Учитель.

 

После окончания десятилетки, по рекомендации преподавателя математики, меня отправили учительствовать в сельскую школу. Поручили сразу вести математику, физику, геометрию и... физкультуру. Я отказывался от физкультуры, но в школе все учителя были старше меня и мне пришлось согласиться. Учащиеся, пропустив два года из-за отсутствия в их селе школы, учились прилежно.

Зимой проводились лыжные соревнования в районе, в них должна принимать участие и наша школа. Утром, в день соревнования, собрались у школы участники с лы-

 

 

жами. Ждали подвод для поездки в район, наконец, пришла одна, и сказали, что больше не будет. Я решил: на ней поедут девочки, а ребята своим ходом доберутся. Тут же, у школы толпились несколько учащихся, не участвовавшие в гонках.

В сани забрался один великовозрастный ученик, сынок налогового инспектора, деревенской шишки, которого все боялись из-за всевозможных недоимок, не участник соревнования. На предложение освободить сани, он нагло, с издевательским оскалом говорит: - Не слезу, что ты со мной сделаешь?! Такого оскорбления я выдержать не мог, все во мне закипело, нервы не выдержали, и, не помня себя, схватил связку лыжных палок и ударил по голове наглеца. Благо на нем была толстая шапка, это спасло его, и с силой вытряхнул его из саней.

Родитель этого сынка-негодяя (яблоко от яблони недалеко падает) позвонил в районо, и меня из школы выгнали с треском. Так закончилась моя учительская карьера.

Этому налоговому агенту, сосущему кровь из обнищавших колхозников, показалось мало того, что меня изгнали из школы, так еще подал в суд.

И меня судили, "дали" шесть месяцев принудительных работ. После этого я поступил на стройку мастером; по-видимому судьбе было угодно быть мне строителем, и я до сих пор строю.

На весенней сессии, в марте 53 года, живя на этот раз на антресолях актового зала, по радио мы узнали о смерти Сталина, я, как и все, делал вид, что очень жалею его смерти, но в душе был рад, что скончался тиран, и, может быть, наступят перемены к лучшему, прекратится дикий произвол.

После XX съезда партии, на котором Никита Хрущев выступил с докладом о культе личности Сталина и преодоление его последствии, в декабре 1956 года мне пришла справка из Верховного суда РСФСР о реабилитации. Получив ее, я бегом побежал в милицию, мне сменили паспорт, убрали из него проклятое клеймо - 39 статью. Учеба в пединституте у меня не наладилась из-за того, что, работая на стройке мастером в летнее время, в самый разгар строительства, меня не стали отпускать на сорокадневную сессию, пришлось бросить вообще.

Летом 1959 года поехал в Омск и поступил второй раз в Автодорожный, на этот раз на заочное отделение.

Учиться заочно трудно, если все экзамены и зачеты сдавать самому, а не так, как

 

 

это делают работники Обкома партии и райкомов, когда за них приносят преподавателю зачетку посланные ими секретари, и в зачетках им ставят "отлично" заочно. Поэтому, взвесив все "за" и "против", все плюсы и минусы, устроился работать непосредственно в институте старшим лаборантом, теряя при этом в зарплате наполовину. Но зато появилась возможность посещать вечерние лекции, консультироваться, учиться стало легче. В 1964 году, на сороковом году жизни, защитил диплом инженера путей сообщения, так длинна оказалась дорога к высшему образованию.

После окончания института работал в разных инженерных должностях на стройке, на заводе ЖБИ, но выше, чем И. О. главного инженера подняться не мог, ниже будет сказано почему.

Какая-то неустроенность, желание выбиться из нищеты, позвали меня в 1967 году на север, я переехал с семьей в город Урай Тюменской области, где работал И. О. главного инженера комбината стройиндустрии - затем главным инженером, дирекция строящегося аэропорта.

И это был потолок моей служебной карьеры, хотя у меня было достаточно и опыта и знаний, но отсутствие партийности, связей не давали возможности продвинуться дальше.

Были единичные случаи, когда беспартийные, но очень талантливые люди как Туполев, Королев и другие, занимали руководящие должности в научно-исследовательс-

 

ких институтах, в науке, но они находились под постоянным контролем, а простым смертным дальше прораба, И. О. главного инженера - не пройти.

Поэтому я всегда с опасением и недоверием относился к начальникам отделов кадров, это, как правило, были отставные офицеры Армии, МВД, КГБ, как и они ко мне, ждать добра от них не приходилось, ибо их кредо было: держать и не "пущать".

Должность начальника управления или завода беспартийный мог только исполнять до тех пор, пока не найдут какого-нибудь недоучившегося инженера или техника, но обязательно - члена КПСС, а беспартийного сдвигают назад, новый начальник, не имеющий достаточных знаний и опыта, чтобы самому не выглядеть лучше только что освободившего этот пост, старался унизить, затереть, так часто бывало и со мной. Терпеть унижений я не мог, поэтому приходилось уходить с этого предприятия. Так в начале 1971 года я оказался в городе Тобольске, где также работал на разных инженерных должностях. За всю жизнь построил, имеется ввиду под техническим руководством, не мало добротных жилых многоэтажных домов, элеваторов, цехов, участвовал в строительстве как железных, так и автомобильных дорог.

Второй раз женат, две дочери, два внука, внучка и правнуки появились. Родители умерли, прожив долгую, но очень неспокойную жизнь с раскулачиванием, ссылкой, со всякими гонениями со стороны Советских властей, но их жизнь была примером честности и выдержки.

Не дожив три месяца до пенсионного возраста, я заболел тяжелой болезнью - астмой, - сказались голодные годы, ссылки, холодные и голодные годы сталинских лагерей, пережитые жизненные неурядицы, но, несмотря на все эти нелегкие годы моей жизни, пережил правление семи Генсеков.