ПОСЛЕДНИЙ СОВЕТ ЦЕЛЛАРИУСА ПЕРЕД ПЕРЕБРОСКОЙ В СССР

 

10 мая 1943 года не успели мы после завтрака занять места в радиоклассе, как к нам поднялся Целлариус и, усадив на свои места, провел небольшую беседу, в которой отметил, что мы прилично поработали над собой, потренировали свою наблюдательность, улучшили память и способность сосредоточивать свое внимание на окружающем, хорошо освоили радиодело, составление радиограмм и зашифровку. В заключение он сказал:

— Пришло время все эти знания применять в деле. В ближайшие дни вас окончательно подготовят к переброске и вы получите последние указания.

Хочу дать вам еще один совет — может так случиться, что, приземлившись, вы окажетесь в положении очень для вас тяжелом — вас выбросят на восточном побережье Белого моря. Район этот мало обжитой, мало изучен и обследован. Дать вам точные ориентиры, как добираться до Архангельска, совершенно невозможно. Вам придется действовать исходя из тех обстоятельств, в которых вы окажетесь после приземления. Сейчас можно только предполагать, предчувствовать, что может быть, и все равно действительность окажется, вероятно, совсем иной. Поэтому коротко: если действительность будет такова, что работать нормально с нами будет невозможно, идите на контакт с высоким военным начальством, требуйте от местных властей транспорт, чтобы добраться до штаба военного округа, и до этой встречи ни перед кем не раскрывайтесь. Лучше так, чем вас сразу схватят как шпионов. Вы особая секретная группа Генштаба, вот и все. Нам будут давать дезинформацию, но это уже своего рода информация. Ясно? Это на самый плохой вариант — невозможность работать. И знать об этом должны только пять человек: вы четверо и я пятый. И еще. Главное, о чем ждем от вас сообщений, —

 

прохождение судов с помощью из Англии и США и перемещения по железной дороге воинских частей и соединений.

В этот же вечер я сбегал попрощаться с Таней и Верой Сократовной: ясно было, что нас могут в любую минуту отправить куда-то. Прощание было коротким, но необыкновенно теплым. Они, по русскому обычаю, пожелали мне «ни пуха, ни пера», я послал их «к черту», и со слезами на глазах мы расстались. За каких-то несколько месяцев мы настолько сблизились и подружились, что расставаться было тяжело.

12 мая 1943 года на военном катере нас перебросили через Финский залив в Хельсинки и поселили в небольшой гостинице в четырехместном номере. Все жильцы гостиницы были немного странные. Только ночевали. Днем никого не было. Никто ни с кем не разговаривал и никак не общался. К нам утром 13 мая пришел сопровождавший нас сюда фельдфебель с симпатичны м пожилым человеком лет 55—60, который представился:

— Соколов — полковник Генштаба Царской армии. Бывший полковник, ребята, бывший. Теперь я уже не полковник, а пожилой пенсионер-эмигрант. Революция многих выкинула из России. Многих настоящих русских: образованных, интеллигентных, ученых, артистов, музыкантов, писателей, архитекторов, скульпторов, инженеров-изобретателей и вообще порядочных людей. Рабочие и крестьяне не покидали Россию, так как их рабоче-крестьянская власть обещала рабочим — заводы и фабрики, крестьянам — землю. И они получили заводы и фабрики, где должны работать за мизерную, самую низкую в Европе заработную плату, крестьяне получили землю в виде колхозном собственности, где работали за «трудодни», на которые иногда нечего было получать, ведь государство все забирало в социалистическую собственность. А если после колхозной уборки урожая, при которой десять, пятнадцать, двадцать процентов, а то и четверть всего урожая оставалось на полях, кто-то шел в поле собирать колоски или картофелины, то этого «расхитителя социалистической собственности» хватали, судили, давали десять лет лагерей. За исправительный труд ничего не платили. Так были построены все великие стройки коммунизма (каналы, заводы фабрики, города). Вы, ребята, не удивляйтесь этому, необычному моему знакомству с вами, начавшемуся с такого пропагандистского вступления. Я же сказал вам, что я теперь не полковник я теперь «пропагандист» — почти ежедневно «вещаю» на русском языке для советских слушателей антисоветскую пропаганду. Советские руководители, наверно, ненавидят меня.

 

Итак, кончаем с антисоветской пропагандой, переходим к делу. А дело у нас с вами хорошее. Очень скоро вы будете заняты работой трудной, опасной, без хорошего горячего питания, иногда будете недосыпать. Кстати, как ваш организм переносит сухомятку? Первые дни, скорей всего, будут у вас без горячей пищи — сухомяточные, а некоторые люди от этого сразу заболевают.

— Нет, от сухомятки мы не заболеем, — сразу ответил мой напарник по Ладоге Володя.

— Мы привыкли уже и к сухомятке, и к другим видам питания, а иногда и безо всякого питания были, так что это нас не страшит.

— А что страшит?

— Да пока ничего не страшит. Беспокоит неизвестность, неопределенность. Ничего нельзя предугадать, ни к чему определенному нельзя приготовиться. Все решать придется сразу, на месте, там, а там, как говорится, — «темный лес», это уж точно. Ведь выбросят не в поле и не на Белое море, а на какую-нибудь полянку в лесу, и уж первую ночь будем точно в «темном лесу», благо, что сейчас ночи короткие, светлые.

— Ай молодец, парень! С беспокойством, но оптимистично. Это хорошо и правильно. Так вот теперь о наших делах здесь, в Финляндии. Я их назвал хорошими. Почему? Да потому, что дел-то как таковых не будет. Будет ваше знакомство с Хельсинки, а проще говоря, несколько дней отдыха перед сложной и трудной работой. Передо мной и поставлена такая задача. Не возражаете? Согласны?

— Конечно, согласны! Мы и не ожидали такой благодати!

— Хорошо! Город мы посмотрим, а пока несколько слов о самой Финляндии. Раньше она принадлежала или, вернее, входила в состав Шведского королевства. После разгрома шведов русской армией в 1809 году в царствование Александра I Финляндия была захвачена Россией, и ей была предоставлена автономия в виде Великого княжества Финляндского в составе России, каким она и просуществовала до 1917 года. После революции 1917 года, по требованию народа, Финляндии была предоставлена полная государственная независимость.

В стране проживает чуть более четырех миллионов человек, 70 процентов от общей площади страны покрыты лесом, в основном сосной и елью, на территории Финляндии находится около 60 тысяч озер, площадь которых составляет 8 процентов от общей площади. Таким образом, 78 процентов площади страны

 

заняты лесом и водой, и только 22 процента остается под сельское хозяйство и под все города и поселки. Южная граница Финляндии омывается Финским заливом, а больше половины западной границы омывается Ботническим заливом.

Наличие таких водных пространств способствовало развитию в стране рыбной промышленности. Ежегодно Финляндия добывает 25 тысяч тонн разной рыбы. Это по статистической отчетности, а если учесть, что половина населения — 46 процентов — заняты в сельском и лесном хозяйстве и рыбу ловят себе сами, без статистического учета, то получается, что на каждого статистического человека ежедневно приходится больше двух килограммов рыбы.

Хочется, говоря о финнах, подчеркнуть еще две особенности. Они очень трудолюбивы и необычайно честны. Воровство здесь считается злейшим преступлением и наказывается очень жестоко. В народе существует молва, что раньше ворам отрубали руку. Насколько это правда, я утверждать не буду, сейчас, как мне известно, рук не рубят, но воровство — крайне редкое явление.

Я, наверно, надоел вам своими «лекционными» данными?

— Нет, что вы, господин полковник, — возразил Петя Борин-Морозов, — мне, как журналисту в прошлом, это очень интересно и поучительно. Да, по-моему, и моим коллегам это тоже интересно.

— Какие могут быть вопросы?! — вставил Володя. — Когда и где еще можно получить такую короткую, но конкретную информацию?!

— Хорошо, ребята. Мне приятно, что моя пропаганда и ин формация вам понравились. Сейчас мы пройдем по городу, сходим на гельсингфорское — хельсинкское кладбище. Оно, после Парижского Пер-Лашез, по красоте скульптурных памятников считается вторым в мире. Почти каждый памятник здесь — это произведение искусства. Особенно в старой части кладбища.

После экскурсии по городу и на кладбище Соколов пригласил нас закусить в самую простую, дешевую столовую, где питаются простые рабочие из бедных слоев населения. Все меню и основном было рыбное, очень разнообразное и дешевое.

На второй день экскурсия продолжалась по набережным Финского залива. Осмотрели большой порт, где работали башенные краны, погружая и разгружая разные грузы. Вечером сходили в православный собор, который построен на возвышенном месте и, конечно, является достопримечательностью города. Обедали в столовой повышенного класса, где была необычная чистота,

 

четко работали официанты (в первой, простой столовой — самообслуживание). Меню было более обширное, но наполовину все-таки рыбное. Вечером ходили в первоклассный кинотеатр, где каждый зритель сидел в отдельном мягком кресле.

15 мая, после утреннего кофе с бутербродами, Соколов повел нас в картинную галерею, где мы видели в особой комнате древнейшие памятники искусства, которые были обнаружены на территории Финляндии, — фигурки животных, изготовление которых наука относит к каменному веку.

Проходя по городскому вокзалу, Соколов обратил наше внимание на честность финнов. В наружной части вокзала, под стеклянным куполом, куда прибывают и откуда отходят поезда, на высоком, около двух метров, гранитном прямоугольном постаменте стоит памятник Маннергейму — первому президенту Финляндской Республики, а на углу постамента лежал объемистый бумажник.

Вот смотрите, ребята, лежит бумажник. Не пустой. Пухлый. Кто-то здесь его обронил, забыл, потерял. А кто первый увидел его на полу, поднял и положил на видное место. Вот он лежит на очень видном месте — здесь проходят все приезжающие и отъезжающие. Человек, положивший бумажник, пошел к ближайшему постовому полицейскому и, приведя полицейского к памятнику, показал, что бумажник положил сюда. Полицейский трое суток будет следить, не пришел ли кто за бумажником. Если за трое суток хозяин не нашелся сам, то полицейский несет бумажник в участок, и полиция ищет хозяина, чтобы вернуть ему бумажник. Понятно?

— Да-а-а! — протянул Володя. — У нас на Московском вокзале так же вот стоит Владимир Ильич Ленин, но бумажники к нему на постамент не кладут — сию же секунду нашелся бы... новый хозяин. Да и милиция наша такой уголовной романтикой не загружает себя. Ей надо искать... новых хозяев — воров. А их у нас ой-ей-ей сколько!

Обедать на этот раз мы пошли в самый хороший ресторан, но Соколов предупредил, чтобы мы без него не начинали есть.

— Смотрите на меня, как и что буду делать я. Так делайте и вы.

Неожиданная трудность возникла с картошкой. Финны любят картошку, сваренную в мундире, и подают ее к гарниру на отдельной тарелочке. Чистить картошку надо, не прикасаясь к ней руками, — вилкой и ножом. Это для нас составило определенную трудность, так как чистить таким образом картошку мы не умели. У Соколова это выходило так быстро и аккуратно,

 

что мы рты разинули. Правда, он, очистив первую картошину, увидел, что у нас ничего не получается, и начал чистить медленно, и негромко объясняя. Особенно трудно этот процесс проходил у Алексея Абрамова, который виртуозно владел рулем любой авто машины, но очистить картошку, не трогая руками, так и не смог. Картошины разваливались, и на тарелке образовалось пюре.

За соседним столом за нами наблюдала компания, в конце концов, один из них подошел к Соколову и сказал по-русски с финским акцентом:

— Мы с интересом наблюдали за вашим столом, и возник вопрос: почему французы по форме прекрасно владеют русским и не владеют ножом и вилкой?

— Зато они хорошо владеют штыком и прикладом, — ответил Соколов по-русски и по-фински что-то еще добавил, улыбаясь.

Любопытный сосед, тоже улыбаясь, попятился со словами:

— Извините, извините!

Вечером мы посетили концертный зал имени Яна Сибелиуса и насладились мелодичной музыкой, которая очень богата национальным жанром и гармонией.

16 мая на самолете нас перебросили на северную половину Финляндии в город Рованиеми, примерно в 100 километрах от северного побережья Ботнического залива. В этом небольшом городке и его окрестностях расквартировано много немецких военнослужащих. На восточной окраине города, около засекреченного аэродрома, в лесу находился штаб и последняя наша, шестая школа, в которой в основном обучали радиопередачам с уточнением радиопочерка каждого, тренировкам в прыжках с парашютом на поляны, на лес, приземлению, приему сброшенных грузом (4 мягких контейнера), маскировке грузов и парашютов.