- 226 -

XIV. НАД БАЙКАЛОМ

 

Этап был как этап. Но уже не сорок второй год, когда везли почти на верную смерть, - а пятьдесят второй. Да и мы были, в большинстве, - старые лагерники, прошедшие испытания тюрьмами и пересылками, этапами, лесоповалами, каменными карьерами, котлованами, голодом, истребительным режимом, цингой - словом - выжившие. Через полтора года страна с рыданиями простилась с Вождем и Учителем, Родным Отцом Всех Народов, а еще через полгода его верный соратник и спутник на пути к Светлому будущему Лаврентий Павлович Берия выпустил на свободу многих из тех, кто едет с нами в красных телячьих вагонах. Но ни мы, ни они этого еще не предполагали. Единственной привилегией на этот раз было - что в вагонах нас удостоили находиться вместе с уголовниками. Но поскольку за нами было уже немало сроку, пересылок, этапов, лагерей - ограбление нам не грозило. Я, например, перевалил на одиннадцатый год, а по лагерной пословице, - в лагере трудно только первые десять лет.

Впрочем, я особой радости не испытывал, так как этап был на Восток, где и Магадан, и Колыма, и Бухта Ванина... А ужасов про эти курорты все наслышались.

Но этап был как этап. Телячьи вагоны, справа и слева от дверей двухъярусные нары из неплотно пригнанных плах.

На остановках стены вагонов, как всегда на этапах, обстукивают деревянными молотками на длинных рукоятках: нет ли где пропила, прореза. Бегают, что-то проверяя, по гремящим крышам. Гремят затворы, с грохотом откатывается дверь, в дверях конвой: - Всем перейти направо! Быстро!! - "Быстро" - это чтобы не успели что-нибудь спрятать, притырить. Пробегая, косим за дверь - снаружи, на земле целый взвод автоматчиков, да еще с собаками. Видимо, верят в возможность сопротивления, прорыва. Побаиваются.

 

- 227 -

Нас сбили в кучу, как овец, на освобожденной половине "шмон" - перетряхивают, перещупывают, бесцеремонно перекидывают, швыряют все наши шмотки. Потом долго будем искать - отыскивать по вагону свои сокровища. Да, сокровища! Ведь даже рабочие рукавицы - важная часть твоего имущества, порой необходимая. Будем потом искать, натыкаясь на чужое и не находя своего, а кто-то нагло будет признавать своим чужое. Ругань, споры неизбежны... Но это потом, - Всем налево! - Быстро, быстро!! - шмон продолжается. Начальник считает, хлопая по затылкам фанеркой, на которой запись количества по вагонам. Не сошлось: вроде на одного больше! Но такого не может быть. Поэтому: "Всем направо!" Снова пересчет... Теперь одного не хватает! Начальник звереет, но на третий раз, слава Богу, сошлось! И уже дает гудок машинист, конвой выпрыгивает, дверь заперта: колеса застучали.

Едем долго, уже третья неделя, а конца все не видно.

- К Байкалу, братцы, подъезжаем! Байкал скоро!

-Ну да!? - Точно! - Всегда и везде есть бывалые люди. У маленьких зарешеченных окошечек на верхних нарах - урки, конечно. Они сгрудились - на середине нар попросторней, мы с Борькой залезаем, в просветы между голов пытаемся разглядеть красоты природы. Кто-то приник к дверной щели, - для вентиляции дверь неплотно закрыта. Вот начинаем нырять в туннели - первый, второй, десятый... Сбились со счета! Их тут пятьдесят восемь! - сообщает кто-то. - Ого! Под нашу статью долбили!

Спор. А пойди, докажи! - Ну, начинай считать сначала! - советуют. С одной стороны - отвесная скала, стена. Верха ее нам не видно, конечно, из вагона. А с другой стороны - далеко-далеко внизу, под таким же крутым обрывом, прямо от рельс - Славное море, Священный Байкал! Красотища! У каждого эта картина вызывает свои эмоции.

 

- 228 -

-А что, - обернувшись от окна, обращается ко мне главный урка по кличке Хохол, - а что, можно изнутри вагон раскачать?

-А зачем?

-Ну, просто так!

-Можно, - легкомысленно подтверждаю я, - если всем перебегать одновременно то влево, то вправо!

Глобальность этой идеи так поразила Хохла, что он с товарищами в две минуты согнал с нар всех шестьдесят зека.

-А ну, перейти всем налево! - Кричит Хохол, - И рраз! И и - два!! И - трии! Быстро!

Вагон в самом деле, сначала понемногу, потом все больше и больше начинает раскачиваться: влево - вправо... Я сознаю, чем все может кончиться, говорю Хохлу: - Давай, кончим! Ведь хреново может быть: костей не соберут!

-А-а, бздишь, фраер! Давай, мужики, давай!!!

За шумом и гамом мы не заметили, как поезд замедлил ход и постепенно остановился. С визгом отъехала дверь - и в вагон вошел политрук со свитой, под дверью - уже рота автоматчиков.

-Эх, братцы, шутки плохи! Сейчас кое-кого так перепустят! - думал, наверное, каждый. Но вместо этого пожилой политрук обратился совсем не командирским голосом:

-Ребята! Вам что, так уж жизнь надоела? Так ведь не только вы - весь состав в щепки разнесет! Почти тысячу человек! Ну, вам, может, жизнь не дорога, но у меня вот - трое детей! О них хоть подумает кто? Их - за что сиротами оставите? Да и у вас, поди, у кого семьи остались...

Вагон одумывается. Я неуверенно - все же не я, урки здесь главные, бормочу: - Все, гражданин начальник, больше не будут!

Вот что вспомнил я после Выборов в Госдуму 12 декабря 1993 года.