуда, а может быть, в то время старались не принимать посылок из страны немцев в советский лагерь? А подобрать что-то здесь могли помешать языковые трудности. Я, как могла, помогала ей с пеленками и распашонками, с питанием. Она была до слез благодарна и дрожала над своим младенцем. Вскоре ее одну с ребенком увезли, никто не знал куда...

Прошло года три. Детей давно увезли в детские дома. Меня вернули уже из другого лагпункта на «Предшахтную», и вдруг получаю конверт из Германии. Бог мой, что это может значить?! Написано очень коротко и вложена фотография мальчика. Которо-

го я принимала, и мама тогда назвала меня крестной. Ну прочитала и прочитала — у них своя жизнь, они уже на свободе в далекой Германии, а я все еще в лагере, никак не одолею свой длинный срок...

Но на том не кончились последствия моего доброго дела. Конечно, вызывает оперуполномоченный:

— Имеешь переписку с фашистами?

— Не знаю, какие они фашисты, но этот мальчик родился в лагере, я принимала роды.

— Если не хочешь получить еще одну статью за шпионаж, прекрати переписку.

Письмо и фотографию забрал. На том и закончилась «переписка».