Документ 1¹

 

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

 

Я, помощник начальника 2-го отд. СОГПУ Иванов, нашел: гр. Богданов Б. О. активный член РСДРП, член Московского Комитета РСДРП, занимался антисоветской деятельностью, за что 3/VII с. г. подлежал аресту, но скрылся. Меры, принятые к его розыску, до сих пор положительных результатов не дали. Ввиду поданного теперь ходатайства гр. Богданова Б. О. о разрешении ему выезда за границу, принимая во внимание, что антисоветская его, гр. Богданова, деятельность установлена, полагаю: выслать гр. Богданова Бориса Осиповича за границу за его собственный счет, сроком на 3 года.

Справка:

Богданов Б. О. находится на свободе 9 ноября 1922 г.

 

Архив ФСК РФ. Архивно-следственное дело № 16794 Богданова Б. О.

Москва, 1922, л.д. 62

 

Документ 2

 

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

 

22 декабря 1922 г.

Начальник 2-го отдела СОГПУ Аустринин по делу Богданова, приговоренного комиссией НКВД по административным высылкам к высылке за границу, просмотрел дело № 16794 в связи с открывшимися дополнительными данными.

Предлагает:

представить дело в комиссию по административным высылкам с предложением изменить свое постановление от 18/ХI-22 и заключить на основании 2-го постановления Президиума ВЦИКа в лагерь принудительных работ сроком на 2 года. <...>

Богданов, член Московского комитета РСДРП вел активную антисоветскую деятельность среди сотрудников ВСНХ, кроме того, как член

 

МК, ответственен за все публичные выступления последнего — подготовлявшуюся забастовку в типографии (б. Сытина) и на заводе АМО, изготовление и распространение листовок — деяния, предусмотренные ст. 60, 62 и 72 УК.

В целях пресечения его преступной деятельности должен быть подвергнут 3/УН аресту, но скрылся до ноября. В начале ноября через других лиц возбудил ходатайство о выезде за границу, на что получил разрешение 18/ХI. <...>

Будучи приговорен к высылке за границу, что влечет за собой поражения в правах, Богданов, используя свое влияние у руководителей ЦТО ВСНХ, исхлопотал себе назначение на ответственную должность торгового представителя ЦТО в Германии, каковые преступления предусмотрены ст. 104 УК. <...>

На основании вышеизложенного считаю, что виновность Богданова по статьям 60, 62, 72 и 118 доказана, но, принимая во внимание, что нет данных для судебного разбирательства дела и что, находясь за границей, Богданов не только будет иметь возможность продолжать свою контрреволюционную работу против Советской Республики, но, пользуясь своим влиянием, наносить материальный ущерб хозяйственным органам РСФСР, полагаю <...> заменить заграницу концлагерем.

Аустринин

Согласна Андреева

 

Архив ФСК РФ. Архивно-следственное дело № 16794 Богданова Б. О.

Москва, 1922, л.д. 68

 

Документ 3

 

ЗАПИСКА

15/I-23

Т. Уншлихт!

Богданову Борису Осиповичу постановлением Комиссии при НКВД дали концлагерь. До сих пор мекам заменяли заграницей ссылку. Думаю, лагерь заграницей заменять не будем. Поэтому полагаю в просьбе Соколову отказать через т. Енукидзе.

Андреева

 

Архив ФСК РФ. Архивно-следственное дело № 16794 Богданова Б. О.

Москва, 1922, л.д. 80

 

Документ 4

 

РАПОРТ

Секретно

Начальнику СО ОГПУ по Крыму тов. Сорокину

 

В разговоре 9/IХ-30 с секретарем Крымплана членом ВКП(б) тов. Олейниковым я выяснил, что член ЦК меньшевиков административный ссыльный Богданов Б. О. в аппарате Крымплана, где он работает, приобретает все больший вес. Председатель Крымплана тов. Карга, вследствие отличающейся исполнительности Богданова и его работоспособности, приближает его к себе, рассматривая его как лучшего работника Крымплана. Это создает ему авторитет, и он в состоянии влиять не только на ту отрасль (коммунальное хозяйство), которой он ведает, но и на всю работу Крымплана. Это свое влияние он осуществляет практически. Его инициативе принадлежит образование синтетической секции Крымплана. Об образовании этой секции имеется уже соответствующее постановление. Во главе этой секции будет стоять Богданов. Значение этой секции в плановой работе первенствующее, о чем говорит как ее название, так и ее цели. Эта секция будет разрабатывать самые широкие проблемы, и, следовательно, в ней будет возможность самой широкой творческой работы.

Имея в виду классовую непримиримость Б. О. Богданова, члена ЦК меньшевиков, что подтверждается разработкой его, нельзя допустить, чтобы Богданов нам не вредил.

Хотя по СО нет конкретных материалов о его вредительской работе, однако стоять Богданову во главе плановой ячейки с широкой творческой задачей нельзя, не говоря о том, что ему вообще не следовало давать ответственные работы, которые он выполняет фактически в Крым-плане.

Изложенное доношу на Ваше распоряжение.

14 сентября 1930

Помощник уполномоченного СО /Тавровский/

 

Архив УФСК по Крыму. Архивно-следственное дело № 5543 Богданова Б. О.

Симферополь, 1931, л.д. 79

 

Документ 5

 

ИЗ ПРОТОКОЛА ДОПРОСА

 

4/III-31 г.

2.   Из лиц, привлеченных к суду по делу "Союзного Бюро" я знаю Громана, Суханова, Шера, Гинзбурга, Волкова, Икова и Рубина. С Иковым был знаком в Екатеринославе в 1905 г., в разгар революции, с Волковым в Ленинграде в 1906—1907 гг., он работал на Путиловском заводе, а я принимал участие в партийной работе Нарвского района, с Шером я был в ссылке в 1911 г., с Гинзбургом — в 1913—14 гг., накануне Международного Венского Социалистического конгресса в Киеве, куда я приезжал по делам этого конгресса, с Сухановым — в 1915—16 гг. в Ленинграде на почве литературных работ в журналах "Современник" и отчасти "Летопись"; с остальными я познакомился в Ленинграде и Москве уже после революции 1917 г. С 1922 г. я никого из перечисленных лиц не встречал, за исключением Суханова и Шера. Шер мне встретился в Архангельске в январе-феврале 1925 г. Сейчас же по моем возвращении из концентрационного лагеря в Соловках, в Архангельске я задержался до навигации в Печорский край, куда я ссылался. Шер в это время работал в Управлении Госбанка, приезжал ревизовать Архангельское отделение. Я зашел к нему в гостиницу, и, кажется, один раз он заходил ко мне. Шер произвел на меня впечатление человека, совершенно отошедшего от вопросов политики и от вопросов социальной борьбы. Этим объясняется то, что у нас с ним почти не было политических разговоров, разговоры ограничивались вопросами личными и бытовыми. Что касается Суханова, то встреча моя с ним относится к 1930 г. в Симферополе, куда я сослан был последний раз.

3.   Летом прошлого года ко мне неожиданно заявился Суханов. Приход его ко мне был вдвойне неожиданным. Меня не связывали с ним личные отношения, меня не связывала с ним и политическая дружба. Как я уже показывал, познакомился я с Сухановым в 1915-16 гг. в Ленинграде. В это время Суханов уже закончил свой переход от народничества к марксизму, социал-демократом еще не был, считал себя интернационалистом и вел активную интернационалистическую литературную кампанию. В 1917 г. с Сухановым встречался в Исполнительном комитете Совета рабочих депутатов. В это время он уже не был социал-демократом, считая себя "новожизненцем" (по имени редактируемого им журнала). Только в середине 1917 г. он вошел в члены РСЛРП. Но уже в 1920 г. он вышел из партии, образовав клуб "Спар-

 

так" с явным уклоном в сторону коммунистов. В конце 1922 г. я встретился с Сухановым в Москве, в Деловом клубе, на докладе Ларина. Суханов недавно вернулся из Европы; на мой вопрос, на каких позициях он стоит, Суханов заявил мне, что он — член Германской коммунистической партии, не перерегистрировавшийся по приезде в СССР. Это была моя последняя встреча с ним до Симферополя. Во время моего пребывания в Соловках, в ссылке и в Симферополе я никаких сведений о Суханове не имел. Таким образом, Суханов запечатлелся в моей памяти как человек, если не вполне коммунистический, то во всяком случае стоящий весьма близко к коммунистам. И для меня был неожиданным и непонятным этот визит человека, с которым я был мало связан, к человеку, который в течение 10 лет находится под разными формами наблюдения ГПУ, и с самого начала меня волновал вопрос, для чего и с какой целью он пришел. Невзирая на всю мою характеристику линии Суханова, я считал его все-таки человеком политическим, с головой, заполненной какими-то политическими замыслами. На мой вопрос, каким образом он очутился в Симферополе, Суханов дал следующее объяснение. Проведение сплошной коллективизации (это было время массового перехода к сплошной коллективизации) вызвало огромное возбуждение в городе и деревне, поставило ребром ряд вопросов, обострило фракционную борьбу внутри ВКП(б), в целом радикально изменило социально-политическую ситуацию Союза. Кругом много самых разнообразных разговоров. Цель его путешествия — лично все посмотреть, во многом убедиться, а затем уже делать выводы. Маршрут его Москва—Волга—Северный Кавказ—Черное море—Москва. Из Новороссийска морем приехал он в Севастополь, побыл на южном берегу, а но дороге в Москву заехал ко мне в Симферополь. Естественно, меня интересовали его наблюдения и их итоги.

Рассказ давал яркую картину исключительно неблагополучия: огромные недосевы, еще большие недосборы хлеба, надвигается голод. крестьяне оставляют насиженные места, массовый исход крестьянства (80 тыс. крестьян он видел в Сталинграде), кое-где вспыхивают крестьянские восстания (Кавказ, Северная Центрально-Черноземная обл.), рост всеобщего недовольства, в сильной степени обостряется фракционная борьба в ВКП(б), развертывающаяся в ожесточенную схватку. Рассказ Суханова произвел впечатление, что надвигается катастрофа, готовая разразиться в течение двух-трех ближайших месяцев политическим кризисом. Рисуя общую политическую обстановку, Суханов подходил к выводам, но, подходя, от них уклонялся. Вся его по меньшей мере двух-трехчасовая речь состояла из намеков, полунамеков, начал без конца и

 

концов без начала, в целом же ничего определенного, точно сформулированного, конкретного.

Ясно для меня стало — Суханов далек от того коммуниста, с каким я расстался в 1922 г., в его коммунистических настроениях большая брешь, которую он заполняет резким оппозиционным материалом. Рассказывая о своем путешествии, он называл ряд городов, в которых он побывал, ряд социал-демократов, у которых он побывал, ничего не сообщив конкретного. Я мог подумать, что в Суханове новый уклон -социал-демократический. Но мои мысли были разбиты вдребезги последующим рассказом его о "Социалистическом вестнике", вернее оценкой "Соцвестника", оценкой Дана, Абрамовича и др. Ни в "Правде", ни в "Большевике", ни в "Коммунистическом Интернационале" я не читал таких резких, ядовитых, жестких, полных презрения и издевательства замечаний по адресу "Социалистического вестника" и его руководителей. Линии нет, программы нет, на поводу у немцев, бездарность, сюсюканье Дана, снова сюсюканье Абрамовича, никуда не ведет, не нужен, кроме вреда ничего и пр. Я получил впечатление, что Суханов не выносит "Соцвестник", Дана, Абрамовича и др. Для меня остались совсем непонятными его встречи с социал-демократами. Я стал понимать, что предположение о его социал-демократическом уклоне совершенно ошибочное. Была ли эта критика старого для того, чтобы показать, что старое лучше отдать на слом, а организовать новое? О новом Суханов ничего мне не говорил. В одном месте его рассказа вдруг прозвучала фраза: "Кое-что я делаю", но она была сказана вскользь, неизвестно для чего, собственно в таком контексте, что не произвела никакого впечатления, не оставила никакого следа. Это тоже было какое-то прикрытие. В целом, если эти кусочки, обрывки, обломочки свести, то можно было бы сказать, что Суханова в конце концов интересовали вопросы конструкции и программы власти. К этому вопросу он подходил с разных сторон — проблема Советов, социальная база их, программа власти, в частности вопрос о какой-то очень небольшой денационализации при закреплении командных высот за государством, вопросы рабочей демократии — все эти вопросы возникали, ускользали, снова появлялись, пропадали. Для меня это было очень странно. Теоретическую дискуссию со мной он мог вести открыто, и он это понимал. И для этого не нужны были все те обрывки, которыми он меня угощал в течение нескольких часов. У меня стало определенно складываться впечатление, что у Суханова есть определенное предложение, далеко не теоретического характера, о котором он пытается со мной говорить, нащупывая почву. Я стал чувствовать, что Суханов вертится вокруг какого-то предложения, которое он, однако, не рискует сделать, держит что-то в кармане,

 

не вынимая. Мне это положение стало не нравиться, я решил выйти из него. До сих пор молчавший, я решил поставить прямо основной вопрос, его более всего интересовавший, и четко сформулировать свое отношение к той теоретической проблеме, вокруг которой все время бегал Суханов. Я сказал ему, что считаю совершенно излишним для социал-демократии вести в настоящее время какие бы то ни было разговоры о власти, ее конструкции и пр. Социал-демократия в настоящее время -и я полагаю на значительный исторический отрезок времени — фактически настолько слаба, в такой незначительной степени представляет массы рабочего класса, отражая их идеологию, что разговоры о власти — пустые разговоры. Во власти должны участвовать силы, социал-демократия на значительный период времени ее (их) не представляет и должна остерегаться блудливых разговоров о власти. Центр тяжести ее работы должен быть не в делании высокой государственной политики, а в социально-политическом просвещении рабочих масс, приобщении их к идеям социализма на почве каждодневного обслуживания нужд и борьбы рабочего класса. Моя формулировка, несколько категорическая и точная, отбила у Суханова, по-видимому, охоту вести дальнейшие разговоры, и то, для чего он приехал, и то, с чем он приехал, осталось для меня темным, и тайну свою он увез с собой. Вечером я проводил Суханова до вокзала. Он уехал в Москву.

Допросил А. Журбенко.

Архив УФСК по Крыму. Архивно-следственное дело № 5543

Богданова Б. О. Симферополь, 1931, л.д. 9-14

 

Документ 6

ПОКАЗАНИЯ Суханова Н. Н.¹

4/V-31 г.

Секретный отдел ОГПУ

 

На вопрос, переданный мне через Начальника Изолятора, в коем я содержусь, о моих отношениях с Б. О. Богдановым и об участии последнего в меньшевистских организациях, сообщаю следующее:

 

Б. О. Богданова я знаю с 1915 г. Ежедневно встречался с ним в Петроградском Исполнительном комитете и в первом ЦИК в 1917 г. С тех пор и до сего времени имел с ним две-три встречи, при которых не было никаких бесед партийного и делового характера. Воздержанию от бесед на такие темы способствовало то обстоятельство, что мы издавна видели друг в друге политических противников и испытывали взаимное недоверие.

Б. О. Богданова я знал всегда в качестве меньшевика и члена ЦК РСДРП(м). Я никогда не слышал, чтобы Богданов вышел из этой партии или идейно порвал с ней, но вместе с тем я ничего не слышал и о фактической работе Богданова в этой партии примерно с 1920 г. Сведения о Богданове, доходившие до меня в советский период, сводились главным образом к тому, в какой именно тюрьме или в каком пункте ссылок находится Богданов в данный момент. Во время последнего мимолетного разговора (на Симферопольском вокзале, во время моего проезда через Крым в июне 1930 г.) Богданов производил впечатление человека, совершенно изнуренного всем пережитым им за последние <годы>. Он говорил во время этой беседы только о своей работе в каком-то из местных учреждений и о своем желании удержаться на месте во время чистки. Едва ли он был пригоден для какой-либо подпольной работы как по своим настроениям и возможностям, так и с точки зрения конспиративной организации.

4/V-31

Николай Суханов

Архив УФСК по Крыму. Архивно-следственное дело № 5543

Богданова Б. О. Симферополь, 1931, л.д. 47

 

Документ 7

ЗАЯВЛЕНИЕ Богданова Б. О.¹

3-4/VII-1939

1)    Приобщить к делу историю болезни Либермана.

2)    Прошу дать повторные очные ставки с Гореликом, Бройтманом и Добровольским.

3)    Считаю необходимым отметить следующее:

а) с 15 марта по 6 апреля 1938 г. допрос мой длился беспрерывно;

 

б) с 3 мая по 13 мая я допрашивался каждую ночь и только к утру возвращался на день в тюрьму;

в) с 22 мая по 5 июня 1938 г. я допрашивался беспрерывно день и ночь;

г) заявление, сделанное 30 марта 1938 г., мною сделано во время допроса, протекавшего в исключительно ненормальных условиях, и 30(1?) марта с утра я уже категорически отказывался от содержания этого заявления, и отказ мой был оформлен только 22 июня 1938 г.;

4) проходящих по делу обвиняемых Хаймовича и Воскресенского я совершенно не знаю.

Записано с моих слов правильно. Богданов

Следователь Киселев

Архив УФСК по Омской области. Архивно-следственное дело № 9395

Богданова Б. О. и др. — Омск, 1937, л.д. 313-315

 

Документ 8

ПОСТАНОВЛЕНИЕ

5/VII-39

<...>

Причины отказа:

1)     История болезни Либермана не может ни изобличать, ни реабилитировать Богданова и др.

2)     Повторная очная ставка с Добровольским невозможна, т. к. он осужден¹.

3)     Горелик и Бройтман, изобличившие Богданова, впоследствии от своих показаний отказались, что оформлено соответствующими протоколами.

Поэтому — в ходатайстве отказать.

Архив УФСК по Омской области. Архивно-следственное дело № 9395

Богданова Б. О. и др. — Омск, 1937, л.д. 315

 

Документ 9

ВЫПИСКА ИЗ ПРОТОКОЛА ДОПРОСА

29 апреля 1937 г.

Либер-Гольдман М. И., 1880 г.р., уроженец г. Вильно, литератор и плановик-экономист с 1896 по 1897 — член Литовской с.-д. партии, с 1897 - Бунд, с 1903 - член РСДРП(м). С 1903 по 1918 - член ЦК Бунда, с 1904 член ЦК РСДРП(м). С 1920 г. 5 раз судим. <...> С июня 1935 отбывал ее <ссылку> в г. Алма-Ата. <...>

К этому времени относится полученная мною через Молоховского информация о настроениях бывших меньшевистских цекистов, живущих в Сибири, — Богданова, Колокольникова, Кипина. И вся эта информация говорила об одном — о большой активизации меньшевистских кадров и о необходимости договориться между собою. Арест 17 февраля 1935 г. не дал возможности созвать это совещание. Соловецкие лагеря были правильно организованной школой, в которой опытные и образованные меньшевики в течение нескольких лет подготавливали и сплачивали молодые кадры. Здесь велись партийные кружковые занятия самого повышенного типа. Наиболее видными руководящими работниками, проводившими эту работу на Соловках, были Богданов Борис Осипович, Кушин Иван Александрович, Петренко Петр Семенович. Легко понять, что в отрыве от всего окружающего мира эта работа приобрела специфический характер; отдельные лидеры вербовали здесь и создавали свои школы. Так, слово "кушковец" имело вполне определенное содержание, включающее определенный круг идей. "Соловчане" <...> заранее договаривались между собой, в каком месте вместе поселиться (при выборе ее или "минуса"). Меньшевистская и эсеровская фракции существовали самостоятельно, но политический и организационный контакт был теснейший. Я остановился подробно на характеристике значения "соловчан" в меньшевистском подполье, т. к. их роль была особенно велика в последний период развертывания активной нелегальной деятельности <...>

Допрос прерывается

Наркомвнутдел КазССР (Залин)

Либер-Гольдман

Допросили: Зам. наркомвнутдел КазССР (Андреев)

Нач. 2 отд. 4 отдела УГБ НКВД КССР (Блинов)

Архив УФСК по Омской области. Архивно-следственное дело № 9395

Богданова Б. О. и др. — Омск, 1937, л.д. 242-243