ЭПИЛОГ
Все годы, что я жил в Москве, я пытался разыскать Ефима Ползуна — того капитана НКВД, что спас меня от расстрела. Его одесские родственники сообщили, что он пропал без вести во время войны. Много лет меня терзала мысль, что, скорее всего, он был арестован и расстрелян из-за меня.
В 1948 году, когда я уже был медиком-второкурсником стоматологического института, в мою жизнь снова вошел Николай Рафаилович Пясецкий. Возвращаясь из больницы на Соколиной Горе, я столкнулся с ним в метро. Я писал ему из Москвы, но он ни разу не ответил, и я решил, что судьба нас развела.
Он приехал в Москву с женой и двумя детьми, и мы виделись несколько раз. Оказывается, он не отвечал на мои письма, потому что в обратном адресе я указывал Польское посольство, а советским гражданам запрещалось общаться с иностранцами. Письма перлюстрировались, и частенько отправитель попадал под подозрение и (или) под арест.
Это был другой человек — совсем не тот оптимист, с которым я расстался в Магадане — недавно реабилитированный, радующийся своему положению заведующего клиникой «Дальстроя». Враждебное отношение к евреям, которых называли теперь «безродными космополитами», все усиливалось. Николай Рафаилович извелся от беспокойства и страха перед новым арестом. Он думал, что вернется к своей насильственно прерванной жизни, к работе в Медицинской академии, но не мог найти себе места в изменившемся мире.
В 1949 году, из страха перед растущим антисемитизмом, он решил вернуться на Дальний Восток в надежде обрести там относительно спокойную жизнь. Он нашел работу в больнице города Якутска, далеко в Сибири.
На вокзале было только двое провожающих — его сестра и я. Это было печальное расставание, и я думал — как странно, что он, освободившись всего четыре года назад, теперь добровольно отправляется в ссылку из страха перед возможным арестом. Больше я о нем ничего не слышал.
В 1956 году на пороге нашего лодзинского дома возник мой друг из прошлого — Владек Цукерман, с которым я хотел бежать в Советский Союз после вторжения нацистов в Польшу. Он только что вышел из сибирского лагеря, отбыв свой десятилетний срок, и собирался эмигрировать в Израиль, стремясь уехать как можно дальше из Восточной Европы. Вся его семья, включая тетку, погибла во время немецкой оккупации. Он женился на польке-зечке.
Среди множества тюремных и лагерных историй, которые мы рассказывали друг другу, оказалась одна очень интересная. Однажды, когда Владек грузил продукты в одноколку, зек, сидевший на козлах, повернулся к нему и спросил:
— А где твой приятель с мотоциклом?
Владек ужасно удивился.
— Помнишь: в 1939 году вы с приятелем прикатили к советской границе на мотоцикле? Мои солдаты забрали его, а потом вернули.
И он рассказал Владеку, что во время войны был на передовой, имел много наград. Он вернулся домой полковником, но его арестовали и приговорили к десяти годам исправительно-трудовых лагерей за «преклонение перед Западом».
Мой брат Юлек оставил работу в Польском посольстве в 1948 году. Отслужив еще год в армии, он начал преподавать право в Варшавском университете. Теперь он заслуженный профессор в отставке и член Польской академии наук, награжден почетными степенями польских и европейских университетов. Несколько поколений студентов Польши и Литвы учились по его книгам по истории права.
В 1950 году я закончил Московский стоматологический институт и следующие четыре года был в ординатуре, специализируясь в области пластической и восстановительной челюстной и лицевой хирургии. В 1953 году я женился на своей сокурснице Елене Ланеевой, и в следующем году мы уехали в Лодзь, в Поль-
шу, где я начал работать. Меня особенно интересовало лечение врожденных лицевых деформаций, таких, как заячья губа и волчья пасть.
В 1972 году меня пригласили на работу в Айова-Сити на факультет отоларингологии Айовского университета. Я стал заведующим отделением пластической и восстановительной хирургии головы и шеи. Я не мог вернуться в Польшу из опасения быть арестованным коммунистическим правительством, поэтому мы с Юлеком увиделись только пятнадцать лет спустя: в 1987 году брат получил разрешение посетить Соединенные Штаты. После падения коммунистического режима я часто навещал Юлека в Польше.
В 1995 году я с дочерью Евой съездил в Израиль и повидался с Цукерманами; теперь Владек на пенсии и дедушка многочисленных внуков. В Тель-Авиве я встретил еще одного приятеля из Владимира-Волынского. Он сказал, что в лесу Пятыдне воздвигнут памятник жертвам нацистов, расстрелянным в 1942 году.