- 71 -

ПРИЗНАНИЕ

Что заставило меня подписать протоколы дознания, в которых содержался самооговор, признание в несовершенном преступлении? Все объясняется методикой следствия и моим болезненным состоянием.

Еще в тюремной камере говорили, что невинные люди все равно подписывают протоколы, потому что нет другого способа сохранить жизнь и здоровье. Я этому не верил, думал — провокация...

Сразу после ареста я не мог есть тюремную пищу. Проголодав три дня, поел — и заболел острым колитом. Пришлось поголодать еще пару дней. Тут меня и вызвал Шабс. Он предъявил мне протокол дознания Дорфмана, который показал, что якобы знает со слов Файна о моей принадлежности к контрреволюционной организации. Затем прочитал мне выдержки из доноса студента медина Осокина, в котором я обвинялся во множестве смертельных грехов.

Я потребовал проверки фактов, документов и очных ставок. Разумеется, мне во всем было отказано. Я не признавал себя виновным, а Шабс продолжал твердить, что НКВД никогда не ошибается и кто арестован, тот виновен, что Советская Конституция писана не для врагов народа и что я все равно признаюсь...

На следующий день Шабс вновь вызвал меня — и поставил "на стойку". И я простоял ночь, день и еще ночь с малым перерывом, когда меня отпускали в "собачник". Тридцать три часа Шабс и сменявшие его помощники издевались надо мной. У Шабса была отвратительная манера харкать. Он харкал в корзину, но все равно казалось, что он сейчас плюнет мне в лицо. Меня не били, но вокруг стояли крики и стоны, и Шабс грозил-

 

- 72 -

ся показать, как люди после допроса уползают на карачках... А тут еще голод, жажда (стакан воды стоял рядом), резь в кишечнике, боль в глазах от слепящего света...

К концу второй ночи я был истощен физически и опустошен морально. Я готов был подписать что угодно, лишь бы прервать издевательства Шабса и его коллег. Тем более что я, как и многие, верил в возможность доказать позже свою невиновность.

Короче говоря, я согласился считать свой разговор с Файном о Корытном моментом вовлечения в троцкистскую организацию, хотя в этом разговоре — даже в редакции Шабса — не было и намека на вербовку.

Затем Шабс стал последовательно извращать (он это называл "одевать в новую одежду") факты из жизни института и моей работы. Я подписывал протоколы, в том числе и протокол очной ставки, полагая, что содержащиеся в них самообвинения легко могут быть опровергнуты документами и сотрудниками института.

Шабс представлялся мне настоящим врагом народа, стремившимся уничтожить честных советских людей. Я думал, что чем больше небылиц окажется в протоколах допроса, тем легче мне будет вывести его на чистую воду...

Мне удалось через "передачу" послать одесскому прокурору, начальнику НКВД, а также прокурору Союза заявления о действиях Шабса. За это я подвергся строгому взысканию. Однако Шабс из одесского НКВД исчез.

По делу № 46011

ПОСТАНОВЛЕНИЕ

(О ПРИВЛЕЧЕНИИ В КАЧЕСТВЕ ОБВИНЯЕМОГО)

г. Одесса, 10 августа 1937 года.

Я, п/нач. 3-го отделения 4-го отдела УГБ УНКВД Шабс, рассмотрев следственный материал по обвинению гр. Каминского Якова Иосифовича 1897 г. рождения, ур. г. Кировограда, жит. г. Одессы, по нац. еврей, гражданство СССР, б/п в преступлениях, предусмотренных ст.ст. 17— 54/8 и 54/11 УК УССР, нашел, что произведенными следственными действиями установлено, что гр. Каминский Яков Иосифович состоял участником контрреволюционной троцкистской террористической организации и проводил вредительство в области физкультурной работы.

 

 

- 73 -

СВИДЕТЕЛЬСКИЕ ПОКАЗАНИЯ

ИЗ СЛЕДСТВЕННОГО ДЕЛА КАМИНСКОГО

По поводу Одесского института физкультуры и деятельности его директора доцента Якова Иосифовича Каминского я могу сообщить следующее. Я поступил в аспирантуру Одесского филиала Украинского института физкультуры (научно-исследовательского) в декабре 1932 года, имея рекомендацию местного совета физкультуры. Перед зачислением в аспирантуру мною, как и другими аспирантами, писалась вступительная работа и были поданы в полном порядке все документы (автобиография, анкета, справка об образовании, характеристики и т. д.). Закончил аспирантуру я в декабре 1935 года и был назначен заведующим спортивной секцией, входящей в состав школьно-педагогического сектора (руководитель доцент Литовченко В. И.). До 25 мая 1937 года я был заведующим секцией, а затем, короткий срок, заведующим спортивным сектором этого же института. Летом 1937 года (месяц не помню) приказом по отделу кадров Украинского совета физкультуры (зав. отделом кадров Бондаревский) дирекция Украинского института физкультуры перевела меня на аналогичную должность в Киевский филиал этого же института. При этом мне было сказано, что все равно Одесский филиал УНИИФК будет ликвидирован. Действительно, перед этим были ликвидированы аналогичные филиалы в Днепропетровске и в Сталине, а в 1938 году был ликвидирован Одесский филиал УНИИФК.

По поводу направления работы Одесского филиала УНИИФК могу сказать, что он был создан с учетом того, что Одесса большой курортный центр, и основная направленность его тематики была лечебная физкультура и врачебный контроль над физкультурой. Сектором лечебной физкультуры руководил доцент Каминский (он же и директор филиала), клинико-физиологическим отделом руководил профессор Лурье Гораций Саулович. Позднее в институте был создан школьный сектор — под руководством Литовченко.

Насколько я помню, в институте велась большая работа по лечебной физкультуре; были на базе института республиканские курсы врачей по ЛФК, курсы инструкторов лечебной физкультуры для одесских курортов, проводились научные конференции по ЛФК, вплоть до всесоюзных (в 1932 или в 1933 году) с участием проф. Гориневской и других видных специалистов.

Доцентом Каминским проводилась большая работа по

 

 

- 74 -

 

лечебной физкультуре. Им, в частности, в соавторстве с проф. Бляхом (который, кажется, только приписал свою фамилию к этой работе) был написан большой труд "Лечебная физкультура", бывший одним из первых по этому вопросу в СССР. Думаю, что в библиотеке им. Ленина (Москва) можно достать эту книгу или затребовать с нее фотокопию. В институте за время его существования вышло три сборника научных трудов (полагаю, что и они хранятся в библиотеке им. Ленина). В частности, в третьем сборнике была опубликована моя небольшая (первая) научная работа, выполненная в 1934 году. В институте существовала постоянная редколлегия, в которую входили профессора Лурье Гораций Саулович, Костямин Николай Николаевич, Мелик-Меграбов и другие. Входил туда также и Я. И. Каминский. Однако всей работой по составлению сборников занимался главным образом профессор Лурье.

Каминский Я. И. был энергичный, деятельный человек, который горячо любил физкультуру. Помимо работы в институте, Каминский возглавлял кафедру лечебной физкультуры в медицинском институте и возглавлял физкультуру в системе одесских курортов. Мне лично он нравился, я всегда считал его честным и порядочным человеком, но немного либеральным интеллигентом. Не мог я никак примириться, например, с тем, что его заместителем был вдруг назначен Файн (имени и отчества его я не знаю и вряд ли кто в институте знал). Файн был невежественный человек, не знающий физкультуры и далекий от науки. На мои упреки Каминский отвечал, что Файна ему навязали, имея в виду местные организации (не знаю, совет ли физкультуры или обком). Файна у нас никто не уважал. Каминский же был хороший специалист, простой и доступный человек. Он прекрасно читал лекции нам, молодым аспирантам.

 

 

ИЗ СВИДЕТЕЛЬСКИХ ПОКАЗАНИЙ В ПРОЦЕССЕ РАССМОТРЕНИЯ ДЕЛА Я. И. КАМИНСКОГО В ПОРЯДКЕ НАДЗОРА

 

Из руководителей спортивных организаций города я лично знала только одного Файна. Руководителя областного комитета физкультуры Дорфмана, городского комитета

 

 

- 75 -

— Головкова, руководителя автомотоклуба Лашикова, директора стадиона Гольдфельда и директора научно-исследовательского института физкультуры Каминского я не знала лично. Могло быть, что я их знала только по фамилиям, и то точно сейчас не помню.

Сотрудник УНКВД Шабс предложил нам свой письменный план, в котором указывалось, какие вопросы должны мы осветить в акте. В основу характеристики состояния работы каждой спортивной организации были положены показания обвиняемых руководителей этих организаций, которые были арестованы. Показания этих арестованных зачитывал нам Шабс, мы (каждый из членов комиссии) записывали себе эти показания на бумагу, которой нас снабдил Шабс, а затем вносили данные из этих показаний в акт, который мы составили в обкоме партии. Я помню, что, когда акт был составлен и показан для ознакомления Шабсу, он перечеркнул наш акт, обвинив нас в том, что мы хотим обелить контрреволюционеров.

Хочу отметить, что, когда Шабс зачитывал нам показания арестованного Файна, я очень усомнилась в правдоподобности его показаний и просила Шабса дать мне и другим членам комиссии лично побеседовать с Файном, так как я его знала как честного работника. Шабс мне на это ответил, что дать Файна, чтобы последний давал объяснения комиссии, "технически невозможно", и с Файном мы не беседовали. На вызове для беседы Головкова, Дорфмана, Каминского, Гольдфельда и Лашикова я не настаивала, так как я лично их не знала, считала, что их показания являлись правдоподобными, хотя я тогда в этом не сомневалась.

После того как Шабс наш акт перечеркнул и сказал написать другой акт, более обвинительный, посоветовавшись с комиссией, я ходила к секретарю обкома Евтушенко и сказала, что в НКВД нас заставляют писать то, в чем мы не уверены. Евтушенко мне ответил, что, видимо, мы недостаточно остро квалифицировали в акте то, что сделали арестованные, и мы должны органам НКВД помогать. Когда мы вторично составили акт, Шабс вновь его забраковал, потому что мы в акте указали лишь недочеты в спортивных организациях. Шабс сказал, что там были не недочеты, а контрреволюционное вредительство.

Третий раз акт мы написали в помещении НКВД, где Шабс, на основании показаний арестованных, сказал нам, чтобы мы в акте недочеты физкультурных организаций города квалифицировали как вредительство, что мы и сделали.

 

 

- 76 -

Вопрос: А было ли на самом деле вредительство в физкультурных организациях города, возглавлявшихся в 1937 году Дорфманом, Файном, Гольдфельдом, Лашиковым, Каминским?

Ответ: Было ли на самом деле вредительство в 1937 году в спортивных организациях города, я не знаю, но думаю, что его не было. В противном случае я за 8 лет работы в обкоме партии в какой-то степени знала бы об этом вредительстве и должным образом на него реагировала.

Вопрос: Почему же вы а акте от 26 августа 1937 года действия Дорфмана, Головкова, Лашикова, Гольдфельда, Файна и Каминского квалифицировали как вредительство?

Ответ: Секретарь обкома Евтушенко сказал, что у нас нет оснований не доверять органам НКВД, и мы, наоборот, должны резко квалифицировать вражеские действия и этим помогать вести борьбу с врагами народа. Я теперь понимаю, что в акте написана небылица, и мы, несомненно, не должны были писать такой акт на основании показаний арестованных.