§ 3. Второе судоговорение - 3 февраля

 

Судья Вольняшин; показания Корбута; вопросы к Пименову о взглядах; дополнения к судебному следствию; прения сторон

 

Тот, кто ищет только фабулы (а тем паче экзотики), может смело пропустить этот и следующий параграфы. Но тот, кому ценны подробности, приглашается углубиться в воспроизводимую ниже запись двух дней судебного заседания, сделанную Э.С.Орловским и подвергнутую мною редактированию.

Во вторник 28 января началось повторное слушание дела. Продолжалось оно с перерывом на одно воскресенье по вторник 4 февраля, когда был вынесен приговор. Судья, назначенный проводить процесс, был Вольняшин. В прошлом - работник райкома. В его натуру впиталось ПРОВОДИТЬ УКАЗАНИЯ СВЕРХУ. Нам было померещилось, будто он лично злодей и негодяй, ибо он держался исключительно грубо, более "по-прокурорски", нежели поддерживавший обвинение прокурор Ронжин. И на свидетелей манера Вольняшина производила впечатление расправы, а не суда. Но вдумавшись и насмотревшись в жизни, я догадался, что мы были неправы. Ничего, окромя проведения в жизнь спущенных свыше установок, за его душою нет, если применительно к нему вообще можно говорить о душе. Год назад, в 1957 году, он судил Александра Гидони. Так как в начале 1957 года ему казалось, что веянием свыше является снисходительность, то он приговорил Гидони всего к двум годам. Получил выговор за либерализм. Ясно, что теперь он не в мягкости видел линию партии. Да и Определение требовало: бить по головам!

Я с ним сцепился в первый же день. Иру везли в воронке, и по высадке тут же во дворе ее стало тошнить. Я разнервничался. Когда нас вели - еще не наверх, а внизу, сразу по выходе из караульной - Ира на радостях встречи обернулась ко мне (нас вели гуськом) и стала что-то быстро-быстро говорить. Конвоиры раз, два, двадцать велели ей прекратить, а она игнорировала. Тогда один не то ударил ее плашмя штыком, не то штыком отвел ее руку и лицо от меня. И вот, едва я предстал пред лицо Вольняшина, как, придравшись к чему-то вполне пустячному - на уровне того, что он полюбопытствовал, с каким ударением произносится мое имя - я с возмущением пошел бессвязно выкрикивать:

— Вы бы лучше поинтересовались, в каких условиях содержатся ваши подсудимые! Что делается с их здоровьем! Вы-то - сытый жирный боров!

И так далее. Как почти всегда бывает в подобных случаях, я начисто упустил указать главную причину: что Вербловская не переносит запаха бензина, а поэтому, если ее сразу же из воронка будут везти в суд, то нарушат ее реальное право на защиту, так как она в это время находится в полуобморочном состоянии. Но этого я не сказал, словно Вольняшину уже известно это с той же степенью непосредственного видения воочию, как знали мы - подсудимые и конвой - бывшие рядом с воронком, когда ее вытаскивали. Он же, ни слухом, ни духом не ведавший о случившемся с Ирой, ни об Ириной идиосинкразии, да, наверное, и по сей день не полюбопытствовавший разузнать, в чем возят подсудимых (если только его самого не посадили), недоуменно уставился на меня, а потом тоже стал вопить, призывая к порядку. Итак, когда адвокат заткнул мне глотку, мы с Вольняшиным уже взаимно невзлюбили друг друга.

Второй личный момент в отношениях с судом возник вот из-за чего. Мне, да вроде бы и всем нам, ход судебного следствия был глубоко безразличен. Единственное, чего я ждал, - последнего слова. В ожидании

 

же мы болтали о том и о сем, не обращая внимания на проформу суда. Ни малейшей попытки самому записывать ход судопроизводства я не предпринимал, в отличие от первого процесса. Зато, читав незадолго до того Вальтера Скотта, я в суде написал одно из его стихотворений по-английски, а рядом - свой перевод в стихах. Стихотворение не того типа, что процитированное в §1, а невинное, вроде: "На поля пал туман, ах уж этот обман, все любовный туман, неужели ж обман?" Конвойный углядел, как я передавал записку Ире (которой на сей раз не позволили сесть рядышком). Налетел, отнял и торжествующе вручил председательствующему "контрреволюционную заговорщическую переписку". Вольняшин прочел и, естественно, возмутился теми негодяями, ради решения судьбы которых собрались три серьезных занятых человека, облеченных доверием государства, а те, словно нерадивые студенты на скучной лекции, обмениваются любовными записочками, вполне игнорируя облеченных.

Вербловскую, а через нее и нас всех, настроил против Вольняшина его кажущийся антисемитизм. Во время допроса свидетеля Шрифтейлик та произнесла, что Вербловская была ее подругой, на что Вольняшин отреагировал странно:

— А кто Вербловская по национальности?

Мы оторопели. Ира, которая лицом выглядит еврейкой, а по паспорту - русская (ибо родилась тогда, когда мечталось "без России, без Латвии жить единым человечьим общежитием"), всегда была чувствительна к таким "разоблачениям" и подумала, что Вольняшин антисемит и надумал "уличить" ее. Разумеется, Виля возмущенно фыркнула:

— А какое это имеет значение?

— Отвечайте на вопрос суда, а не задавайте вопросов суду, свидетель!

— Не знаю!

— Так какая же Вы ей подруга в таком случае?! - уличил ее Вольняшин. Он тщился доказать, что Виля прятала чемодан не как подруга, а как сообщница по организации. Ведь подруга непременно знала бы национальность, как же без установлении таковой дружить?.. Кроме того, перередактирование анкетной части в определении (где всем была дописана национальность, упущенная приговором) он воспринял, само собой, как требование установить в суде национальности подсудимых. В его приговоре национальность каждого указана⁵.

Когда Райхман задал мне вопрос о моих взглядах (об этом я по его же вопросу на первом разбирательстве говорил несколько часов подряд), Вольняшин отвел вопрос и в дальнейшем запрещал мне излагать мои взгляды, ибо, как он ханжески объяснял:

— Вас судят не за взгляды, а за действия. Ваши взгляды суд неинтересуют⁶.

 

Свидетели держались скучнее, поблеклее, безличнее первого раза, Чаще отговаривались запамятованием обстоятельств, имевших место год с лишним назад. Но некоторые - например, Зубер с Дубровичем - не говоря уже об Орловском, не утратили боевого задора. С Дубровичем связан такой эпизод. После того, как он в приподнятых выражениях описал суду, как он, Дубрович, вовлекал подсудимого Пименова в борьбу со всем на свете, Вольняшин, безуспешно попытавшись сбить свидетеля с избранных им позиций, завершающе рявкнул:

— Ладно. Уходите отсюда. Нечего здесь делать несовершеннолетнему.

Тогда тихо поднялся я и, не успел еще Никита дойти до дверей, внес

 

"ходатайство об оставлении свидетеля Дубровина в зале суда, ибо в связи с допросом таких-то и таких-то свидетелей мне предстоит задать свидетелю еще некоторые вопросы."

 

Вольняшин растерялся: нарушать УПК, бывший на моей стороне, ему не хотелось. Но кому приятно брать назад собственное приказание как ошибочное? Он вывернулся:

— Ладно, пусть сейчас идет домой, а завтра приходит. Этих Ваших свидетелей мы будем завтра допрашивать.

Но потом попыток выгнать кого-нибудь из зала не предпринимал.

Народу в зале было неизмеримо меньше. Хотя Райхман по-прежнему затребовал судебного психиатра Случевского (я с улыбкой извинился перед ним, что его приходится теребить по нескольку раз), тот заявился без "шешнадцати ассистентов". Так что в зале присутствовали одни лишь свидетели. И их было меньше: большее число их, нежели в первый раз, предпочли вовсе не явиться. В коридорах по-прежнему устраивали нам демонстрации сочувствия, но они утратили элемент новизны и - оставаясь приятными - не так щекотали душу, как прежде. Да толпилось в коридорах народу поменьше - им тоже приелось. Защитники у нас сохранились прежние, только у Вайля вместо Зеркина был назначен Кравец. Совсем новым лицом в зал суда явился Шанин, которого Шафир вызвал свидетелем в пользу Заславского.

В понедельник допрашивали последним свидетеля защиты Орловского. Дав показания, он сел в зале и стал записывать происходящее. Тут перед концом судебного следствия обнаружилось, что свидетель Корбут, не явившийся вовремя, все-таки пришел, и суд допросил этого свидетеля обвинения. Как мною принято, в нижевоспроизводимой записи я не стану отмечать, а тем более исправлять тех мест, где персонажи протокола говорят заведомую неправду. Потому ли, что персонаж - адвокаты, наспех перевирающие обстоятельства дела, потому ли, что персонажи - судьи, которые отродясь истиной не интересовались, потому ли, что персонажи - подсудимые, которым надобно защищаться, потому ли, что персонажи - свидетели, которые вот, как математик Корбут ниже, заверяют, якобы не знают слова "тетраэдр"...

 

"ПСИХИАТР дает свое заключение суду.

ПИМЕНОВ. Я хочу дать разъяснение в связи с одним вопросом защиты: одно из оснований помещения меня в психбольницу, как видно из т.8 листа примерно 50, состояло в том, что при мне было найдено переписанное от руки произведение Горького с резолюцией врачей: "Найдено воззвание к товарищам с бессвязными и

 

т.д." Вторая причина - требования комсомольских работников. В истории болезни написано, что врачи взяли с меня обещание восстановиться в ВЛКСМ.

КОРБУТ. Я познакомился с Пименовым в сентябре или в октябре 1956. Посещал два раза собрания, где Пименов делал доклад о Гапоне, а потом бывал реже.

ВОЛЬНЯШИН. Видели ли Вы венгерские тезисы?

КОРБУТ. 8 ноября он читал тезисы. А с окончательным текстом меня познакомил следователь. Основная мысль этих тезисов была: наши войска были неправомочны вмешиваться в ход событий в Венгрии, ибо это - внутреннее дело венгерского народа.

ВОЛЬНЯШИН. Прошлый раз Вы много раз уличались зачтением Ваших показаний на предварительном следствии. Что, повторить эту процедуру опять? Говорите правду. Давал ли Вам Пименов какие-либо свои рукописи?

КОРБУТ. Нет, он давал мне две машинописи: перевод речи Тито в Пуле и свою статью о соцреализме.

ВОЛЬНЯШИН. А что это были за разговоры о "полной демократизации"?

КОРБУТ. В связи с речью Хрущева многие стали говорить, что еще не изжиты недостатки и злоупотребления периода культа личности.

ВОЛЬНЯШИН. Не увиливайте. Вот я Вам зачитываю отрывок из Ваших собственных показаний:

"Пименов говорил, что Советы не являются верховным органом власти, чем они должны быть но конституции."

Говорил или нет это Пименов?

КОРБУТ. За точность не ручаюсь. Идея была такова: в основном у нас управление идет со стороны партии, а Советы не являются полноправными органами управления.

ВОЛЬНЯШИН. Кто спорил с Пименовым?

КОРБУТ. Когда?

ВОЛЬНЯШИН. На сборищах. Вы ведь участвовали в сборищах и на квартире Кудровой?

КОРБУТ. Нет, с Кудровой я познакомился только в суде.

РОНЖИН. Предлагал ли Вам Пименов участвовать в составлении антисоветской листовки и что он в этой связи говорил?

КОРБУТ. Пименов говорил, что есть документ, с которым было бы целесообразно ознакомить широкие массы.

РОНЖИН. А что же это был за документ?

КОРБУТ. Кажется, там проводилась мысль, на которую обратил внимание товарищ председательствующий.

РОНЖИН. Кто из подсудимых при этом присутствовал?

КОРБУТ. Кажется, никто.

КУГЕЛЬ. Зачем Вы пришли 8 ноября 1956 в квартиру Вербловской?

КОРБУТ. Трудно сказать. Приглашал Пименов. Говорит - праздник все-таки, приходи.

КУГЕЛЬ. Рассматривали ли Вы это приглашение как явку на собрание членов организации?

КОРБУТ. Для этого не было никаких оснований. Собрались друзья за чашкой чая

КУГЕЛЬ. А что вы все при этом делали?

КОРБУТ. Разговаривали на разные темы. Пили

КУГЕЛЬ. Что был за скандал?

 

КОРБУТ. Не хотелось бы говорить об этом. Вербловская заявила, что ей надоели истерики Пименова, и чтобы при ней не собирались никто. Дело в том, что кто-то неудачно пошутил, Пименов обиделся на шутку и сказал, что так трепаться можно в любом другом месте.

КУГЕЛЬ. Вы разговаривали о нелегальной деятельности с Вербловской?

КОРБУТ. Нет, разговор был с Пименовым, который просил не передавать этого разговора Вербловской.

КУГЕЛЬ. О чем был этот разговор?

КОРБУТ. Разговор был о том документе, о котором спросил прокурор. В этом документе должен был содержаться ряд критических замечаний о нашей системе выборов. Говорилось также о том, чтобы сделать наши встречи более регулярными, обмениваться информацией. Конечно, достоверной. Размножать документы, которые трудно достать. Пименов специально подчеркивал мне, что Зубер-Яникун это все можно говорить, а Вербловской - нельзя.

КУГЕЛЬ. А о "тетраэдрах" шла речь?

КОРБУТ. Я такого слова не знаю.

КУГЕЛЬ. Подсудимый Пименов, с кем Вы разговаривали о "тетраэдрах"?

ПИМЕНОВ. О "тетраэдрах" разговор велся с Заславским и Зубер-Яникун. Корбут при этом не присутствовал.

ШАФИР. Часто ли Вы встречались с Заславским на квартире Пименова?

КОРБУТ. Далеко не всякий раз. В известный период я бывал даже чаще Заславского.

ШАФИР. А точнее, сколько раз?

КОРБУТ. Определенно помню три встречи: 8 ноября и два раза в январе, когда речь шла о Гапоне.

ШАФИР. Что говорил Заславский 8 ноября?

КОРБУТ. По некоторым пунктам тезисов Пименова Заславский возражал Пименову, но по каким именно, точно не помню.

ШАФИР. На предварительном следствии Вы говорили:

"По словам Заславского, в справедливое движение венгерского народа влилась волна реакции". Вы подтверждаете свои показания?

КОРБУТ. Да. Заславский указывал на односторонность Пименова. Он настаивал, что надо различать народ и реакционеров.

ШАФИР. Точка зрения Заславского на венгерские события была ближе к точке зрения Пименова или к точке зрения советской печати?

КОРБУТ. Он не разделял точку зрения Пименова. Точки зрения советской печати тогда еще не было, так что мне трудно сказать. Но я подтверждаю свои показания на предварительном следствии.

ШАФИР. А какие высказывания Заславского в январе Вы помните?

КОРБУТ. Помню, был разговор о методах борьбы за демократизацию. Заславский последовательно отстаивал точку зрения, что "чистое дело требует чистых рук". Заславский говорил, что надо использовать только легальные методы, т.е. действовать строго в рамках закона.

ШАФИР. Еще какие-нибудь высказывания Вы помните?

КОРБУТ. Мне трудно вспомнить после такого промежутка времени.

ШАФИР. Не знаете ли Вы мнения Заславского о некоторых статьях Пименова?

КОРБУТ. По поводу статьи о соцреализме я знаю достоверно. Тот экземпляр, который я отдал следствию по просьбе следователя, - это экземпляр с правкой

 

Заславского. Правка Заславского была очень большая, и Пименов был не вполне доволен ею. Он сказал: "Ты уж очень там углы посрезал."

ШАФИР. А на следствии Вы не сказали про "срезанные углы." Вы ограничились фразой: "Недоволен был Пименов."

КОРБУТ. Я тогда позабыл.

ШАФИР. Расскажите о последнем периоде перед арестом Заславского.

КОРБУТ. Я стал бывать у Пименова редко. Со слов Зубер-Яникун мне известно, что Заславский был один раз в феврале, а потом, мне кажется, он отошел. Видимо, сыграла роль их идеологическая размолвка. Сыграла роль их беседа в середине февраля в присутствии Зубер-Яникун. Заславскому было предложено участвовать в деятельности но сбору информации, по распространению документов и т.н. Он считал, что это не для него, и отказался.

ШАФИР. Вы сказали на прошлом суде:

"Заславский категорически возражал против чего-либо объединяющего и отмежевался от Пименова."

Вы это подтверждаете?

КОРБУТ. Да.

ШАФИР. Какую роль играл Заславский на январских собраниях на квартире Пименова?

КОРБУТ. Роль его была чисто пассивная.

ШАФИР. Известно ли Вам что-нибудь о каких-либо антисоветских высказываниях Заславского?

КОРБУТ. Ничего.

ВОЛЬНЯШИН. С какими это недостатками, по словам Заславского, надо было бороться легальным путем?

КОРБУТ. С теми, которые являлись наследием культа личности.

ВОЛЬНЯШИН. Конкретно. Назовите недостатки конкретно.

КОРБУТ. Например, со злоупотреблениями некоторых наших органов власти.

ВОЛЬНЯШИН. Свидетель, я требую, чтобы Вы говорили конкретнее. О каких недостатках идет речь? Может быть, Вы называете недостатками наши достижения?

КОРБУТ. Попытаюсь раскрыть содержание слов Заславского, как я их понимал, хотя оговариваюсь, что это мое понимание. Имелось в виду ограничение свободы слова в результате доминирующего положения органов госбезопасности.

ВОЛЬНЯШИН. Ну, и как намечалось с этим, т.е. с госбезопасностью, бороться?

КОРБУТ. Ну, это пройденный этап. Гегемония органов госбезопасности ликвидирована партией в 1953. Речь шла о том, чтобы бороться, чтобы это не повторилось.

ВОЛЬНЯШИН. Вы что-то темните. О каких еще "недостатках" говорилось?

КОРБУТ. Говорилось, что в печати недостаточно подается информация о политической жизни внутри страны и за рубежом. Советы не полностью используют все права, которые дает им конституция.

ВОЛЬНЯШИН. Это все общие слова. Их можно принимать и так и этак. А Вы не уклоняйтесь от ответа на вопрос и говорите конкретно.

КОРБУТ. Говорилось лишь вообще, я так и передаю. О конкретных фактах разговоров не было.

ВОЛЬНЯШИН. Но ведь к этому призывает и партия. Зачем же вам было и с кем вести легальную борьбу?

 

КОРБУТ. Мы и хотели помогать партии в этой борьбе. Есть крупные сдвиги по сравнению с 1953 годом. Но процесс демократизации не везде в стране идет достаточно быстро. В этом движении за демократизацию должны ведь участвовать все, мы так и понимали.

РАИХМАН. У меня в связи с показаниями свидетеля Корбута есть вопрос к подсудимому Пименову: как у Вас стоял вопрос о борьбе с недостатками, о борьбе за демократизацию?

ПИМЕНОВ. Мы думали так...

ВОЛЬНЯШИН. Подождите отвечать. Сначала закончим допрос свидетеля. У кого еще есть вопросы к свидетелю Корбуту?

КУГЕЛЬ. Как Пименов относился к социализму и капитализму?

КОРБУТ. Пименов считал, что социализм - это лучший общественный строй. Он имел в виду освободить социализм от тех наслоений, которые для социализма случайны. Но Пименов и никто из присутствующих никогда не говорили о реставрации капитализма.

КУГЕЛЬ. Слышали ли Вы от Вербловской какие-либо антисоветские высказывания? Или хотя бы высказывания против официальной точки зрения?

КОРБУТ. Никаких антисоветских высказываний или чего подобного не слышал.

ЗАСЛАВСКИЙ. Вы подробно изложили вопросы, связанные с ролью советов, партии, органов госбезопасности. Это - ваше изложение или Вы передаете мои собственные слова?

КОРБУТ. Точно я не знаю, но насколько я слышал, это примерное изложение взглядов Заславского.

ПИМЕНОВ. Так вот, по вопросу о демократизации мы думали так. Примерно в 1955 я стал чувствовать, что частично наступила оттепель и наступает весна. Основным было то, о чем забыл упомянуть свидетель Орловский, - массовая реабилитация. Я стал поговаривать, что "правительство идет впереди народа." Это означало, что правительство делало в тот период много хорошего, но на местах на эти хорошие шаги косились, потому что они мешали жить по-старому. Недостаточно ведь принять хорошее решение наверху; исполнение зависит от исполнителей, т.е. от народа. А так может получиться: в 1955 примут хорошее решение, а в 1960 - плохое. А народ будет безмолвствовать и в 1955, и в 1960... Кажется, это в Послесловии к речи Хрущева я сказал, что в ежовщине повинен не столько Ежов, Сталин или Берия, а сам народ, который терпел эту ежовщину и сам в ней участвовал. Поэтому я считал, что нужно бороться не с официальной линией, а с перестраховщиками, как бы их ни назвать. Нужно, чтобы писатели не держались в пределах "Краткого курса" или даже любого самого полного курса, а говорили то, что думают. Нужно, чтобы редакторы проявляли больше терпимости, помещали и статьи, не совпадающие с точкой зрения редактора. Вот, например, в журнале "Вопросы Истории" была максимальная свобода, я тогда больше и не считал нужным. А в оппонирующих журналах "Партийная жизнь" или "Коммунист" были одни лишь окрики. Те извращения, которые можно было устранить указом или инструкцией, были устранены. Но остались извращения, зависящие от навыков работы. Остались конъюнктурность, которую невозможно устранить инструкцией. Ведь, грубо говоря, всякий строй управления состоит из двух частей: конституционные, законные основы управления плюс практика, навыки управления. Так вот, во второй части очень распространены навыки, выраженные пословицей: "Закон что дышло, куда повернешь, туда и вышло". Полностью признавая конституционные основы советского строя, мы говорили о

 

необходимости борьбы с "порядками", сложившимися во второй части; причем речь шла о борьбе в строгих рамках законности. По крайней мере, до 22 декабря я считал и говорил всем, что именно с этим надо в первую очередь бороться.

О советах. Сейчас всем известно, что группа Молотова - Маленкова препятствовала расширению прав местных советов. А вот в нашей подготовлявшейся листовке речь шла как раз о возвращении советам все полноты власти. Тогда это имело смысл и, как теперь видно, было направлено лишь против небольшой группы в ЦК.

РАЙХМАН. Была ли у вас общая программа? В обвинительном заключении сказано, что у вашей организации была программа, которую Вы передали Вайлю. Передавали ли Вы его программу?

ПИМЕНОВ. Об этом смешно говорить. Я знаю, что такое программа, чем она должна быть. Ведь я изучал программы всех исторически существовавших в России партий. Ничего подобного у нас не было. Неверно, будто я дал Вайлю программу, как и то, будто он дал мне черновики программы, как утверждалось на предварительном следствии. Единственный листок, о котором идет речь - это лозунг "Земля - крестьянам, фабрики - рабочим, культура - интеллигенции". Плюс 10 пунктов, уточнявших и развивавших эти лозунги. Это были наброски, заметки, о чем поговорить, обсудить. Но я опоздал к поезду и просто отдал листок Вайлю без обсуждения. Потом и забыл про него. Этот обрывок бумажки нашли у Вайля при обыске. Мы на очной ставке с Вайлем вдвоем долго припоминали все обстоятельства появления этого листка. Во всяком случае он никогда не рассматривался даже как набросок программы.

РАЙХМАН. Являлось ли содержание этого листка контрреволюционным?

ПИМЕНОВ. Нет, хотя бы потому, что под лозунгом "Земля - крестьянам, фабрики - рабочим" произошла Октябрьская революция. Я не согласен с прозвучавшей в прошлом суде шуткой, будто бы этот лозунг годится лишь для "Общества сумасшедших на свободе". Этот лозунг лучше всего показывает, что я не выступал против завоеваний социализма. Вот в прошлый раз зачитывался отрывок из моего дневника: "Дня меня образ капитализма - это фильм "Рим в 11 часов"." И в данном случае имелось в виду, что фабриками полезнее управлять через рабочие советы. В сельском хозяйстве разумнее, чтобы председателя не присылали откуда-то в колхоз, а чтобы выбирался орган, который ведет экономическое управление.

ВОЛЬНЯШИН. Нам Ваши взгляды неинтересны, можете их не излагать.

РАЙХМАН. Откуда Вы позаимствовали эти идеи?

ВОЛЬНЯШИН. Вопрос отводится как несущественный.

ПИМЕНОВ. Из югославских, но не только, а отчасти из китайских газет.

РАЙХМАН. Вы отрицали необходимость принципа партийности при изучении истории?

ПИМЕНОВ. Да. Об этом написано в предисловии к моим пьесам. Тезис Ленина о партийности в литературе был совершенно правильным, покамест существовали антагонистические классы и выражавшие их интересы политические партии. А сейчас тезис Ленина о партийности потерял буквально всякий смысл. Что, разве писатель должен быть, скажем, за рабочий класс ПРОТИВ интеллигенции? За время культа личности лозунг "партийность литературы и науки" стал пониматься не как требование встать на защиту определенного класса, а как требование к литератору и ученому в большом и малом подчиняться решениям партийных органов, что совершенно не вкладывалось Лениным в первоначальное требование "партийности". Такое подчинение привело литературу в малом к коррупции,

 

подлаживанию к вкусам соответствующего партийного секретаря, а в большом - например, к печальной памяти постановлениям о музыке, принятым ЦК по требованию Сталина...⁷

ВОЛЬНЯШИН. Прекратите! Нас не интересуют Ваши мнения!

РАЙХМАН. Вы хотите сказать, что партия не должна руководить литературой?

ПИМЕНОВ. Нет, я хочу сказать...

ВОЛЬНЯШИН. Суд отводит все эти вопросы как несущественные. Подсудимый Пименов, садитесь.

КРАВЕЦ. Вы сказали - в ответ на вопрос председательствующего, - что не совсем согласны с некоторыми положениями марксизма⁸. А согласны ли Вы с учением Ленина в части диктатуры пролетариата и с учением Ленина о Советах?

ПИМЕНОВ. Я не разделяю учения Маркса о преобладающем значении классовой борьбы. Этим определяется мое отношение к учению о диктатуре того или иного класса против других. Учение Ленина о Советах я вполне принимаю и всегда разделял, особенно в той части, где говорится, об участии масс в управлении государством. Как это было при Ленине.

ВОЛЬНЯШИН. Что Вы тут говорите о согласии с Лениным?! Вы же сами признавали, что Вы стоите на антимарксистских позициях!

ПИМЕНОВ. Я говорил тогда, что я придаю большее значение личным качествам исторических деятелей, нежели так называемой "расстановке классовых сил". Я предпочитал бы термин не "антимарксистские", а "немарксистские", ибо кое-что я и от марксизма принимаю. Но, по-моему, личные качества Желябова более важны...

ВОЛЬНЯШИН. Довольно. Товарищ прокурор, есть у Вас дополнительные вопросы к подсудимым?

РОНЖИН. Подсудимая Вербловская! Вы составляли опись антисоветских произведений Пименова; среди них была и такая статья, как "венгерские тезисы", содержание которой Вам было известно из ее обсуждения 8 ноября. Значит, Вы знали, ЧТО прятали в чемодане, отданном Вами на хранение Шрифтейлик?

ВЕРБЛОВСКАЯ. "Венгерские тезисы" я впервые увидела в машинописном варианте только у следователя. До того я видела лишь первоначальный набросок, который едва ли внимательно прочла. На "обсуждении" 8 ноября я не присутствовала. Я была у себя дома, принимала гостей, уходила на кухню и не имела цельного представления, что там говорится. 3 июля мне предъявили опись из 55 названий предметов, находившихся в чемодане. Там большинство совершенно некриминальные предметы, например, томик Ницше, который следствие давно вернуло матери

 

Пименова. Опись, правда, я составляла в январе, но не сама, а писала под диктовку Пименова, так что не вдумывалась, что к чему. Вообще, я не помнила, что находится в этом чемодане до 3 июля. У меня не было ни малейших намерений укрывать антисоветские рукописи Пименова. О каком "укрывательстве" могла идти речь, если я из копии протокола обыска знала уже 26 марта, что у Пименова изъяты "Венгерские тезисы"?! Стала бы я прятать их от следствия 28 марта!

РАЙХМАН. Прошу приобщить к делу характеристики на подсудимого Пименова, написанные член-корреспондентом АН СССР ректором ЛГУ А.Д.Александровым, кандидатом физико-математических наук доцентом Ю.Ф.Борисовым и кандидатом физико-математических наук В.А.Залгаллером. В этих характеристиках речь идет о научном значении работ Пименова.

ВОЛЬНЯШИН. У товарища прокурора нет возражений?

РОНЖИН. Нет, обвинение не возражает против приобщения к делу отзывов и характеристик на работы подсудимого Пименова.

ВОЛЬНЯШИН. Ходатайство защиты удовлетворяется.

РАЙХМАН. Прошу приобщить к делу ответ из редакции журнала "Вопросы Истории" подсудимому Пименову но поводу посылавшейся им статьи о Гапоне. В ответе ни слова не сказано о неправильности концепции статьи Пименова, но указано, что тема о Гапоне должна быть написана в рамках более широкой тематики.

ПРОКУРОР не возражает и СУД приобщает письмо.

РАЙХМАН. Прошу приобщить ответ из "Комсомольской правды" подсудимому Пименову о той же статье о Гапоне. В ответе не содержится никакой критики этой статьи, а говорится, что статья Пименова пересылается редакцией в Музей Революции.

ПРОКУРОР не возражает и СУД приобщает письмо.

РАЙХМАН. Приглашаю обозреть приглашение Пименову Р.И. от Астрономического Совета и Комиссии но космогонии АН СССР на всесоюзное совещание по космогонии в июле 1957 года в Москве, датированное маем 1957 года.

СУДЬИ и ПРОКУРОР обозревают, возвращая АДВОКАТУ.

ШАФИР. Прошу обозреть книгу Джон Рида "10 дней, которые потрясли мир", издания 1957, в связи с тем, что государственным обвинителем снова утверждалось, что по поручению Заславского и Пименова Машьянова распространяла "книгу Джон Рида и тому подобную запрещенную литературу".

СУДЬИ и ПРОКУРОР обозревают, возвращая книгу АДВОКАТУ.

ВОЛЬНЯШИН. Вы мне дадите эту книгу?

ШАФИР. С возвратом!

 

Прерву протокол. Вот та капля, в которой отразилась разница между прежним судьей Мироновым и Вольняшиным. Когда на первом процессе Райхман и Шафир внесли ходатайство о приобщении хвалебных отзывов о Джон Риде из "Литературной газеты" от начала 1957 года, Миронов возмущенно вскричал:

— Что вы мне суете мнения каких-то газет! Да я Джон Рида читал, когда Пименов еще не родился, и не "Литературке" меня убеждать в том, что это не антисоветская книга!

Вольняшин же увидел сию книгу впервые в руках у адвоката Шафира и тут же, в нарушение судебного регламента, обратился к тому с приватной просьбой дать почитать. Но возвращаюсь к прерванному Шафиру:

 

"ШАФИР. Прошу разрешить мне ссылаться на показания свидетеля Кудрявцева, помещенные в т.9 дела, ввиду того, что свидетель не явился на суд.

ПРОКУРОР не возражает и СУД разрешает.

ШАФИР. Прошу суд и государственное обвинение обратить внимание на научные характеристики подсудимого Заславского.

ОБРАЩАЮТ ВНИМАНИЕ.

Прошу обратить внимание на акт судебно-психиатрической экспертизы подсудимого Заславского, в котором указано на возможность заболевания Заславского туберкулезом.

ОБРАЩАЮТ ВНИМАНИЕ.

Прошу обратить внимание на имеющееся в деле письмо доктора физико-математических наук Н.А.Шанина о значении Заславского И.Д. для отечественной науки.

ОБРАЩАЮТ ВНИМАНИЕ.

КРАВЕЦ. Подсудимый Вайль, Вам вменяется в вину 8 эпизодов. Какие из них относятся ко времени Вашего совершеннолетия?

ВАЙЛЬ. Поездка в Новгород, во время которой я не застал того, с кем хотел встретиться, и безрезультатно вернулся. Разговор с Пименовым относительно листовки для десятиклассников, к которой ни я, ни Пименов не приступали.⁹

ЛИВШИЦ. А Вы, Данилов, в Курске тоже занимались теоретическими изысканиями?

ДАНИЛОВ. Не с кем было. После 1955 я фактически ни с кем не встречался.

ЛИВШИЦ. Подсудимый Вайль показал: "Я намекал Данилову, что в Ленинграде есть организация, хотя на самом деле ее не было." Насколько реально делался Вам этот намек?

ДАНИЛОВ. Я не помню.

КУПЕЛЬ. Вербловская, когда Вами составлялась опись содержимого чемодана?

ВЕРБЛОВСКАЯ. В первой половине января. После ноября месяца, т.е. после выступления Пименова на обсуждении Дудинцева, многие говорили, что его могут арестовать, и я этому верила, хотя на самом деле это выступление не давало к тому никаких оснований и даже не инкриминируется сейчас. Звонили даже разные мои родственники и спрашивали: "Как? Ничего с ним? Не арестовали?"

КУГЕЛЬ. А почему так думали?

ВЕРБЛОВСКАЯ. Потому что в выступлении Пименова содержался личный выпад против ректора, и выступление вызвало широкую реакцию.

КУГЕЛЬ. А что из рукописей в чемодане Вы видели?

ВЕРБЛОВСКАЯ. Я видела ранее первую страницу рукописи, а полный текст, уже машинописный, увидала только на следствии.

КУГЕЛЬ. Прошу обозреть опись бумаг, изъятых у Шрифтейлик, и убедиться, что инкриминируются Пименову только "венгерские тезисы".

ВОЛЬНЯШИН. Ну, это Вы уже говорили. У Вас все?

 

КУГЕЛЬ. Прошу разрешить мне ссылаться на служебные характеристики на подсудимую Вербловскую, в которых сказано, что никаких идеологических отклонений на уроках она не допускала.

ПРОКУРОР не возражает и СУД разрешает.

КУГЕЛЬ. Прошу удостовериться, что послесловие к речи Хрущева следует непосредственно сразу после основного текста и ничем не выделено.

УДОСТОВЕРЯЮТСЯ.

ВОЛЬНЯШИН. Желает ли кто из подсудимых дать дополнения к своим объяснениям в суде?

ПИМЕНОВ. Прежде всего, но поводу моего разговора с Вишняковым и Вайлем о проекте листовок "К десятиклассникам". Опубликован проект закона, согласно которому в ВУЗы будут приниматься лица только с трудовым стажем. Я считал, что для теоретиков - например, математиков или историков - такой стаж не полезен. Проект закона создавал угрозу для теоретических наук. Ну, для инженеров, может быть, трудовой стаж еще имеет смысл. Я считал, что в порядке всенародного обсуждения надо возражать против этого проекта закона. Мой собеседник - не помню, был ли то Вишняков или Вайль - настаивал на другом: материальное положение учащихся хуже, чем трудящихся. Поэтому, если будет принят закон о трудовом стаже, то при переходе с работы на учебу будет ухудшаться материальное положение, что отпугнет многих от учебы. Говорилось, что в листовке надо разъяснить это.

Далее, я хотел бы связно изложить историю возникновения "Правды о Венгрии", ибо на прошлом процессе в речи прокурора Демидова в этом вопросе возникла путаница. Я показал тезисы Шейнису, Кудровой и др. Эти "Венгерские тезисы" были написаны мною под горячую руку, очень резко. Орловский, например, на своем экземпляре, будучи недоволен моей резкостью, написал: "Ну и терминология!" Шейнис также ругал их за это и выдвинул идею написать чисто фактические тезисы, не содержащие оценок. Когда он написал свою фактологию, контртезисы, они с этим пришли к нам и обсуждали. Так что в присутствии Вербловской обсуждались исключительно хронология событий и т.п. вещи, не содержавшие в себе никаких оценок не за, ни против. Но уже потом, видимо, Шейнису, показалось одних фактов недостаточно, и он соединил свои факты с моими "венгерскими тезисами", и получились выпады против советского правительства и венгерской компартии. А потом я еще добавил. Таким образом, для своего оправдания Вербловской и не нужно было прибегать к цитатам из Ленина, ибо она и не участвовала в обсуждении текста с оценками.

Хочу сделать фактическую справку: судя по обвинительному заключению, можно подумать, будто речь Хрущева и чемодан были переданы Левиной одновременно. На самом деле речь Хрущева мы с Вербловской снесли 16 мая 1956, сразу после звонка Рохлина. Чемодан же мы отнесли около 20 июня, примерно за неделю до отъезда на математический съезд. В этом чемодане - около 33 названий. Из них инкриминируется лишь то, что связано с перепиской с отцом, кажется, всего три вещи.

Наконец, прошу удостовериться, что в т.8 имеется заверенная следователем цитата из Ленина, которую сначала хотели вменить мне в связи с разговором с Кузнецовым, а потом говорили, будто я выдумал сам эти слова и приписал Ленину.

ВЕРБЛОВСКАЯ. Из чемодана, хранившегося у Левиной, Пименову ничего не инкриминируется. Он ошибся, говоря, будто содержимое приобщено к делу. Об этом

 

содержимом ничего не говорилось ни в прошлом приговоре, ни в протесте прокурора, ни в определении Верховного Суда. Этот эпизод просто не упоминается.

ЗАСЛАВСКИЙ. Хочу обратить, что беловой текст моей статьи о речи Хрущева - это как раз лишь мои возражения на пименовское послесловие к речи Хрущева. И как раз это мне не инкриминируется. Все же остальные мои "статьи" - черновики, записи мимолетных мыслей. А за мысли, насколько мне представляется, у нас не судят.

ВАИЛЬ. В связи с показаниями не явившегося на суд свидетеля Кудрявцева я хочу сказать, что я Кудрявцеву ничего не поручал говорить на четвертом собрании. Он выступал сам от себя. Поэтому я не совсем понимаю, что он имеет в виду.

Еще хочу задать вопрос свидетелю Адамацкому: Помните, как Вы советовали мне порвать с Пименовым, а я сказал, что мне не хочется, потому что я получаю от него интересную литературу и перечислил: речь Тито, выступление Карделя, интервью Тольятти?

АДАМАЦКИЙ. Да помню.

КРАВЕЦ. А почему Вы советовали ему порвать с Пименовым?

АДАМАЦКИЙ. Я человек осторожный, да и Кокорев отговаривал.

КРАВЕЦ. Вам Вайль когда-нибудь говорил, что мысли Пименова правильны по его мнению?

АДАМАЦКИЙ. Нет, он говорил лишь, что такая литература, вроде названной, полезна для общего развития.

 

РЕЧЬ ГОСУДАРСТВЕННОГО ОБВИНИТЕЛЯ ПРОКУРОРА РОНЖИНА

Товарищи судьи!

Подсудимые обвиняются в антисоветской деятельности. Поэтому суд должен подойти к этому делу с особым вниманием. Мое выступление ограничится рамками прежнего приговора и определения Верховного Суда РСФСР.

Протест сводился к следующему:

1. В прежнем приговоре была избрана слишком мягкая мера наказания.

2. Вербловская и Данилов были необоснованно оправданы по обвинению вучастии в организации, т.е. по ст.58-11.

Так как протест удовлетворен в Верховном Суде, то я могу требовать повышения наказания всем подсудимым и признания Вербловской и Данилова виновными по ст.58-11. В этой части приговор меня не связывает. Возникает конкретная задача мотивировать обвинение. Суд же должен дать оценку фактам и доказательствам сторон.

В чем виновен каждый из подсудимых?

Пименов, будучи антисоветски настроенным человеком (это видно из его писем к отцу, стихотворений и т.п.), явился организатором антисоветской группировки. Оговорюсь, что документы 1949-53 гг. обвинение ему в вину не вменяет, а привлекает их исключительно для характеристики личности. Пименов говорит, что его деятельность антиправительственная, а не антисоветская. Но мне кажется, что советский строй и его правительство неразрывно связаны, а поэтому признать его различение невозможно.

Ему вменяются:

1. Написание статьи антисоветского содержания "Судьбы Русской Революции" в 1954. Полного текста статьи в материалах дела нет, но есть черновые листы, которые показывают, что она действительно антисоветская. Пименов эту статью распространял.

 

2. Написание и распространение статьи, являющейся приложением к восстановленному Пименовым, Вербловской и Рохлиным тексту доклада Н.С.Хрущева.

3. Им же написана антисоветская статья в форме тезисов "Венгерская революция". Он также распространял ее среди своих знакомых, устраивал сборища для ее обсуждения.

4. Он же виновен в создании переработанной статьи Шейниса "Правда оВенгрии", носящей сугубо антисоветский характер. Эта статья им не только создана, но распространялась и обсуждалась.

5. Организация сборищ и бесед антисоветского характера в квартире, где обсуждались тезисы. Уже в этом есть элементы организационной антисоветской деятельности.

6. Наиболее яркий признак 58-11 - в организации антисоветской группы в Библиотечном институте с помощью Вайля. Пименов был идейным организатором и вдохновителем всей организации. Он присутствовал на трех собраниях. Там обсуждались не только антисоветские вопросы в узком смысле, но и организационные вопросы. Один из многих примеров: попытка издания листовок, которые по поручению Пименова должен был выпустить Вишняков к 3 марта, но которые небыли сделаны лишь потому, что негатив оказался нечетким. Он дал также задание Вайлю ознакомиться с лестницами на улице Халтурина, с которых можно было бы разбрасывать листовки.

7. Он был также инициатором сбора антисоветской клеветнической информации, которую оформлял в своеобразный бюллетень, который давал своим единомышленникам. Он давал Вишнякову, Вайлю и другим задания по сбору такой информации.

8. При поездке Вайля на каникулы в Курск Пименов его благословил на завязывание связей в г.Курске, которые могли бы быть использованы для антисоветской деятельности. С его ведома Вайль ездил в Новгород, чтобы установить связь с Желудевым, которого Вайль считал антисоветски настроенным.

9. Пименов передал Вайлю на вокзале тезисы. Я не утверждаю, что это была программа. Что бы это ни было, содержание было антисоветским.

10. Наконец, уже в марте им была написана статья "Что такое социализм", имеющая антисоветские оттенки.

Нельзя признать доказанным:

1. Эпизод с Машьяновой. Я имею в виду дачу указаний Заславскому о завязывании через Машьянову связей с антисоветски настроенными людьми в Москве.

2. Эпизод по обвинению Пименова в том, что он пытался через Кузнецова сколотить группу в - я забыл в каком - институте. Он, правда, дал Кузнецову несколько экземпляров статьи для распространения, но никто не говорил о создании группы.

Вербловская обвиняется в следующем:

Вербловская передала Левиной чемодан с записями Пименова и статью "По поводу речи Хрущева." Этот эпизод не доказан, ибо ничего из содержимого чемодана ей не инкриминируется.

Но вина Вербловской доказана в том, что она 8 ноября участвовала в обсуждении венгерских тезисов, а в декабре - в обсуждении статьи Шейниса "Правда о Венгрии".

 

В присутствии свидетеля Орловского в начале 1957 Вербловская прочла вслух стихотворение явно антисоветского содержания.

В январе 1957 она унесла отцу чемодан с записями Пименова. Там был ряд материалов, содержащих антисоветскую пропаганду клеветнического характера. После ареста Пименова передала чемодан Шрифтейлик. Вербловская говорит, что она не знала, что было в чемодане. Это голословие. Раз Вербловская сразу перепрятывала чемодан в другое место, значит, она знала, что там есть! К тому же передавала конспиративно, в туалете, с соблюдением правил конспирации. "Знает кошка, чье мясо съела". Под № 44 в описи рукой самой Вербловской написано "тезисы", а их содержание она знала из обсуждения.

Ничего другого, кроме этого, против Вербловской нет.

Вина подсудимого Заславского:

В 1954 он составил вопросник "Анкета страны". Ясно, что он предназначался для сбора антисоветских клеветнических сведений. Вопросник этот не имел названия; свое наименование "анкета страны" он получил уже на следствии.

В 1956 он получил от Пименова "венгерские тезисы" и написал свои контртезисы.

Что же касается статей Заславского "О строительстве коммунизма в нашей стране", и "Коммунизм в России до и после второй мировой войны", то это черновики, которые не распространялись даже среди близких знакомых. Статьи, естественно, антисоветские.

(В записи отсутствуют несколько слов о Заславском.)

Подсудимый Вайль:

Еще в 16 лет вместе с Даниловым и Невструевым составил антисоветскую листовку. Данилов ее в каком-то количестве размножил, но распространена она не была.

Вайль сошелся в Пименовым на том, что они являются единомышленниками; я бы сказал - антисоветчиками.

Вайль по заданию Пименова создал группу в Библиотечном институте. Организовал сбор антисоветской информации. Принимал меры по созданию группы в Курске. Для этой цели он встречался с Рыковым, Синицыным, но положительно договорился только с Даниловым. Его он и привлек к работе группировки в Библиотечном институте. Данилов не знал участников группировки, но он знал о ее существовании, Он сообщал Вайлю сведения о фактах, которых не было в действительности. Вайль знал о намерениях Пименова относительно листовок, обследовал лестницы по улице Халтурина.

По своей инициативе, но с ведома Пименова, искал установления контакта с Желудевым, но не установил, не застав того в Новгороде.

Вина Данилова:

В 1955 изготовил несколько экземпляров антисоветской листовки, но от распространения ее отказался.

В 1956 послал Вайлю письмо явно антисоветского содержания.

В 1957 дал согласие Вайлю принять участие в антисоветской организации.

Занимался сбором антисоветской информации.

Просил настойчиво выслать ему антисоветские листовки, а Вайль обещал их ему.

Вайль в одном из своих писем ставил задачу вербовать антисоветски настроенных людей, вести нехорошую, антисоветскую, пропаганду среди

 

десятиклассников под лозунгом "все пути закрыты", т.е. возбуждать молодежь, которая в связи с мероприятиями партии и правительства не сможет попасть в вуз.

Исходя из вышеизложенного, я предлагаю суду квалифицировать деяния подсудимых следующим образом:

Пименову - но 58-10 его писанину и разговоры, и по ст.58-11 сборища на квартире и создание группы с помощью Вайля в Библиотечном институте.

Так же должны быть квалифицированы деяния Вайля.

Вербловская - я полагаю все же, что ее можно квалифицировать и по ст.58-11, ибо она помогала мужу и участвовала в сборищах.

Данилова тоже следует но 58-11, ибо он дал согласие участвовать в организации. Ведь для того, чтобы можно было квалифицировать деяния по 58-11, вовсе нет надобности, чтобы организация была столь же монолитной, как КПСС. Организационная деятельность может быть молчаливым сговором, как в деле, например, о коллективной краже. Наличие программы, устава, денежных средств - не обязательно.

Я не стану говорить о виновности Заславского по ст.58-11, ибо прошлым приговором он был оправдан в этой части, и по этому пункту не был принесен протест.

Теперь перейду к резолютивной части приговора.

Пименова, как организатора всего этого дела, я полагал бы наказать наиболее сурово, т.е. на 10 лет лишения свободы с последующим поражением в правах на три года, т.е. применить максимум санкции статьи 58-10.

В отношении Вайля я полагал бы назначить срок наказания 7 лет без последующего поражения в правах.

В отношении Вербловской и Данилова и полагал бы ограничиться тремя-четырьмя годами лишения свободы.

В отношении Заславского, поскольку я связан прежним приговором, я думаю, надо оставить два года. Я не вижу оснований для повышения ему наказания."

 

Речь свою Ронжин произносил вялым, бесцветным голосом. Ничего подобного блесткам ораторского искусства Демидова, который пугал, возмущался, приукрашивал. Ронжин поглядывал в обвинительное заключение, пересказывал его пункты, глотая фразы. Личного отношения к подсудимым не чувствовалось. Он бы не спросил:

— Как, Пименов, довольны приговором?

Но что-то от искренности жило и в этом функционере: в том же году ему поручили поддерживать обвинение Меклера и Рафаловича (там и шпионаж шился и антисоветчина; см. список в §9), а он возьми да и откажись в суде от поддержания обвинения! Его снизили до уровня районной прокуратуры. Вот уж не знаю, восстановили ли Ронжина, когда Меклера реабилитировали? Какой-то Ронжин работал в Ленгорпрокуратуре в январе 1963, но тот ли в какой должности, я не знаю.

Тут Вольняшин предоставил слово Райхману, тот было дернулся с ходатайством объявить перерыв до завтра ради подготовки речи, а время, мол, позднее (шел одиннадцатый час заседания), но Вольняшин согласился только на двадцатиминутный перерыв.

 

ЗАЩИТИТЕЛЬНАЯ РЕЧЬ АДВОКАТА РАЙХМАНА:

Товарищ Председательствующий!

Т.Т. члены судебной коллегии!

Подсудимому Пименову предъявлено обвинение в том, что он в 1954 написал и распространил статью антисоветского характера "Судьбы Русской Революции". Это не доказано. Прежде всего, ее нет в деле. Ее читал подсудимый Заславский, но он говорит, что ничего антисоветского в статье не было. Ознакомившись с тремя перечеркнутыми страницами, имеющимися в деле, Заславский заявил, что этих страниц не было в том тексте, который он читал, получив от Пименова. Свидетели Шейнис и Кудрова показали, что в статье содержался ряд спорных положений, наличествовало идеалистическое толкование истории, но ничего антисоветского не было. Пименов показал, что он написанное на этих страницах признал неправильным, перечеркнул и никому не давал читать. Это подтверждается прочими показаниями. Следовательно, эпизод с "Судьбами Русской Революции" должен быть изъят из обвинения.

Ему вменяется, что в марте 1957 им написана статья "Что такое социализм", в которой он пытался опорочить деятельность КПСС. Эта статья вообще не окончена. Пименов писал ее, исходя из убеждения, что в "Кратком курсе" период борьбы с оппозицией освещен неправильно, с позиций культа личности. Это так и есть, это известно всем из решений XX съезда. Пименов решил заполнить эти пробелы и изложить объективно - в его понимании - этот период в жизни партии. На самом деле, он в ряде случае ошибается, можно с ним спорить, но нельзя утверждать, будто эта статья антисоветская.

Товарищ Хрущев говорит:

"Следует признать, что в среде интеллигенции нашлись отдельные люди, которые начали терять почву под ногами, проявлять шатания и колебания в оценке ряда сложных идеологических вопросов, связанных с преодолением последствий культа личности. Чем объяснить подобные шатания и колебания отдельных представителей из среды деятелей литературы и искусства? По-моему, это произошло потому, что некоторые товарищи односторонне, неправильно поняли существо партийной критики культа личности Сталина".

К таким людям относится и подсудимый Пименов. Я полагаю, что статья его ошибочная, но не антисоветская.

Пименов обвиняется в том, что он написал послесловие "По поводу речи Хрущева." Там, действительно, содержатся антисоветские высказывания, но при оценке этой статьи следует иметь в виду, что подобные же колебания проявляли в тот период и другие товарищи, например тов.Тольятти, которого никто не назовет антисоветчиком. А он в своем интервью говорил о "перерождении" советского строя. Зная языки, Пименов много читал. В частности, статьи в итальянской, югославской, польской коммунистической печати. Они воспринимались им без критики. Вы слышали, что Пименов отрекся на прошлом процессе от этой статьи. Он высказал следующую мысль: узнав, что товарищи Молотов, Маленков, Каганович и Шепилов осуждены партией, он заявил, что перечеркивает ее.

Пименов обвиняется в том, что в ноябре 1956 написал тезисы "Венгерская революция", в которой допустил антисоветские высказывания. Это обвинение нашло подтверждение в ходе судебного следствия. Но при оценке этой статьи надо иметь в виду следующее Пименов не сумел разобраться в венгерских событиях. Польская и югославская печать в то время систематически неправильно освещала происходящие

 

в Венгрии события. Пименов же покупал газеты в киосках, они у нас свободно продаются.

Пименов обвиняется в проведении антисоветской, нелегальной деятельности. С моей точки зрения здесь надо различать два периода. До 21 декабря - показывают все свидетели - Пименов говорил, что надо действовать в строгих рамках закона. После 21 декабря Пименов вступает на путь нелегальной деятельности. В этом, я согласен, есть криминал.

До 21 декабря ни в Библиотечном институте, ни в квартире Вербловской не было никаких разговоров об антисоветской организации. Что же произошло 21 декабря? В университете было назначено обсуждение выставки художника Пикассо, затем отменено, назначено в другом месте, отменено. Тогда студенты решили собраться в садике на площади Искусств. Но и тут милиция не допустила обсуждения. В этот же день студентка Красовская в ЛОСХ заявила, что такое недопущение обсуждения есть аракчеевский режим в искусстве. Ее тут же арестовали. Пименов и его друзья решили, что, значит, нельзя свободно и законно высказывать своего мнения.

Это была не инициатива Пименова. Свидетели показывают, что Кокорев заявлял, что надо собирать деньги, выпускать нелегальную газету.

После этого группа поставила задачу выпустить листовки к выборам в местные советы. Эта листовка по существу антисоветская, это я признаю. Но надо иметь в виду, что было сказано психиатрической экспертизой: Пименов ненормально бурно реагирует на различные события. В данном случае речь шла о реакции на арест Красовской.

Стремление молодежи обсуждать различные вопросы заслуживает поддержки. Молодежи свойственно ошибаться, старшие товарищи должны помочь ей не сваливать все в одну кучу, а разобраться.

К сожалению, воспитание Пименова в стенах университета происходило своеобразно: когда он под влиянием ряда обстоятельств подал заявление о выходе из комсомола, его поместили в психбольницу и держали 42 дня там совершенно здорового человека. При этом рассказ Горького "Человек" врачи расценили как бред Пименова.

Другой факт: разве это плохо, что студенты хотят обсуждать творчество Пикассо? Они все были на выставке. Почему не пригласить художников, не помочь молодежи разобраться? Вместо этого в университете комсомольские руководители просто сорвали объявление, сорвав обсуждение. То же произошло в Публичной библиотеке.

Не удивительно, что молодежь жадно слушала Пименова - новое, а с их точки зрения, и хорошее слово. Он талантливый, эрудированный человек, а в преподавании общественных наук, к сожалению, еще много начетничества и догматизма. Вот и слушают Пименова вместо преподавателя.

Прокурор требует вменить Пименову сбор клеветнической информации. Говорил об антисоветской, клеветнической информации. Это неправильно. В прежнем приговоре было сказано правильнее: тенденциозная информация. Пименов предлагал собирать лишь правдивые, проверенные факты, имевшие место в действительности.

Об антисоветской организации. Я не слышал от товарища прокурора четкого заявления: была ли создана антисоветская организация? В приговоре от 6 сентября говорилось правильно: Пименов ПЫТАЛСЯ СОЗДАТЬ антисоветскую группу среди студентов Библиотечного института.

 

На квартире же Пименова обсуждались произведения Пименова на исторические темы, и неправильно говорить, будто там была создана антисоветская группа. Это тем более неверно, что такого Пименову не вменяет даже обвинительное заключение, а неправомерно превышать пределы обвинительного заключения в приговоре. Тем более, что эти свои произведения Пименов направлял в редакции и получал ответы, что тему следует дать пошире, что статья направлена в Музей Революции, но ни одна редакция не указывала ему не только на антисоветскость, но даже и на неправильность его статей.

Исходя из буквального текста ст.58-11, я сейчас не возражаю против квалификации по этой статье, и не оспариваю мнения тов.прокурора, ибо Верховный Суд дал указание квалифицировать даже деятельность других подсудимых по этой статье.

О формировании своих взглядов Пименов подробно рассказал в своих собственноручных показаниях. Еще в детстве, в Магадане, он узнал о необоснованных репрессиях 1937-38. Во время своих путешествий он узнал о выселении чеченцев, карачаев и других народностей. На него произвел большое впечатление Джон Рид, а книжка эта была в то время необоснованно запрещена. Она высоко оценивалась Лениным, в то время как в "Кратком курсе" все излагалось совсем иначе.

До 1956 он был одинок, в 15 лет он ушел из дома, так как его отец грубо обращался с матерью. Пименов заявлял, что отец ему не отец. Он очень много читал, но старшего наставника не имел. Когда в 1949 только отец стал хлопотать, чтобы выписать Пименова из психбольницы, снова возникла дружба с отцом, и Пименов попал под его влияние.

Отец же Пименова приговором Мособлсуда осужден на 4 года за антисоветские письма Пименову, за сообщение ему клеветнических сведений о событиях в Москве и антисоветские надписи на одной из книг Ленина.

Хотя Пименов сам и хочет считать себя умнее отца, на самом деле в детстве он был под влиянием своего отца, и этого нельзя не учитывать.

Надо учитывать также его истерическую психопатию.

Я согласен с обвинением, когда оно говорит, что Пименов совершил преступление намного больше, чем любой другой из подсудимых. Но с учетом изложенных мною смягчающих обстоятельств я считаю, что нельзя избрать ему максимальную меру наказания.

Ведь даже если скромно говорить, то Пименов является солидным ученым в области математики. Вот что пишет в своей характеристике член-корреспондент АН СССР ректор ЛГУ А.Д.Александров:

ЗАЧИТЫВАЕТ ХАРАКТЕРИСТИКУ.

ЗАЧИТЫВАЕТ ДРУГУЮ ХАРАКТЕРИСТИКУ (от Залгаллера).

Товарищи судьи! Ведь даже с точки зрения приоритета советской науки работы Пименова нужно как можно скорее опубликовать.

Поэтому я прошу суд избрать Пименову не слишком суровую меру наказания.

 

ЗАЩИТИТЕЛЬНАЯ РЕЧЬ АДВОКАТА КРАВЕЦА

Тов. судьи!

Товарищ прокурор просил признать подсудимого Вайля виновным в преступлениях, предусмотренных статьями 58-10 ч.1 и 58-11. Он перечислил эпизоды, инкриминируемые им Вайлю и просил дать ему 7 лет.

Я не слышал упоминания о возрасте Вайля. А ведь это было бы естественно услышать. Ведь он не 1919 года рождения, и не 1929 даже, а 1939.

А не присутствовал на первом рассмотрении дела. Само оно слушалось в закрытом заседании суда. И, тем не менее, циркулировало очень много слухов об этом деле. И вот я ознакомился с ним. Оно оказалось в 9 толстых томах. Из обвинительного заключения я увидел, что существовала стройная организация, которая существовала и действовала. Когда же я прочитал приговор, определение, а затем материалы самого дела, то эта стройная организация распалась у меня на глазах.

Впрочем, оговорюсь: организация, действительно, есть, если подходить к ее определению с точки зрения академика Вышинского. Но известно, что эта теория -такая стройная в себе - дала слишком плохие результаты.

Говорят, что Пименов - идейный руководитель. Свидетели в один голос хвалили Пименова. Но Пименов ничего не дал нового, а только плохо пересказывал то, что говорит буржуазная печать, "Голос Америки", "Би-би-си", все то, о чем говорит желтая и черная печать. Почему Пименов оказался "руководителем"? На это ответил эксперт-психиатр, который указал, что Пименов ставит себя в центр внимания окружающих и в своих собственных глазах.

А теперь посмотрите на подсудимого Вайля. Жизнь его сложилась тяжело. Он жил без матери. Отец его связал свою жизнь с другой женщиной.

И вот, когда Вайлю было 15 лет, т.е. когда он был в возрасте, в котором человек все впитывает, когда приятно общаться с более старшим - он встречается с более старшим, с неким Невструевым. Невструев диктует листовку. Кому? Данилову! - Почему? - Потому что Невструев трус. - А Вайль? - Вайль присутствует при сем. Что же здесь было? Была прикосновенность, был добровольный отказ, а не преступление. Наконец, об этом эпизоде рассказал сам Вайль.

А нам говорят, будто уже тогда у Вайля были антисоветские взгляды.

Я полагаю, что по этому эпизоду Вайлю можно вменить разве недоносительство, т.е. 58-12.

Теперь перейдем к тому, что происходило в Ленинфаде. О "Ереси" я говорить не буду, здесь уже много говорилось об этом журнале.

Итак, Вайль попал на страницы газет.

Пименов, рыскающий в поисках людей, узнает его имя, начинает встречаться с Вайлем. Пименов более старший. Он рассказывает интересные вещи.

Нам говорят: Вайль выполнял поручения Пименова. Какие, позвольте спросить? Да он лишь сказал: "Ребята, приходите, будет один человек говорить интересные вещи". Это не преступление, а лишь пособничество.

Нам говорят: Вайль специально поехал в Новгород, чтобы встретиться в Новгороде с неким Желудевым начет радиоприемника или радиопередатчика. Мотивируют это тем, что Жолудев - радиотехник. Но Вайль поехал в Новгород познакомиться с его достопримечательностями, историческими памятниками. Может быть, он и хотел поговорить с Желудевым, но без всякой связи с этой группой.

 

У Пименова был еще один такой, более активный помощник - Вишняков. Но он - свидетель. Органы решили его не привлекать. А Вайль - хотя в тот момент ему было всего 17 с половиной лет - привлечен.

Товарищ прокурор более всего просил увеличить наказание именно Вайлю: более чем вдвое. Я не оспариваю ряд инкриминируемых эпизодов: сбор информации, передача товарищам извещения о собрании, чтение документов Пименова. Это все охватывается статьей 58-10 ч.1.

Конечно, мое положение трудное: Верховный Суд не согласился с доводами прежнего защитника Вайля тов.Зеркина. Но даже если обязательно соблюсти требование Верховного Суда, то вовсе необязательно применять к Вайлю столь суровое наказание, как просил т.прокурор.

Ведь о Вайле нельзя сказать слов: "Будучи антисоветски настроен", как о других подсудимых. Нужно, чтобы суд помог Вайлю своим приговором вернуться к учебе, которую ему пришлось прервать на первом курсе. Если не считать Данилова, который вообще не учился, то остальные подсудимые-то получили высшее образование, а вот Вайль - нет.

Учитывая несовершеннолетие Вайля, я прошу суд избрать в качестве меры наказания меру, приближающуюся к старой мере.

 

ЗАЩИТИТЕЛЬНАЯ РЕЧЬ АДВОКАТА ЛИВШИЦА

Тов.судьи!

В этом процессе подсудимый Данилов занимает особе место. Если другие имеют высшее или хотя бы среднее образование, то Данилов закончил всего 8 классов.

Если прочие подсудимые знакомы друг с другом, встречались, то Данилов знаком лишь с Вайлем.

Если, будучи осуждены прежним приговором, прочие подали кассационные жалобы, то Данилов согласен с прежним приговором и писал об этом в заявлении в Ленгорсуд и в возражении на кассационный протест прокурора.

Все же, раз мне приходится говорить в качестве защитника заново, я коснусь и обвинения по ст.58-10. Данилов признал себя виновным в сборе и присылке информации, носившей тенденциозный характер, в посылке Вайлю антисоветского письма.

Но что мы знаем о листовке? Какого она была содержания? Вайль сказал ее последнюю фразу. Данилов - подтвердил. А больше о ее содержании мы ничего не знаем. Мне представляется, что эту листовку нельзя вменять в вину Данилову.

Теперь перейдем к вопросу об организации. Формулировка обвинения такова: в январе 1957 года Данилов принял предложение Вайля участвовать в антисоветской организации. Товарищи мои по защите уже касались вопроса о существовании организации. И о том, знал ли об этом Данилов. Вайль показал, что он НАМЕКНУЛ Данилову о наличии организации, хотя ее и не было. Ничего о целях этой организации Данилов не знал. Можно ли считать, что Данилов в ней участвовал? Если подходить так, как подошел государственный обвинитель, то получается, что переписка двух товарищей - это уже организационная деятельность. Да, это может быть так, если есть предварительный сговор, известно, куда идет информация. Мне представляется, что формулировка Верховного Суда:

"Данилов ... знал о существовании антисоветской организации Пименова, дал согласие работать для этой организации," - неправильна. Данилов вообще не знал Пименова.

 

Возьмем хотя бы "Комментарий к УК" издания 1946, т.е. периода, когда признавалась даже теория Вышинского. И то мы увидим, что деятельность Данилова не подходит под определение участия в организации.

Представьте себе на минуту, что его информация была бы правильной. Тогда его вина просто отсутствовала бы. Но, увы, его материалы оказались тенденциозными, т.е. не истинными. Но все-таки они не были заведомо ложными.

Определение Верховного Суда утверждает:

"Данилов признал в суде свою вину в связи с группой Вайля в горЛенинграде."

Это неверно! Данилов признал в суде лишь свою связь лично с Вайлем.

У него был тот же путь к преступлению, что у Вайля и Пименова: трудные семейные обстоятельства и слушание радиопередач "Голоса Америки". На следствии он рассказывал, как у него стали возникать сомнения в правильности действий правительства и желание критиковать их. На него влияли материальные затруднения, разлад с матерью, жил он как полубеспризорник. В этот период ему было 16-18 лет. Вообще, на этом процессе самый старший - рождения 1931 года, а самый младший -1939. Данилов располагается посредине: в 1955 ему было 16 лет.

Я прошу суд учесть все это и определить справедливую меру наказания. Конечно, я не могу оспаривать Определения Верховного Суда, но я прошу не увеличивать меры наказания Данилову.

 

ЗАЩИТИТЕЛЬНАЯ РЕЧЬ АДВОКАТА КУГЕЛЬ

Тов.судьи!

Оценка доказательств принадлежит суду первой инстанции. И для вас вовсе не обязательно мнение Верховного Суда. То, что написано в определении Верховного Суда, - это неверно. Это, видимо, просто ошибка, будто

"Вербловская, была хорошо информированной о преступной антисоветской деятельности Пименова".

В связи с определением Верховного Суда мое положение особенно тяжелое, но я все равно буду опять просить об оправдании моей подзащитной. Положение Вербловской сильно отличается от положения других подсудимых. У остальных в прошлом были какие-то неправильные взгляды или действия. У Вербловской же ничего не было. Шестилетней девочкой она потеряла мать, которая умерла во время блокады. По окончании университета по историческому факультету она в течение трех лет работала на Севере, преподавала географию, ибо не могла найти работу по специальности. В деле нет никаких доказательств того, что она был контрреволюционно настроена, но, напротив, есть доказательства того, что от нее скрывались контрреволюционные действия Пименова после 21 декабря.

1. Эпизод с чемоданом Левиной прокурор отказался поддерживать, ибо в нем ничего не было криминального.

2. От обвинения в хранении доклада Хрущева с послесловием тов.прокурор отказался. И это правильно, ибо по тексту нельзя было отличить, где доклад, а где послесловие, так оно было припечатано.

3. Обвинение в том, что она участвовала в обсуждении 8 ноября, не доказано. Сама она его отрицала. Все присутствующие показали - не участвовала. Ее вина состоит разве в том, что она не ушла из собственного дома.

Правда, она ошибалась, как многие в то время. Венгерские события еще шли. Было много неправильных оценок, публиковавшихся в свободно продававшихся в СССР газетах "Трибуна люду", "Борба" и других.

 

4. Товарищ прокурор говорит, что Вербловская участвовала в обсуждении статьи Шейниса. На самом же деле это Пименов пригласил Шейниса домой к себе, Пименову. Все свидетели говорят, что участие Вербловской было совершенно пассивным. Они даже не знали, что будет Вербловская. Пришли - оказалось, что дома жена, Вербловская. Она угощала чаем. Говорят, участие Вербловской доказывается ее предложением усилить статью фразой, что революцию нельзя принести на красных штыках. Во-первых, фразу эту, как показали все допрошенные, предложила не Вербловская, а Пименов. Вербловская лишь согласилась с мыслью мужа. Во-вторых, сама по себе мысль, что на красных штыках нельзя принести революцию - совершенно правильная. На этот счет есть недвусмысленное высказывание В.И.Ленина, которое и цитировала в судебном следствии Вербловская. Другое дело, что Вербловская там не к месту цитировала эту мысль Ленина. Но политически неправильно квалифицировать цитирование В.И.Ленина как "усиление антисоветской направленности статьи".

И еще раз повторяю: приходили гости не к ней, но не выгонять же было гостей мужа из дома!

Она ошибалась, но разве можно за ошибку привлекать к уголовной ответственности?

5. Перехожу к основному эпизоду. Она унесла чемодан с бумагами Пименова к своему отцу, а потом к Шрифтейлик, опасаясь ареста Пименова. Имела ли она ввиду хранить и распространять контрреволюционную литературу? Контрреволюционной ли целью она руководствовалась в этом своем поступке?

В ноябре Пименов выступил в университете. Выступление получило большой резонанс, каждый врал по-своему. Я сама уже в то время, задолго до ареста Пименова, слышала мнение, что Пименова непременно посадят. Как с мыслящим человеком Пименов с женой не считался. Он говорил: "Чего с ней советоваться по политическим вопросам? Будет повторять заученные цитаты из Маркса о движущих силах!" Он любил ее как жену, а не как единомышленницу. Пименов и говорит: надо отнести чемодан к твоему отцу. Я хочу сохранить эти вещи. Он переписывает от руки, фотографирует целые книги - все, что хочет он сохранить. Ведь там только венгерские тезисы контрреволюционные. А прочее - это ответы ему из редакций "Известий", "Правды", "Литературной газеты".

После ареста Пименова Вербловская, чтобы сохранить их и оградить от неприятностей своего больного отца, передает чемодан Шрифтейлик. Ну, а так как она уверена, что за ней уже следят - передача происходит тайно, в туалете.

А какие у нее отношения с мужем? Он много в 1956 занимался математикой, делал доклад на съезде. Все близкие друзья считают его гением. И, вправду, если он и не гений, то действительно - талантливый человек. Он бурно радуется после XX съезда. Вот как он сам говорил: "Если бы меня увидели после XX съезда, то признали бы сумасшедшим". При таком отношении к нему с ее стороны, он сам не хочет знакомить ее с Вайлем. Свидетели Зубер-Яникун и Корбут оба показывают, что Пименов велел ничего не говорить Вербловской об организации.

После обыска Пименова Орловский пришел к Вербловской и показал ей протокол обыска у него дома. В нем значилось "венгерские тезисы", потому у Вербловской не могло быть оснований желать скрыть эти тезисы от следствия, а было, как я говорила, лишь желание сохранить любимые вещи любимого мужа, не вникая, какие они.

Если следственные власти не привлекли Зубер-Яникун, Корбута, Вишнякова, то будет совершенно несправедливо осудить Вербловскую!

Я прошу вас оправдать мою подзащитную!

 

ЗАЩИТИТЕЛЬНАЯ РЕЧЬ АДВОКАТА ШАФИРА

Тов.судьи!

Игорь Дмитриевич Заславский в возрасте 24 года оказался на скамье подсудимых. К этому времени он уже опубликовал 6 научных работ. Его имя уже стало известным среди советских математиков. Он принес много пользы советской науке. Как же он оказался на скамье подсудимых? Обвинительное заключение датирует начало его "антисоветской деятельности" 1954 годом. Это - период начала развенчания культа личности. Товарищ Хрущев сказал, что это вызвало глубокие и серьезные переживания. Напрасно было бы ожидать, чтобы человек, любящий свою родину, оказался бы индифферентным к происходящему. Заславский ошибался в оценке причин прежних ошибок, но это еще не является государственным преступлением. Я прошу вас, т.т.судьи, взять во внимание всю сложность вопроса, вставшего перед Заславским. И сложность стоящей перед вами задачи: совершить судебную ошибку это значит поставить под угрозу человеческую жизнь. В совещательной комнате вы должны будете, опираясь на закон и марксистское мировоззрение, оценить все обстоятельства настоящего дела.

Заславский обвинялся во многом, осужден он был за меньшее. Сегодня обвинение подается в видоизмененном виде.

1. Тов.нрокурор вменяет ему, что он в 1954 обсуждал с Пименовым статью последнего "Судьбы Русской Революции". В прошлом приговоре этого эпизода не было; не было его и в протесте прокуратуры. Следовательно, этот эпизод не может инкриминироваться моему подзащитному; иное противоречило бы ст.424 и 311 УПК. Однако, т.к. тов.прокурор счел возможным поддержать это обвинение, то я скажу несколько слов по существу. "Обсуждал" - может значить "одобрял", а может значить "возражал". Самой статьи в деле нет. Есть показания Пименова: "Заславский не соглашался". Заславский же сказал подробнее, что историческая часть его более-менее устраивала, а выводы его не удовлетворили, и он категорически возражал.

Значит, ничего подходящего под ст.58-10 нет.

2. В 1955 составил "Анкету страны", как она названа на следствии. Это листок бумаги голубого цвета, обнаружен у Пименова. На нем написано:

"О статистике. Управление. Аппарат. Экономика и право в деревне. Экономика и право в городе. Идеология. Армия. Национальный вопрос. История режима..."

ВОЛЬНЯШИН. Документ это есть в деле. Незачем его зачитывать полностью.

ШАФИР. Все это написано по наущению Пименова, но Пименову не вменяется. Что же здесь антисоветского? Возникла мысль сравнить разные строи. Она осталась невыполненной. Я полагаю, что этот эпизод не может вменяться Заславскому.

3. В обвинительном заключении сказано:

"Заславский получил от Пименова антисоветскую статью - тезисы - в ответ на которую написал свою аналогичного содержания." Прокурор сказал иначе: "Написал контртезисы". Мне это выражение больше нравится. Оно действительно правильно.

Ничего антисоветского в этой статье нет. Называется она "Предварительные мысли о венгерском восстании. Ответ на тезисы "Венгерская революция". " Есть ли в них хоть одно слово против советского государства, против советской армии? Предположим, что там есть даже ошибочные высказывания, пусть так! Но ведь там нет ни одного высказывания против политики советского правительства. Единственное место, где вообще упоминается о советском правительстве, звучит так:

 

"Помощь своим сторонникам со стороны Запада организуется в данное время эффективнее, чем со стороны СССР". (Речь идет о начале, о первых числах ноября.) Таким образом, по существу, Заславский призывал советское правительство оказать большую помощь коммунистам Венгрии! Я специально просматривал газеты, начиная с 24 октября 1956 года; я говорю о советских газетах. 28 ноября в изложении нашей печати было помещено выступление тов. Яноша Кадара о том, что выступление молодежи 25 октября было вполне лояльным. 6 ноября было опубликовано воззвание Временного Венгерского Рабоче-крестьянского Правительства, в котором говорилось о "клике Ракоши - Гере". Поэтому можно утверждать, что взгляды Заславского в то время совпадали с отдельными утверждениями, публикуемыми в нашей печати, а нет никакой аналогии между взглядами Заславского и Пименова. Пименов считал, что в Венгрии имеет место революция в чистом виде, и недооценивал фашистские силы. Заславский же указывал, что дело обстоит наоборот. И так и было. В "Правде" 9 декабря помещено изложение о пленуме ЦК ВСРП, где сказано, что контрреволюция использовала лозунги, которые пользовались популярностью у народа. Именно в этом суть тезисов Заславского.

Наконец, свидетели Зубер-Яникун, Корбут, подсудимые Пименов, Заславский, Вербловская - все согласно говорят, что Заславский постоянно спорил с Пименовым, не соглашался с ним.

В обвинительном заключении, не знаю откуда - думаю, что по простой описке - появилось утверждение, будто Заславский передал свою статью, контртезисы, Пименову. Это неверно, и тов.прокурор сегодня этого больше не утверждал, хотя это ошибочное утверждение попало даже в прошлый приговор. Я прошу, чтобы эта ошибка не повторилась в вашем приговоре, т.т.судьи.

И, наконец, еще одно соображение. Свидетель Шейнис утверждал, что в составленных им, Шейнисом, тезисах, категорически отрицалась необходимость и возможность советского вмешательства в венгерские события. Шейнис глубоко заблуждался. Но его не привлекли к уголовной ответственности, и правильно сделали. А как же можно судить Заславского за то, что он доказывал необходимость советского вмешательства!

Теперь перейду к эпизоду о посещении Заславским квартиры Пименова. В обвинительном заключении было сказано, что

"Заславский неоднократно посещал квартиру Вербловской и Пименова, где..."

В определении Верховного Суда сказано иначе:

"Заславский не отрицает также своей связи с Пименовым, следствием чего явилось систематическое посещение организуемых Пименовым сборищ."

И мне кажется, что т.прокурор совершенно справедливо не упомянул сегодня об этом эпизоде. В самом деле, Заславский присутствовал 20 и 27 января, когда Пименов делал доклад о Гапоне. Слушать что-либо - не значит проводить пропаганду и агитацию. Обвинению надо было бы доказать еще, что в процессе слушания доклада Пименова Заславский допускал какие-либо антисоветские высказывания. Но анализируя материалы дела, данные судебного следствия, мы никак не можем прийти к выводу, что Заславский высказывал какие-нибудь антисоветские соображения. Свидетель Зубер-Яникун показала, что Заславский настаивал на создании Общества Античной Культуры. Она же говорила, что Заславский произнес фразу: "Интеллигенция всегда чем-то недовольна". Совершенно ясно, что этой фразой Заславский выразил свою насмешку над присутствовавшими в квартире Пименова. То, что в высказываниях Заславского не было ничего антисоветского, подтвердили свидетели Райский, Рохлин, Орловский.

 

Кстати, об этих свидетелях. Райский показал, что Заславский один раз сказал ему: "Удивляюсь, почему это Пименова до сих пор не посадили". Совершенно ясно, что в этом содержалось осуждение антисоветской деятельности Пименова. Свидетель же Орловский сам неоднократно начиная с декабря, делал выступления на собраниях у Пименова. Свидетель Кудрявцев, участвовавший в нелегальной группе Библиотечного института, показал, что, вводя его в свой дом, Пименов предупредил его, что

"Здесь собираются мои личные друзья. Они ничего не знают о нелегальной деятельности. Тут разговоры на политические темы вести не следует".

Таким образом, сам Пименов различал тех, кто бывал у него на квартире, и тех, кто находился вне квартиры, поближе к Марсову Полю!

В самом деле, того, что человек посещал квартиру Пименова, сидел у него на диване, - мало еще для квалификации действий но ст.58-10. Отвечать должны те лица, которые предполагали какие-то антисоветские действия. Таким лицом Заславский не является!

Наконец, перехожу к последнему эпизоду: статьи антисоветского характера, якобы написанные Заславским. Так назвать их можно только из любви к гиперболам, но других оснований нет. Прежде всего, это не статьи, а черновые наброски. Там, правда, есть большие, порой существенные ошибки и заблуждения. Но позвольте мне огласить последние строки одной из этих "статей":

"Нашим несокрушимым лозунгом должно быть: да здравствует коммунизм!"

Может ли такая статья, статья с таким лозунгом, быть признана антисоветской?! Нет, выводы в статье не антисоветские! В этой статье автор утверждает, например, что ЦК КПСС правильно исправляет ошибки прошлого. Но он молод, он хотел бы, чтобы ошибки исправлялись побыстрее. И многое из того, о чем он писал, исправления чего он желал, уже исправлено позже, в промежуток между его арестом и настоящим судом: например, я имею в виду неправомерную ликвидацию ряда АССР и автономных национальных областей.

Во втором наброске, который целиком ошибочен и совершенно ясно является антипартийным, содержатся неправильные и вредные мысли и обобщения. Но это незаконченный набросок. И мне хочется поставить вопрос: как понимать "хранение антисоветской литературы," о котором говорится в законе? Очевидно, что подразумевается "с целью распространения". А была ли здесь цель распространения? Нет, ибо никто никогда этих двух (и третьего - о Венгрии) набросков не видел. Их обнаружили у Заславского только при обыске у него в связи с арестом Пименова. И они-то послужили основанием для ареста Заславского. Зачем же Заславский написал это? Очень простое и понятное объяснение дал сам Заславский: профессиональная привычка математика заставила его занести на бумагу свои неоконченные соображения, чтобы потом вернуться к ним и глубже додумать затронутые в них вопросы. То, что я понимаю формулировку закона правильно, убеждает меня, например, и учебник издания 1955 года, где прямо говорится, что хранение антисоветской литературы может быть вменено лишь при наличии цели распространения. Даже если считать, что вторая статья антисоветская (а я считаю, что она самое большее - антипартийная), то ввиду отсутствия цели распространения состава преступления в ее написании и хранении нет.

Чем же еще характеризуется Заславский, помимо не присущих ему политических упражнений? Нельзя пройти мимо других данных, которые лучше позволяют обрисовать облик подсудимого.

 

В деле есть копия письма Шанина, доктора физико-математических наук, на имя т.Хрущева. Там говорится буквально следующее:

"Заславский сделал значительный вклад в науку. Любой математик, работающий в области конструктивного анализа, в дальнейшем будет вынужден опираться на результаты Заславского, которые дают ответы на основополагающие вопросы в этой области математики."

Значит, Заславский укреплял советскую науку. А, укрепляя советскую науку, он тем самым укреплял и советское государство. Для характеристики Заславского куда существеннее не те записи, которые он делал за полтора-два года до ареста, а его непрерывная научная деятельность, давшая такие плоды в последнее время.

В определении Верховного Суда нет ничего, прямо относящегося к Заславскому. Там говорится буквально следующее:

"Суд не дал надлежащей оценки особой тяжести совершенных преступлений, а также тому обстоятельству, что осужденные занимались антисоветской деятельностью на протяжении длительного периода времени с привлечением в организуемые Пименовым и Вайлем сборища значительного числа лиц преимущественно из числа студенческой молодежи."

Заславский же не только никого не привлек, а и сам порвал с Пименовым, как выяснилось в ходе судебного следствия. Таким образом, сказанное к Заславскому не относится. Значит, к Заславскому не относимы те мотивы, по которым Верховный Суд отменил предыдущий приговор.

Т.т.судьи! Талантливый ученый, работ которого ждет страна, сегодня еще находится в заключении. И в опасности не только его свобода, но и жизнь его: вы помните медицинское заключение о возможности развития у Заславского туберкулезного процесса.

Между тем, Заславский не нанес никакого вреда обществу, хотя мог бы, я это понимаю, его нанести. Даже если вы признаете, что второй набросок содержит в себе состав преступления, то вы должны будете применить статью 8 УК РСФСР, ибо общественно-опасных последствий деяний Заславского не наступило. Но я надеюсь, что вы согласитесь с доводами защиты и оправдаете его.

Славные герои Великой Отечественной войны: Зоя Космодемьянская, Юрий Смирнов, Александр Матросов совершили немеркнущие в веках подвиги. В то время Игорь Дмитриевич Заславский был еще ребенком и не мог разделить их героическую деятельность. Но разве нельзя совершить подвига в мирное время?! Такой трудовой подвиг, подвиг научного открытия, и совершил Заславский! Когда вы удалитесь в совещательную комнату, вспомните слова доктора Шанина:

"В битве советской науки с иностранной каждый человек на счету, и советской науке нужен Заславский."

Вы должны возвратить Заславского семье, науке и стране."

Желающие обстоятельнее ознакомиться с манерой речей Г.М.Шафира соблаговолят прочесть сборник "Речи советских адвокатов", изданный в 1968 году, где на ее. 146-156 помещена другая речь Шафира. Приношу ему мои извинения за то, что вышепроцитированная его речь приведена без авторской правки. Единственным извинением мне тут служит то обстоятельство, что все публикации написанного и сказанного мною осуществлялись без моей авторской правки (я не имею в виду математические работы). Заодно обращу внимание ценителей тонкостей на следующие аспекты, постичь которые позволяет эта подробная запись Орловского. Во-первых, ощутимее становится связь, зависимость судов

 

первой и второй инстанций. Ну, как без такой записи можно было бы поверить, что оценка доказательств - имел ли место тот-то факт или нет - зависит от априорного указания верховной инстанции? Во-вторых, виднее положение адвокатуры в советском судопроизводстве. В-третьих, отчетливо проступает неграмотность и даже просто вздорность (в речи Кугель) адвокатов. Наконец, сравнение записи Орловским первого и второго процессов демонстрирует, насколько возросло его мастерство.

Вольняшин предоставил было мне последнее слово, но не успел я договорить одной фразы, как перебил меня, спросив, много ли мне надо времени для его произнесения. Я ответил - много. Тогда он определил перенести заседание на завтра.