XV. КОМСОМОЛЬСКАЯ ПЕРЕСЫЛКА

 

В системе ГУЛАГа много очень занятных, нелепых, а порой и символических названий. Так лагерь, в котором я пробыл большую часть своего срока и где мне дважды добавляли сроку снова до "червонца", назывался БОГОСЛОВЛАГ. Словно с благословения Божьего везли нас тысячными этапами на Север Урала, на мучения и смерть, - ибо только за 1942 год в лагере этом, по официальным данным, умерло 4319 зека - около половины прибывших, умерло на стройке. Но и те, кто дожил до 43-го, выжить имели шансов на больше погибших в 42-м, просто чуть позже. Условия не улучшались, а этапы шли и шли, надо было строить алюминиевый комбинат... БОГОСЛОВЛАГ!

А через десять лет угодил я на самый дальний мой этап - на Дальний Восток. Ехали примерно месяц - и вот КОМСОМОЛЬСК-на-АМУРЕ. Название вызывало иронию: КОМСОМОЛЬСКАЯ ПЕРЕСЫЛКА!

-Ребята, мы - комсомольцы!

Прибыло подряд три этапа: наш - уральский, воронежский и московский. Старых лагерников было больше всего в нашем.

Огороженные высоким сплошным забором, с колючей проволокой по верху, улицей стояли с десяток бараков. Впрочем, справа от вахты один барак стоял поперек порядка - его мы и заняли, часть нашего этапа, в большинстве спутники ло вагону, а иные и по прежним командировкам. Бараки были в самом непотребном виде. В оконных проемах не то, что стекол, не было даже ни рам, ни коробок. Не везде были двери, печки развалены, дверцы, плиты - вырваны, мусор, несусветная грязь. Я прошелся по нескольким еще пустым баракам, - везде такая же мерзость запустения. Видимо, в отсутствии заключенных зона не охранялась и местные "комсомольцы" тащили, кто что мог. Теперь зону надзирали надзиратели, все как на под-

 

бор - словно топором вырубленные морды, почти все не расставались с дубинками.

Еще обращало внимание, что конвойные вышки со внешней стороны - "глухие", заколочены тесом, открыты только стороны, обращенные в зону.

В дальнем от вахты конце, противоположном нашему бараку, находилась кухня, где в окошко плескали в подставленную посудину мутную пустую болтушку - баланду. Там же и хлеборезка, но даже вокруг "пищеблока" - неимоверная грязь, свалка, помойка.

Несмотря на то, что нас сегодня пересчитали при выгрузке из вагонов, а потом раза три - прежде, чем пустить в зону, - едва успели мы разместиться, определиться местом, - надзиратели принялись выгонять из бараков - строить "на поверку", видимо, маялись от безделия. А так как зека не шибко любят эту процедуру, а надзиратели не горазды в арифметике, поверка затянулась на час. И старший надзиратель напомнил, что следующий раз кто не поторопится из барака - получит по горбу дрыном. И продемонстрировал его, чтобы не осталось сомнений. Нынче они, видимо, не успели. Кроме того, среди прочих "правил" нам пояснили, что после отбоя по зоне ходить запрещается: - А ежели кому надо в сортир, - надо просить разрешения конвоира на ближайшей вышке. Если выбежишь без разрешения, конвой может стрелять без предупреждения! Ни в одном лагере мы таких обычаев не слыхали! Поэтому в сверки, выходя из барка, мы кричали:

-Начальник!! Я п...ать пошел!! - И если "начальник" на вышке не буркнет: - ИДИ! - кричи еще, и еще, пока не услышишь разрешения: черт его знает, то ли он не услышал, то ли дремлет, то ли притворяется: может, пострелять охота! Черт его знает, что у него на уме!..

 

В бараках на нарах не было половины досок - пошли по еще пустым баракам, из-за отсутствия инструмента кирпичом или другой доской выламывали доски, выбивали выпрямляли обломком кирпича ржавые гвозди, - латали дыры на нарах, конечно, кроме бушлата или телогрейки постелить будет нечего - как и весь месячный путь в вагонах.

На второй день прибыл воронежский этап, потом московский. Может быть, был этап и из Иркутска - я вскоре познакомился и близко сошелся с Марком Живило, а он перед тем сидел в Китой-лаге, откуда делал побег (был пойман на третий день).

Надзиратели пытались заставить зека убирать территорию, но это у них получалось слабо: все знали, что на пересылке не задержатся, что пайку за уборку не прибавят - да и не мы ее загадили, эту пересылку, пропади она пропадом!

Впрочем, безделье не радовало: на рабочих лагпунктах будет рабочая пайка, получше приварок - там не так беззастенчиво разворовывают продукты. Да и какую-нибудь постель дадут, все же на дворе пятьдесят второй - не сорок второй! Впрочем, тех, кто еще помнил сорок первый, сорок второй - осталось немного...

Шпана резалась в карты, по ночам воровали у "фраеров", что годилось для игры. Все предоставлены сами себе.

Кроме Марка Живило, художника, бывалого и интересного собеседника, запомнился мне испанец - моряк, капитан. Он неплохо уже говорил по-русски. По его рассказам, в войну он провел через Босфор и Дарданеллы в Черное море какое-то судно, - за давностью, теперь подробности не помню, - а его в награду отправили в лагерь. Наверное, как шпиона. Испанец объехал полсвета, рассказывал мно-

 

го интересного. С Марком судьба нас еще свела, менее, через год.

Однажды прошел слух - пустили его надзиратели - что должен придти большой этап из бухты Ванина. Я сначала не понял, почему это так волнует. Ну, этап и этап, - обычное дело на пересылке! Но один из надзирателей как-то зловеще бросил: - Ну уж они-то наведут порядок!

После обеда сквозь густо затянутые колючей проволокой ворота мы увидели метрах в трехстах большую колонну. Однако их несколько часов так и держали на расстоянии. Суетились, бегали надзиратели, среди зека росла тревога.

-Так в чем дело-то? - Спросил я у одного их воров, пришедшего с нашим этапом.

-А в том, что этап, говорит - сучий! А весь ли этап, сколько пришло сук - кто его знает!

Вечная вражда воров и "сук" - бывших воров, "ссучившихся", - то есть нарушивших воровской закон, может, пошедших на сотрудничество с начальством, или чем еще - о вражде этой много знали в лагере. Те и другие стараются занять главенствующее положение на командировке - вплоть до физического уничтожения. Если берут верх суки, они стараются каждого вора беспощадными избиениями заставить пойти на унижения, "опустить", после чего вор уже не вор - не считается вором.

Что предпримут прибывшие?

-Поди, мужикам-то - чего бояться?

-Да если резня начнется, под горячую руку, под нож - любой может угодить! Да и на лбу у тебя не написано, мужик ты или кто...

Мы полезли на верхние нары, взяв на всякий случай от разваленной печки по паре кирпичей - заняли оборону. Но

 

этап все не заводили. Наконец кто-то крикнул: - Идут!

Мы не вытерпели, высыпали из барака, хотя приближаться не рисковали. Ванинцы входили в ворота, как их построили на пересчете, плотной колонной, было в этом что-то воинственное, монолитное. В первой шеренге шел высокий, крепкого сложения вор средних лет, как узнали потом - по кличке "Боксер". Рядом немолодой, с ввалившимися щеками, по виду язвенник, явно авторитетный вор - так вели они себя с первого часа. С ними в шеренге шагал среднего роста парень с неимоверно широкими, почти неправдоподобными плечами и лицом деревенского ваньки... Эти как-то сразу запомнились. Так вот, плотной колонной, не разбредаясь, прошли они в освобожденный барак. Но уже видно было, что подавляющее большинство были не урки - обыкновенные зека, "мужики".

Движение в зоне почти прекратилось. Пора было получать баланду, но прибывшие заявили - через того широкоплечего - что пока не поедят они, - чтоб никто не совался. Уже началась перебранка из барака в барак, через пустые оконные проемы. Этапные пути многажды пересекаются, в тюрьмах, пересылках, лагпунктах, где только не встречается осужденный люд - и вот уже кто-то кого-то узнал: среди вновь прибывших - соседа но нарам, либо по лагпункту:

-Так ты что, Фиксатый, давно ссучился?

-Сам ты, гад, сука, падло! Твой рот... Да я тебя!..

После порядочной, поддержанной товарищами перепалки наконец всплыла истина: также, как в зоне надзиратели говорили, что пришел "сучий" этап, - ванинским говорили наоборот, - что в пересылке суки. Так чуть не спровоцировали побоище, резню. До сих пор не пойму, что бы это им дало? Но разобрались, слава Богу, и уже начались

 

картежные баталии, в каждом бараке, в каждом углу. Ворье из тюрем и пересылок обычно привозило много "шмоток" - выигранных, украденных или просто отнятых у "фраеров" - и получают высшее наслаждение в азарте игры. Прибывшие, вернее, воровская их верхушка, держались наиболее нагло, а особенно тот широкоплечий, с огромными кулаками. Его действительно звали Иваном, и никаким вором он не был, хоть и сидел за какую-то уголовщину. Он терся около "воров в законе", то ли шестерил, то ли телохранителем. Любил, играя дурной силой, к кому-нибудь придраться.

А однажды приехала какая-то комиссия ъо главе с генералом. Генерал был щуплый, невзрачный, только красные лампасы его отличали. Иные зека чувствовали даже обиду: первый раз видели вблизи живого генерала - и такой замухрышка! Иные нагло подначивали: - Правда, што-ль - генерал? -А то нет - видишь, лампасы! -Не-е, не похож... А лампасы - и я могу пришить!.. И все это в нескольких шагах от начальства и достаточно громко, чтобы быть услышанными - бравада такая. Генерал что-то бормотал - впрочем, ничего не обещал: через несколько дней развезут по командировкам, там все решите с местным начальством. Это было хозяйство Нижне-Амурлага, строившего железную дорогу Комсомольск - мыс Лазарев (а кто говорил - до Софийска) - продолжение БАМа. Сколько было нас на пересылке - не помню, но во всяком случае - не тысяча: четыре или пять этапов! Месяцев через восемь мы опять вернулись на Комсомольскую пересылку - радостной весной 53-го, когда после смерти ЧИНГИЗ-ХАНА стройку решили законсервировать. Но в этот раз вообще на пересылке не задержались. Я угодил в Китой-лаг, откуда и освободился - по амурским зачетам, I.XII. 1953 года.

 

28.ХII.2000 г.