- 141 -

1979 год

Когда фараон пригласил в Египет родных Иосифа, вряд ли он мог предположить, что по прошествии веков потомки их останутся точно таким же народом, каким они пришли на землю египетскую. Но настало время, когда появился в Египте фараон, который сказал египтянам,

 

- 142 -

что «вот народ сынов израилевых многочислен и сильнее нас». И едва он это произнес, стали происходить события, которые в конце концов привели к полному исходу евреев из Египта.

То же самое произошло и в Польше. Польский король, который пригласил евреев для того, чтобы они научили поляков разным ремеслам и искусствам, конечно же, не мог знать, что через несколько веков поляки начнут говорить, что на одной земле не могут жить два народа.

Умань — родина моих предков. Мама моя в гражданскую войну закончила уманскую женскую гимназию. Я был в Умани один только раз проездом в Одессу и знаю, что больше никогда туда не поеду. Словно током ударило меня, едва я коснулся земли, выходя из машины у знаменитого Софиевского парка. И единственное желание — обратно в машину. Так я и просидел, пока сын и жена ходили по парку. Никаких мыслей о том, что это во мне заговорила кровь, у меня тогда не было. Просто хотелось скорее уехать. Позже, уже в Москве, я вновь вернулся мыслями к этому странному случаю. «Неужели все-таки кровь»? — спрашивал я себя, листая в Ленинской библиотеке книги, в которых рассказывалось о жизни евреев в Умани.

Когда-то один из моих задушевных лагерных друзей, известный теперь на Украине художник Володя Куткин, подарил мне книгу Тараса Шевченко со своими иллюстрациями. Я еще шутил, что если с его гайдамаков снять шапки и усы, то это точь-в-точь наша лагерная публика. Теперь, когда я читаю в этой книге о резне, которую учинили в Умани Железняк и Гонта, мне видится там совсем другая история. Шевченко великий писатель. Он имеет право на выдумку и, сам того не ведая, пощадил поляков. Вот о чем рассказали пожелтевшие страницы других книг. В 1768 году запорожский казак Железняк обступил Умань, в которую сбежались поляки и евреи со всей Украины. Они приготовились вместе защищать крепость, которая могла стать неприступной. Командующий крепостью поляк Младонович послал против гайда-

 

- 143 -

маков сотника Гонту, который перешел на их сторону. Крепость хорошо защищалась. Тогда Железняк и Гонта обещали полякам, что их не тронут, если они покинут крепость. Гайдамаки передали полякам, что они будут резать только евреев. Поляки поверили Железняку. Когда обозы поляков вышли из города, гайдамаки напали на них и многих убили. Затем началась резня в Умани. От этого чтения у меня кровь стыла в жилах. Какой силы стержень сидит в хребте моего народа, чтобы каждый раз после таких катастроф желать жить дальше? И быть преданными гражданами тех государств, в которые забросила их судьба. В той же Польше во время восстания Костюшко, через несколько лет после Умани, евреи сражались на баррикадах вместе с поляками против русских. Когда же Наполеон напал на Россию, а евреи были к тому времени российскими подданными, ни одна еврейская община не согласилась сотрудничать с войсками Наполеона. Этому есть много документальных свидетельств, но одно из них показалось мне чрезвычайно ценным. Вот как написал об этом Денис Давыдов: «...Все вообще евреи, обитавшие в Польше, были столь преданны нам, что не Хотели служить неприятелю в качестве лазутчиков, а весьма часто сообщали нам важнейшие сведения о нем». Там же, в Ленинке, едва вернувшись из лагеря, я читал книги о восстании в варшавском гетто. Читал по-польски со словарем, постепенно раскрывая его все реже и реже и удивляясь способности крови все помнить, если ей немного помочь. То же со мной происходит, когда я читаю украинские тексты. О восстании в варшавском гетто мне рассказывал в лагере один польский еврей. Тогда же в Ленинке, пока я читал книгу участника восстания по фамилии Марк, вдруг сами собой родились стихи. В меня тогда словно бы вселился дух тех молодых евреев, которые в апреле-мае 43-го года погибали на варшавских баррикадах.

Ночи. Варшавские ночи

Сорок третьего года.

Стоны. Да Талмуда строчки.

Из гетто лишь к смерти дорога.

 

- 144 -

Отсюда, из самого ада

Нам весть про последний наш час.

Как нас убивают по ярам.

Как нас отравляет газ.

Машины приходят под вечер,

Грузят на них недолго

Всех тех, кто отправится в вечность

Единственной этой дорогой.

Пустеет, пустеет гетто,

Ужас застыл в глазах:

«Завтра перед рассветом

Нас спалят в больших печах».

Но не было б дней печальней

И ужаснее тех ночей,

Если бы мы не восстали

Против своих палачей.

Если б не запылало

Гетто со всех сторон,

А голос глухой нагана

И страх заглушил и стон.

Дымы плывут багровые,

Дымы плывут над Варшавою,

Последней своей дорогою

Гетто идет к баррикадам.

И в море зря пролитой крови

Это — последняя твердь,

Где вместе сойдутся в поле

Наша и ваша смерть!

Умри же, палач, умри,

Умри на пути своем подлом,

Вы были еще зверьми,

Когда мы стали народом.

Восстали, восстали, восстали,

Смертию смерть поправ,

А кто не восстал — тот и ныне

Все тлеет в больших печах...

Мне кажется, что я написал песню на еще неведомую мне музыку. Мелодия, на которую поют эту песню мои дети, — не в счет. Знаю только, что две последние строчки надо петь без укоризны к тем, кто не восстал, а как поют поминальную молитву, обращенную к старикам, детям, слабым людям.

 

- 145 -

Да, странно переплелась у нас судьба с разными народами Земли. Испанцы, поляки, украинцы, немцы...

«Все же, как бы там ни было, — иногда с тихой радостью думаю я, — а у евреев и русских не так». Словно бы есть какой-то зарок, скрепленный Богом, между русскими и евреями, который сумели распознать некоторые русские цари. Например, Иван III, Екатерина II, Александр II...