Отпуск в Причудье

 

Наступило горячее, знойное лето 1949 года. По ночам выпадали обильные осадки. Днем, словно по заказу, держалась отличная солнечная погода.

Мой отпуск начинался 10 июня. Отдых распределил так: на неделю еду в Причудье, посещаю деревни, где более двадцати лет назад работал театральным инструктором, затем возвращаюсь в Нарву и на две недели отправляюсь в дом отдыха под Ленинград, путевка в который начиналась с 20 июня.

Объезд Причудья начал с Мустве. От Мустве до деревни Тихотка (6 километров) шел пешком. Отдохнув сутки у учителя Д.И. Рунина, в дальнейший 25-километровый путь до Калласте (Красные горы), не спеша направился пешком вдоль берега Чудского озера. По дороге купался, заходил в хутора к эстонцам пить парное молоко. В одном месте даже поспал. Вечером пришел в Калласте. Отыскал бывшего председателя Красногорского просветительного общества И.Ф. Павлова и воспользовался его гостеприимством. Конечным пунктом в моем пешем путешествии было село Нос, в шести километрах от Калласте. Пару дней гостил у своего товарища по гимназии Владимира Розанова. Возвращался из Причудья на автобусе через Тарту с заездом к своему другу по университету Александру Коровникову.

Недельная поездка по родным, знакомым местам, встречи со старыми друзьями, которых я так давно не видел, оставили у меня незабываемые впечатления. В эти погожие июньские дни физически и душевно я отлично отдохнул и на время забыл про нарвские неприятности, изрядно потрепавшие мне нервы.

Накануне отъезда в дом отдыха, 19 июня утром, приехал в Нарву. Сходил на базар за продуктами, зашел на квартиру к Рае, она была на работе. Дома была её мать, которую я попросил, чтобы вечером Рая зашла ко мне.

Соседка по квартире передала мне неприятную новость: заходил какой-то незнакомый человек в светлом костюме... Очень расстроился, когда узнал, что я уехал. Интересовался, где я, когда приеду. Обещал зайти еще.

 

Только успел пообедать, как постучали. На пороге стоял в светлом костюме хорошо знакомый мне сотрудник Нарвского МГБ Степанов. Попросил пройти его в комнату, предложил пообедать.

- Нет, нет, некогда, - ответил он, внимательно осматривая своими тусклыми, бесцветными глазами комнату, - одевайтесь, пошли со мной!

- Куда?

- К нам в отдел!

- Зачем? - теряя присутствие духа, закричал я, - вы собираетесь меня арестовать?

На лице Степанова появилась недобрая улыбка. Он прошел к дверям и там остался стоять.

- Зачем напрасно волноваться! Начальник хочет с вами познакомиться, побеседовать. Узнать, как живете, как работаете. Ведь у нас в отделе вы еще не были?

Я закрыл комнату на ключ, и мы пошли. Было нестерпимо жарко. Июньское солнце палило вовсю, практически дышать было нечем. На мне были открытая рубашка с короткими рукавами, светлые брюки, тенниски. Очень хотелось пить, и я не мог себе простить, что не попил чаю после обеда.

Бывший дом мясника Васильева на Белой улице, сохранившийся после войны, занимал нарвский отдел МГБ. Проходим в кабинет к Степанову. Грязная угловая комната с выцветшими обоями, давно не крашенными полами, столом и двумя стульями. На стене - портрет Сталина. Загаженное мухами окно выходит во двор. Степанов предлагает стул, сам садится за стол, извлекая из ящика стола кучу бумаг. Найдя требуемую бумажку и прочитав её про себя, смотрит на меня внимательно и медленно, как бы безучастно, говорит:

- Гражданин Рацевич, вы арестованы!

На какое-то время, правда, очень непродолжительное, воцаряется молчание. В первый момент я растерялся от неожиданности, просто не знал, как реагировать на это явно абсурдное заявление. И вдруг во мне все заклокотало от страшной обиды. За что опять такая несправедливость? Честно проработал полтора года на глазах у всех и под контролем отдела культуры горисполкома. Не раз начальство меня благодарило, ставя в пример другим работникам культуры, и, вдруг, опять тюрьма...

- Может быть, скажете, за что арестовываете? Чем я навредил советской власти? Или, может быть, мое дело пересмотрено и решено наказать меня вновь?

- Ничего не знаю... По распоряжению Таллинского прокурора мы обязаны вас арестовать и отправить в Таллин.

- Покажите мне эту бумагу, - вызывающе потребовал я.

 

- Вы мне не верите?

- Так же не верю, как вы мне говорили, что желаете со мной встретиться для знакомства и ознакомительного разговора. Скажите, почему продолжаются методы ареста, давно осужденные партийными органами. Для чего понадобилось лгать, сочинять небылицы, чтобы привести меня в это учреждение?

Бумагу мне Степанов не показал и на заданный вопрос не ответил. Заперев ящик стола на ключ, он встал, собираясь выйти.

- Посидите несколько минут, сейчас подадут машину. Мы отвезем вас на квартиру, соберете необходимые вещи в дорогу. Ночным поездом отправим вас в Таллин.

Минут пятнадцать просидел я со своими горькими думами. Все больше приходил к выводу, что мой арест — эхо тех мартовских арестов жителей Прибалтики. Так, видимо, решили соответствующие органы, подбирая подчистую всех, кто не стоял у станка и не выращивал хлеб. Просоветски настроенное подрастающее поколение интеллигенции с просторов Советского Союза займет места репрессированных деятелей Прибалтики, построит новую Эстонию, Литву, Латвию без каких-либо буржуазных заморочек. А может быть, потребовалась дешевая рабочая сила для ударных строек социализма, вот правительство и решило привлечь к ним всех, кого только можно было, с наименьшими издержками производства. Под это «благое дело» можно было пустить побоку конституционные права человека быть свободным и независимым от репрессивных структур. Да, как не было свободы у человека до войны, так нет её и сейчас, что бы там ни говорили партийные газеты о свободе совести и построении социализма в нашем государстве.

Мои размышления прервал вернувшийся Степанов:

- Машина ждет внизу... Едемте!..

По приезде ко мне, Степанов позвал понятых, в том числе мою соседку, и произвел довольно поверхностный обыск. Не обошлось и без традиционных вопросов, типа: «Оружие есть? Антисоветская литература имеется?»

С собой я взял чемодан, в который уложил белье, одежду, обувь, кое-какие пьесы и книги. В матрасный чехол запихал зимнее пальто, финку, валенки, подушку. Степанов запечатал комнату и даже помог донести вещи до машины. Я еще успел шепнуть соседке, чтобы она сбегала на квартиру Раи и сообщила ей о моем аресте.