Суд.

Помещения, куда меня завели, было приготовлено к судилищу. Впереди, за столом, покрытым бумажной скатертью сидели: в центре судья, мужчина средних лет без особых примет, по бокам его - две женщины, советские женщины, во всем послушные и согласные. Слева, у стены стоял еще один стол, покрытый уже настоящей, суконной скатертью, на столе стоял графин с какой-то светлой жидкостью, за столом сидел представительный мужчина с уверенными движениями и гордым взглядом, как Вы уже, наверное, догадались - прокурор.

Поскольку в этой траго-комедии он является главным действующим лицом, остановимся на его портрете поподробнее. Лицо Евграфа Митрофановича Распопова, так называл его судья, о чем-то спросивший его, было похоже на только что испеченный мясистый блин - желтое и круглое, с маленькими свинячьими глазками, над которыми кустились реденькие беловатые брови, носик был почти не виден, потонув в лице-блине. маленький и слегка загибающийся к верху, как рыболовный крючок, а вот на рте его надо остановиться, рот его начинался от правого оттопыренного уха и тянулся, изогнутый к верху дугой до левого, стоящего под прямым углом, еще большего, чем правое, похожего на ухо слоненка. При раскрывании рта были видны редкие, кривые, прокуренные, изогнувшиеся в разные стороны черные зубы. Подбородок был похож на надутый резиновый шарик, волосы Евграфа Митрофановича, подстриженные под бобрик, были похожи на металлическую щетку для очистки металла от ржавчины,

блестели, намазанные репейным маслом. "Животиков" у Евграфа Митрофановича было два: один под подбородком, другой начинался от первого и доходил почти до колен, похож был на мешок для перевозки почты. Ноги были тоненькие, можно удивляться, как они выдерживали восьмипудовое тело.

Слева стояла небольшая тумбочка, ни чем не покрытая, за ней сидел, ссутулившись, высокий с лошадиным лицом мужчина, перелистывая какое-то дело. У окон и дверей стояли охранники. Меня посадили на одиноко стоящий табурет четырех метрах от стола судей, по середине комнаты и таком же расстоянии между столом прокурора и тумбочкой защитника. Публика в суде отсутствовала. У наголо остриженного молодого мальчишки, общипанного как воробей, подсудимого, судья спросил фамилию, имя, отчество, чтобы убедиться, того ли привели, монотонно зачитал обвинительное заключение и спросил:

— Признаешь ли ты себя виновным в содеянном преступлении?

Вне зависимости от смысла ответа: да или нет, суд продолжался по твердо установленному порядку, как все происходящее в то "славное" время, судья не стал тратить время на выяснение, почему нет, а сразу приступил к следующей по технологии операции - опросу свидетелей, вернее, лжесвидетелей, но они почему-то в суд не явились. Разыскали одного Стрижева Леонида, который ничего вразумительного сказать не мог, тогда судья стал задавать вопросы так, что на них можно отвечать кивком головы. Стрижев три раза мотнул головой, и был выставлен за двери. Начались "прения" сторон.

Если речь прокурора Распопова и защитника Мерина по смыслу полностью совпадали: обвиняемый подрывал устои Советского государства, то по форме они отличались: речь прокурора была длинна, туманна и напыщена, со всякими красноречивыми выпадами в сторону обвиняемого с перерывами попить жидкости из графина, многозначительными жестами, размахиванием рук, многочисленными обращениями к судьям, судьям такие речи давно надоели, но порядок обязывал их слушать, - и речь прокурора произносилась за счет государства с премиальными за перевыполнение плана по количеству посаженных им лиц, то речь защитника была до предела краткой, читателя я не утомлю, приведу ее дословно: "Тяжко то преступление, которое совершил мой подзащитный - (читай - моя жертва) - стыдиться надо перед Родиной, в такой ответственный момент - началась победоносная война с немецкими захватчиками, но, учитывая, что мой подзащитный молод, не судим, прошу суд дать ему... три года". Вот это защита! Образец защиты! За двадцать слов защитника с моих родителей взяли двести рублей, описав и продав последнюю корову в уплату защитнику денег. Вот так! Отмечу, что двести рублей - это двухмесячная зарплата. После пятнадцатиминутного перерыва, необходимого для того, чтобы попить чаю судьям - приговор давно вынес прокурор, судья зачитал приговор: восемь лет лишения свободы с последующим лишением избирательных прав на три года.

Время, прошедшее с тех пор, высветило мрачную картину той поры и позволило сделать вывод: многомиллионные аресты ни в чем не повинных людей с последующи-

ми фарсами судов, как только что описанным, являлись как бы клеймением готовой продукции - живой продукции, и не были случайными, и являлись хорошо продуманной и тщательно отработанной системой, конвейером по поставке дешевой рабочей силы на тяжелые работы по добыче леса, угля, золота, на постройку железных дорог, заводов и каналов, освоение сурового севера. Для содержания миллионных масс заключенных были построены тысячи лагерей по всей стране - архипелаг гулаг.

О порядках, царивших в лагерях, о произволе работников МВД, КГБ, о их притеснениях и жестокости обращения с заключенными правдиво написали писатели: А. И. Солженицын, В. Шаламов, Розен и другие, и вряд ли мой хриплый голосок что-нибудь добавит к написанным мастерами словам. И все же я попытаюсь нарисовать одну картинку.