12. ВЫХОД НА ЯКИРА

Первые годы организация формально не самоопределялась. Видимо, это и давало ей возможность вести фактическую пропагандную работу, не привлекая серьезного внимания ГБ. Но постепенно сплотился значительный — исчисляемый десятками — круг людей, готовых к организованному действию. Появились суммы, составленные из членских взносов, явки — квартиры и хутора в разных частях Эстонии, появились технические средства пропаганды — пишмашинки и фотолаборатории дня размножения текстов. Возникли устойчивые связи в разных кругах общества, иногда в неожиданных учреждениях, обладавших редкой информацией. Организация располагала автомобилями — в дожигулевско-фиатовские годы это редкостное приобретение позволяло уходить от оперативников, был наработан серьезный опыт конспиративной «техники»... В Цзтом месте первого варианта рукописи имелся любопытный кусок о методике ухода Солдатова от спецпоста, дежурившего возле его до-

ма. Но перечитав, Сергей задумчиво заметил: «Сократи. Может, эти ходы мне еще пригодятся». Все-таки одну деталь я приведу. По словам Сергея, «топтуны на хвосте» не выносят встречных ночных кладбищ. Мрачные, с запутанными тропами пространства на окраинах городов заставляют их тормозить и пытаться перекрыть путь «объекта» обходом. Но обход требует времени, резкий рывок на прорыв неизменно уводил Сергея от «хвоста», особенно, если маршрут подготовлен заранее и на другом конце кладбища его ждал «движенческий» автомобиль.

... И вот настал неизбежный период — установление связей с другими диссидентскими организациями, в первую очередь, со всесоюзным центром — Инициативной группой Петра -Якира.

В наше время, после того, как арестованный в 1972-м году Якир покаялся на следствии и суде, дал провокаторские показания и полил себя грязью перед телекамерами, его имя покрыто презрением. Но в те годы — так понял я в лагере — Петр Ионович Якир, сын расстрелянного сталинского командарма, играл исключительно важную роль в объединении диссидентских кружков.

Несколько слов в сторону. Якир с самого начала вызывал недоверие у людей, давно его знавших. Помню, пришел я в гости к выдающемуся писателю России Юрию Домбровскому (его называли тогда вторым после Солженицына в современной русской литературе, и это было близко к истине). В тот самый день, еще до меня, в гостях у Домбровского побывал Якир и предложил ему вступить в возглавляемую им группу. «Я ответил, — рассказывал мне Домбровский, — никогда я не буду с тобой в одной организации». — «Почему же, Юрий Осипович?» — спросил я Домбровского. «Якир — провокатор!». Не буду лгать, внутренне я осудил тогда Юрия Осиповича за эти слова. Нынче ясно, что Домбровский был не прав, Якир не являлся провокатором; но в чем-то главном старый зэк оказался точен: как личность, как борец, Якир не дорос до роли, которую он жаждал играть, и люди, что, в отличие от Домбровского, ему доверились, об этом позже очень жалели.

Якир, видимо, не первый и не последний в истории политический игрок, кому казалось, что громкое имя отца, собственное особое положение избавят его от лагерной отсидки. Как-никак, но в первый заход он отбыл семнадцать лет в зоне. Советская власть себе это простила, Якиру же, видимо, показалось, что семнадцати лет его жизни с нее хватит... Но именно уверенность в безнаказанности заставила человека слабого дерзнуть на подвиг, немыслимый для любого героя-смельчака: открыто объявить себя инициатором-организатором возникающей оппозиции. Так возникло на квартире Якира бюро связи многочисленных законспирированных групп, до сих пор действовавших разрозненно. После Якира они осознали себя частью единого организованного антитоталитарного Сопротивления. Это — историческая заслуга будущего ренегата Якира.

В кругу лиц, окружавших Петра Ионовича, внезапно возник и «Сергей Иванович из Прибалтики». Он познакомился с «центровиками» той поры: Григоренко, Горбаневской, Красиным, Болонкиным... «Приняли хорошо. Походил по московским салонам. Очень понравился мне Григоренко. Поначалу показался простоватым дядь-^; ком, решительным, но недалеким. А поговорил — э, нет, вижу, калган у старика работает отлично. Странное впечатление осталось тогда от Якира. Испугали его глаза, я даже сказал кому-то: «Сегодня видел нашего Азефа» — и стыдно за эти слова было. Я сильно уважал его за биографию и за общественную деятельность. Сам удивляюсь первому впечатлению. Потом оно стерлось, конечно, в совместном-то деле. А вот Красин, он наоборот — очень понравился! Он мне показался лучшим из «центровиков».^*