ФИНСКАЯ КАМПАНИЯ

Вдруг меня опять вызывают в военкомат и вручают повестку на Формирование в 71 автобат. Сформировались, и нас отправили своим ходом в Нолховстрой. Автобат был очень большой. Машины были в основном I A3-AA» и немного «ЗИС-5». Я стал командиром отделения, а это 15 машин. Морозы начались ужасные, доходили до 50 градусов. Комроты поехал, замыкая нашу колонну. До Торжка ехали днем. В Торжке оправлялись на бензоколонке, нас заправили наполовину с водой, и у нас стали замерзать бензопроводы, приходилось все время останавливаться. Потом мы приспособились отогревать прямо факелом. Это, конечно, против всяких правил, но хотя бы остановок стало меньше; но пришлось ехать и ночью. У меня не было одного дверного стекла, вместо него стояла фанерка.

Обмундирование было, правда, хорошее: полушубки, ватные брюки, телогрейки, валенки с галошами, шапки-ушанки и рукавицы, но при таком морозе ничего не помогало, хотя погода была совсем безветренная. Если машина нагазует, то этот дым с парами так и стоит над дорогой сплошным облачком, а ночью совсем было не видно даже впереди движущуюся машину. Я из-за этого облачка стукнулся в впередистоящую машину. Ротный сел в ту машину, мою взяли на буксир и тащили до Вышнего Волочка. Мой сигнал они не слышали, тащили без остановки, и я обморозил себе на правой ноге большой палец, уши, нос и, главное, все пальцы на руках. Разместили нас на главной площади в клубе напротив пожарной части, а мороз был 52 градуса. Меня хотели отправить в госпиталь. Спасибо, у нас был санинструктор грузин, жаль, не помню его фамилии, он говорит: "Коля, не езди в госпиталь, там тебе пальцы отрежут, а я тебя здесь вылечу", и забинтовал мне голову, руки и ногу, наложив повязки с какой-то желтой мазью. На ногу даже пришлось привязать галошу. Перевязывал меня через 3 часа все время, пока мне не стало лучше, но когда стала отходить заморозка, были страшные боли.

У нас в роте был шофер Саша Карлышев, замечательный малый, он исправил все повреждения на моей машине. Тут еще произошел такой случай. Когда заправляли машины, то бензин наливали из бочек в ведра и машину облили бензином, она загорелась, но хорошо, что это случилось против пожарной части, и оттуда сразу подъехала машина и затушила, так что загоревшаяся машина пострадала мало, а могло быть страшное дело - кругом с очень небольшими промежутками стояли все машины батальона. Мы тут простояли не помню сколько времени, но у меня благодаря заботам санинструктора все отошло, и тут мы начали шить себе из телогреек большие рукавицы, чтобы было удобно в них руки прямо всовывать, а не надевать. Они висели на тесьме на шее. Когда все утряслось, поехали дальше, прямо на Чудово - Волховстрой, где была наша основная стоянка, с которой мы и начали наши очень сложные рейсы: Лодейное поле - Олонец - Видлица - Сальми - Питкяранта.

Казарма, в которой мы в Волховстрое разместились, была хорошая, была отличная баня, так что после рейса - сразу в баню, потом обед и 100 граммов, положенная нам доза. Но первый рейс был очень тяжелый. Дороги узкие в горной местности и разъехаться просто невозможно, даже был случай, когда застрявшую машину просто перевертывали. Все колдобины дорожники засыпали снегом и заливали водой. В одном месте мы стояли несколько суток, дороги были забиты машинами, а так как у нас не было незамерзающей жидкости (все машины были залиты водой), их приходилось все время заводить, чтобы они были готовы к движению. Хлеб, находившийся постоянно в замерзшем состоянии, мы приспособились отогревать под капотом. Для этого в каждой машине сделали сетки из телефонных проводов, и он очень хорошо отогревался и даже делался как-то вкусней. В одной покинутой жителями деревне я нашел сломанный примус, исправил его и стал подогревать кабину; так, ко мне все время приходили погреться. Разводить костры разрешалось только днем и так, чтобы не было

дыма и не нарушалась светомаскировка. Самолетов, правда, мы не видели, зато вдоволь было финских кукушек.

Один раз днем поставили плащпалатку, посередине развели костер и устроились около костра; улеглись ротный и политрук, я тоже задремал и проснулся, только когда почувствовал запах горелой ваты. Оказывается, у ротного горела спина, он лежал спиной к костру. Прогорела шинель, и телогрейка, а он спит и ничего не чувствует, пришлось все с него стаскивать и тушить. В этом рейсе мы везли спешенный кавалерийский полк, продукты и боеприпасы. В одном месте все машины проехали, застрял «ЗИС-5», груженый свиными тушами, и немного отстал. В это время на дорогу подложили мину, был сильный взрыв, но кабина уцелела, и водитель остался жив, а кузов и вся свинина разлетелись в разные стороны. Еще помню, как в одной санитарной палатке с красным крестом мы обнаружили три трупа наших медсестер с вырезанными на груди красными звездами. Такое зверство в то время я видел впервые.

В конце концов, мы приехали в Питкяранту. Там были шахты. Финны нас туда пропустили, мы разгрузились. Финны засели в шахтах, и, когда мы приехали туда второй раз, нам рассказали, что они напали на полк с тыла и уничтожили весь полк, осталось в живых только 6 человек.

Во время стоянки в лесу у нас был такой случай. Все машины заводились хорошо, т.к. их подогревали, а один водитель слил воду и подогревал ее на костре. Стал заводить, машина у него не заводится, а загружена она была запалами для гранат. Он решил подогреть коллектор факелом, и тут лопнул стеклянный отстойник бензина, и весь мотор оказался в огне. Хорошо, мы не растерялись и стали забрасывать огонь телогрейками и шинелями, ведь у «ГАЗ-АА» бензобак у торпедо мотора, он мог взорваться, а совсем впритык спереди и сзади стояли другие машины.

Нам выделили одну машину «ГАЗ-ААА». Это машина трехосная, и задние колеса надеты резиновые ленты как гусеницы, но, когда между колесами попадал снег, колеса на ленте буксовали и она не двигалась. Пришлось снимать эти резиновые гусеницы, они себя не оправдали, а машина была новая и работала хорошо.

Но тут начались другие неприятности. Наши молодые командиры стали по утрам выгонять всех на физзарядку в одних рубашках на этот жуткий мороз, а водители в основном лет по 35-40, и, конечно, на следующий день, после этой зарядки температура до 39 градусов, был сорван рейс. Мы предупреждали наших молодых командиров, что делать зарядку не нужно, но они в амбицию, как это их посмели учить, а им по 20-25 лет, конечно, шибкого жизненного и житейского опыта у них не было, но после случившегося стали к советам прислушиваться.

Каждый обратный рейс мы возили раненых, а главное, страшно обмороженных бойцов. Их укладывали на сено по 7 человек, среди которых раненых был 1 или 2, остальные обмороженные, везли их с разгрузкой для обогревания километров по 30 от пункта до пункта с таким интервалом,

чтобы одних сгрузить, а обогревшихся из предыдущей машины загрузить и везти до следующего пункта, где их и покормят, и напоят.

Но тут начались еще неприятности с машинами, стали ломаться передние рессоры. Меня сняли с машины, организовали ремонтную бригаду с бригадиром Сашей Карлышевым. Мы со всех телег в Волховстрое снимали рессоры и переделывали для машин, собирали как только могли, а также приходилось снимать двигатели для перетяжки подшипников, и все это на морозе, а чтобы не мерзли руки, нагревали ключи и другие инструменты, сделали эстакаду, от ветра отгораживались брезентом. Со складов выдавали 1-2 рессоры, а их после каждого рейса нужно было 15-20. После каждого рейса к ужину давали по 100 граммов водки, и вот, кто придумал - не знаю, но было решено: тому, кто приедет со сломанной рессорой, 100 граммов не давать, а отдавать тем, кто ремонтирует. Так и поступили, но интересен результат. У нас, ремонтников, появился стимул, ведь мы все время на улице, и еще, если в рейс уходило 30-40 машин, возвращались 20-25 машин со сломанными рессорами, то после этого указания стали возвращаться с одной или двумя сломанными рессорами. Шофера сами стали за этим следить, и смотришь - кто заложил покрышку от колеса, то нашли какие-то резиновые кольца, заложили, даже накаченные камеры, и нам стало легче ремонтировать.

Где-то в конце зимы нас предупредили, чтобы мы готовились, нас будут переводить в другое место. Наш бригадир нашел себе подружку, у нее был сын лет восьми, и он сказал Саше: "Если будешь приставать к маме, я тебя поленом зашибу насмерть!". Вот какой защитник был у мамочки, мы так смеялись, когда Саша нам рассказал. У Саши был замечательный голос, он здорово пел, и когда он запевал, то дружно пел весь строй, и его все любили.

Но окончании военных действий нас погрузили в эшелоны, и мы поехали на юг. Выгрузили нас на станции Веселый Кут, где-то между Тирасполем и Одессой, и своим ходом мы доехали до Каселя. Это немецкое поселение с большим костелом, интересная деревня: с одной стороны дороги - собственники, а с другой - колхоз. Нас поселили к собственникам. У них была большая семья, жили с большим недостатком, и мы им давали хлеб, а иногда и на них приносили обед. Жил у них я, Саша Карлышев, Алеша Сельцов - вся наша ремонтная бригада. В батальоне был цыган по фамилии Орловский, хорошо пел, играл на гитаре и очень здорово плясал. И вот, как-то мне сказали, чтобы я шел посмотреть, что Орловский вытворяет. Прихожу, а он пляшет на паперти костела, а когда сплясал, снял пилотку и пошел собирать деньги, чтобы потом купить винца, там почти в каждом доме был подвальчик, где торговали вином. Это увидел комбат и приказал посадить его на гауптвахту, которая находилась в палатке. Ее охранял часовой, и ребята, конечно, приспособились: один разговаривает с часовым, а другие с противоположной стороны подсовывают в палатку бутылочку.

И еще: у нас был огромный водитель, он очень сильно заикался. При построении он был правофланговым по росту и всегда старался встать во вторую шеренгу, а старшина возьмет и развернет строй, и он опять первый,

а дана команда: "По порядку номеров, рассчитайсь!". Он весь надуется и, волнуясь, никак не может выговорить. Уже кричат: "Девятый", а он крикнет: "Первый", ну а все, конечно, хохочут; но пел он не заикаясь. Как-то он выпил, и его комиссар привел в подразделение. На следующий день было батальонное собрание, и комиссар ему говорит: "Расскажи, как ты мог так поступить?", а он разволновался и еле-еле говорит: "Виноват, произошла техническая ошибка", ну и опять все смеялись, и с тех пор стали называть все выпивки технической ошибкой.

Помпотех батальона узнал, что в Одессе есть завод, и там за сданную изношенную резину можно получить новые покрышки и камеры. Нагрузили целую мою машину, и он, я и еще один водитель поехали в Одессу. Там жил мой двоюродный брат Алексей Иванович Алексеев, он бывший военный летчик, награжден двумя Орденами Красного Знамени, мы у него и устроились. Потом я поехал на Дерибасовскую д. 16 к Федору Даниловичу Гуслимову, с которым я был в Красновишерском лагере. Пришел, а жена говорит: "Что, вы не знаете, где его искать? Он в бильярдной!", пошел туда, а он играет в трусах и в красном платке на голове, увидел меня и удивился: "Вот, никогда бы не подумал, что мы можем встретиться!". Конечно, все нам объяснил, куда идти и как действовать. Мы нагрузили полную машину резины и поехали в Аркадию купаться в море. Там помпотех нашел себе подружку и приехал к нам только на следующее утро, и мы, погостив у Алексея Ивановича, поехали в Касель.

Машины привели в порядок, нас разбили на группы, мне выделили 10 машин и отправили в Григорополь, это в 60 км от Тирасполя. Там меня встретили очень приветливо, и председатель колхоза поселил меня у одной женщины, а 9 машин распределил по разным населенным пунктам. Я с утра увозил полную машину людей на гарман - это место, где обмолачивают зерно. По пути останавливались около сада, площадь его 175 га, и все бежали в сад и приносили мне разные фрукты, ссыпая их прямо в кабину. Наша работа заключалась в том, чтобы вывозить зерно на элеватор. Я объеду все машины, где нужно помогу, и возвращаюсь в свой колхоз, а тут на столе... и всякое вино, и вареники, и куры жареные, и помидоры, свежая брынза, пироги, мед, а цены прямо сказочные. Например, ведро помидоров - 10 коп., курица - 80 коп., яблоки 30 коп. ведро, а в Одессе курица стоила 12 руб., яблоки 7 руб. ведро. Я пошел на почту, купил три ящика, хотел оттравить домой яблоки. Председатель увидел и сказал, что эти яблоки до Москвы не доедут, и обещал назавтра поехать со мной и показать, какие нужно посылать. Мы с ним поехали в свинарник, повезли туда разные помидоры, кое-какие хозтовары, и он показал мне по пути, с каких яблонь нужно нарвать яблок и как их упаковать, каждое яблочко завернуть в газету отдельно, и мои получили все очень хорошо сохранившиеся яблоки. Как-то раз я поехал с председателем в Тирасполь, и мне понравилась там вывеска на парикмахерской. На ней было написано так: "Брильня. Цирульня. Перукарня". Я в ней подстригся. На наше счастье погода все время была хорошая. Я пошел, посмотрел на Днестр, течение в нем очень быстрое, а

вода очень мутная, прямо желтая. Перед окончанием наших работ, дня за три, ко мне приехал командир роты лейтенант Струев и политрук, фамилию не помню, они устроились в нашем колхозе, сказали, что здесь лучше, чем у других. Председатель велел приготовить для такого начальства шикарное застолье. Вскоре после их приезда собрался весь батальон, и мы поехали своим ходом в Николаев. Там на большой площади законсервировали все машины, и нас демобилизовали.