§ 17. "Хватит думать о статье, надо думать о человеке!"

 

Запрещение публиковать; растет круг интересующихся; не все готовы рисковать; изменение стратегии Смирновым; Келдыш

 

Мы остановили §12 на том, что академик Владимир Иванович Смирнов направил запрос:

"Начальнику Управления Сибирских Лагерей

от академика - Владимира Ивановича Смирнова

Заявление

Мною от Э.С.Орловского получена работа Пименова... При представлении всякой статьи в "Доклады" я должен представлять письменное разрешение на публикацию работы от того учреждения, где работает ее автор. Прошу Вас, если Вы считаете это возможным, прислать на мое имя справку о том, что Вы не возражаете против напечатания работы Р.И.Пименова "К основаниям геометрии".

Научная экспертиза работы будет выполнена обычным образом в Ленинградском Отделении Математического Института Академии Наук.

1960 г. Академик В.Смирнов

22 июля Ленинград, Кировский пр. 25, кв.44.

 

Сопоставляя эту скромную бумажку с тем фактом, что телеграмма А.Д.Сахарова обо мне в калужский суд в 1970 году была прислана под грифом "ПРАВИТЕЛЬСТВЕННАЯ", я задумываюсь о различии физиков и математиков... Ведь гриф-то сработал: Сахаров на мой процесс был допущен, Смирнов не дождался никакого ответа от Евстигнеева. Впрочем, и тот был безупречно прав: адресовано "Сибирских", а он начальник "Озерных" лагерей, зачем же суетиться и отвечать на не ему адресованный запрос? Впрочем, и бланк не сработал: 12 сентября ЛОМИ на бланке и за печатью, за подписями директора Петрашеня и секретаря парторганизации Г.С.Бондаренко направило отношение министру внутренних дел РСФСР Н.П.Стаханову. Но, пожалуй, уместнее предоставить слово Орловскому:

 

"... Тогда (в сентябре с.г.) по настоянию адвоката был составлен запрос от имени ЛОМИ АН СССР за подписью Г.И.Петрашеня и секретаря парторганизации Бондаренко и с приложением копии письма В.И.Смирнова послан министру внутренних дел Н.П.Стаханову.

3.XI.60 министерство направило акад.Смирнову ответ (за подписью "начальника Гл.управления МВД РСФСР Серебрякова), где без какой-либо мотивировки сообщалось, что "министерство возражает против публикации работы Пименова" и добавляется, что "подробности" будут сообщены Г.И.Петрашеню через начальника Управления внутренних дел Исполкомов Ленинградских городского и областного советов депутатов трудящихся. ЛОМИ же письменного ответа не получило, а просто Петрашеню кто-то позвонил по телефону и сказал, что если автор находится в заключении, то вряд ли целесообразно публиковать статью в открытой печати. Иначе говоря, аргументация отказа сводится к утверждению, будто работы заключенных не печатаются.

Однако это утверждение не соответствует ни фактическому положению вещей, ни действующим правовым нормам.

Фактически случаи публикации работ заключенных имеются. Например, отец Пименова Щербаков И.Г. (осужденный тоже по ст.58-10), еще будучи в заключении

 

(он освобожден в июле с.г.), опубликовал в журнале "Кролиководство и звероводство" №4 за 1960 статью "Авитаминоз В-1 у серебристо-черных лисиц". Причем редакция вела переписку непосредственно с ним, прекрасно знала, что он находится в заключении и даже не потребовала справки, удовлетворившись его сообщением, что, как разъяснила ему администрация, никаких препятствий к публикации работ заключенных нет, а также тем очевидным фактом, что администрация не препятствовала пересылке работы и переписке по поводу публикации. Да и самого Пименова за это время ведь одна работа напечатана - резюме его доклада на Третьем Всесоюзном Математическом съезде в IV томе Трудов съезда. И никаких препятствий со стороны органов Главлита при этом, по-видимому, не возникло. Пименов также сотрудничает в РЖМат, причем администрация беспрепятственно пропускает, а редакция печатает его рефераты (гонорары же ВИНИТИ переводит ему в лагерь). Более того, случаи публикации научных работ заключенных (даже осужденных по обвинению в измене родине) были даже в годы культа личности. Так обстоит дело с фактической стороны.

С юридической же стороны дело также абсолютно ясное. Ст.7 "Положения об исправительно-трудовых колониях в тюрьмах МВД", утвержденного постановлением Совета Министров СССР от 8.XII.58 за №1334, гласит (для ясности замечу, что если я иногда употреблял слово "лагерь", то это просто по привычке, официально же все места лишения свободы именуются сейчас либо колониями, либо тюрьмами, так что никакого сомнения в применимости этого положения к Пименову быть не может):

"Заключенные пользуются всеми установленными законом гражданскими правами, за исключением прав, которых они лишены приговором суда, а также прав, которые они не могут осуществить в силу самого факта лишения свободы." Отсюда уже совершенно ясно, что заключенные не лишены права на публикацию своих работ. Это же подтвердил в беседе со мной крупнейший в Ленинграде специалист по исправительно-трудовому праву доцЛГУ Н.А.Беляев. Он сообщил мне также, что в научной работе по вопросу о гражданских правах заключенных, написанной т-щем Иоффе (тоже из Ленгосуниверситета) отмечено, что заключенные несомненно имеют право на публикацию своих научных работ. В Прокуратуре горЛенинграда, мне также подтвердили, что ни в одном нормативном акте нет каких-либо положений, препятствующих публикации работ заключенных, имеется лишь указание, что вся переписка (включая пересылку работ) должна происходить под контролем администрации мест заключения. Но сейчас ведь речь не об этом. Работа администрацией пропущена и находится в Ленинграде. Все, что будет с работой происходить дальше, по моему мнению (и тов.Беляев подтвердил это), администрации места заключения и министерства внутренних дел ничуть не касается. Другое дело: если бы Горлит требовал справку министерства. Но он ведь не требует. К тому же администрация косвенно подтвердила отсутствие у нее возражений против публикации статьи, заверив подписи Пименова на доверенности и на "авторской справке", причем в обоих документах ясно говорится о предстоящей публикации, а во втором даже о конкретной статье и конкретном журнале. Да и в бумагах из Москвы, упоминавшихся выше, говорится ведь о возможности научной работы и пересылки работы в "любое учреждение" и было бы явным издевательством толковать это иначе, чем включающее и возможность публикации работ.

Обращение к министру было явной ошибкой, ибо никакой специально льготы для Пименова в данном случае не требуется, по закону и так никаких препятствий к публикации его статьи не было. Запрос этот был сделан по настоянию адвоката, который говорил, что в Политотделе Главного управления мест заключения МВД

 

РСФСР ему "гарантировали", что на подобный запрос ответ будет положительным¹¹⁶, а потому, мол, даже если такой запрос и излишен, его следует сделать.

Ясно, что министерство рассматривает разрешение на публикацию статьи Пименова как какое-то особое одолжение ему. Мне нетрудно поверить, что у министерства нет особых оснований делать Пименову одолжение. Однако при такой постановке вопроса все ставится вверх ногами. Речь должна идти вовсе не о каком-то одолжении Пименову, а, во-первых, о соблюдении соц.законности и прав гражданина СССР (хотя и осужденного) Пименова, а во-вторых, об интересах науки. Нет оснований полагать, что МВД сомневается в научной ценности работ Пименова. Наоборот, судя по всему, оно обеспокоено именно тем, что эти работы могут привлечь внимание математиков и кто-нибудь может заинтересоваться, а за что осужден автор. Создался заколдованный круг: чем более авторитетное учреждение или лицо будет ходатайствовать за публикацию работ Пименова, тем менее склонно будет МВД отступать от своей позиции.

Как Вы помните, Вы лично неоднократно устно и письменно заявляли: Пименов осужден правильно, но его работы представляют интерес для науки, нельзя, чтобы они пропали, надо их публиковать, вот если какая-либо работа будет вполне готова к публикации, я окажу все возможное содействие публикации. Сейчас Вы к тому же депутат Верховного Совета РСФСР и как депутат призваны принимать меры к устранению нарушений законности и охране прав граждан.

Поэтому я прошу Вас принять меры к тому, чтобы разорвать вышеупомянутый "заколдованный круг" и добиться публикации работ Пименова (в данный момент - заметки "К основаниям геометрии" в ДАН).

Мое личное мнение - что всего правильнее было бы игнорировать бумажку из МВД, поскольку она выражает ни для кого не обязательное мнение учреждения но вопросу, явно находящемуся за пределами его компетенции. Если же редакция ДАН на это не пойдет, то следует, я думаю, написать в Прокуратуру РСФСР ходатайство с просьбой опротестовать упомянутое "возражение" МВД как незаконное (либо же подтвердить его необязательность для редакции). Быть может Вы могли бы, будучи на сессии, поговорить в неофициальном порядке с прокурором РСФСР Кругловым или министром Н.П.Стахановым, а может быть, с кем-либо из аппарата ЦК.

Впрочем, каким путем действовать - Вам, вероятно, виднее. Во всяком случае, это явное беззаконие надо кончать, и я надеюсь, что Вы, кто лучше кого бы то ни было знаком с работами Пименова, использовав все Ваши возможности как депутата, добьетесь их публикации.

21 декабря 1960 г."

 

Странно, что Орловский не указал на еще одну естественную для Данилыча возможность непосредственного действия: как ректор ЛГУ он мог бы поместить мою заметку в "Вестнике ЛГУ", где к заметкам-сообщениям предъявлялись примерно те же правила, что к публикациям в "Докладах". А.Д.Александров не отчитался перед Э.С.Орловским в том, какие возможности он использовал, и никак не ответил на это заявление. Но, может быть, в порядке реакции, раздраженно поносил меня перед

 

съехавшимися учениками осенью 1962 года, когда отмечался его полувековой юбилей.

Помимо хлопот об этой "магистральной" моей статье, Орловский слал наудачу в различные журналы одну за другой прочие мои работы. Приходили то мотивированные "по-солдатски" отказы, то немотивированные. Я очень теребил его. Помню посланное через него Розенфельду отчаяннейшее письмо, в котором требовал, чтобы он "во имя науки" опубликовал бы немедленно мои результаты под любым чужим именем, я от всякого приоритета дескать отказываюсь-отрекаюсь навеки. Он - как прежде и сам Орловский - этого не сделал. Мне вообще не известен ни один случай, чтобы у нас в математике вышла работа под чужим именем: все слишком хорошо друг друга знают, известно, кто над чем работает. Как позже выразился Н.В.Ефимов:

— Вы же работаете не в пустыне.

Тем не менее, Розенфельд стал интенсивнее искать возможности и, когда одна проклюнулась, затребовал от Залгаллера срочно выслать ему ОКОНЧАТЕЛЬНО отредактированные три заметки - о полунеэвклидовых пространствах №№ 38, 49 и 53 по списку в §14. Не вышло по каким-то причинам, не относящимся ко мне. Не удалась и публикация расширенной моей статьи в "Сибирском математическом журнале", но это уже по причинам моей фамилии.

Имя мое давно вышло за рамки Геометрического семинара и даже ленинградских математиков. Тот же Розенфельд довольно случайно узнал про мою судьбу. Сам он всегда широко интересовался двумя направлениями: историей математики, где у него была аспиранткой Галя Матвиевская, и неэвклидовыми геометриями, где у него перебывало множество аспиранток, но ни одной такой толковой, как Матвиевская. Впрочем, узнал он про меня не от Матвиевской, а при случайном разговоре с Залгаллером на темы неэвклидовых геометрий, их аксиоматик и незавершенности работ в этом направлении. Услыхав и получив координаты Орловского, "у которого хранятся все работы Пименова", Розенфельд сам запросил того, тот выслал ему полный текст "Космометрии". Розенфельд прочитал и выдал не просто хвалебный отзыв об этом трактате, но даже содержащий самокритичные строки:

 

"Особо отмечу совершенно правильную критику в "Приложении Б" моей концепции полуэвклидовых пространств в "Неэвклидовых геометриях". От этой концепции я отказался. В развернутом виде правильная концепция полуэвклидовых и полунеэвклидовых пространств изложена в работе Е.У.Ясинской (Черновцы), которая скоро будет напечатана в ДАН.

11 февраля I96I Г.А.Розенфельд"

 

И затем Розенфельд широчайше рекламировал меня. Помимо всех своих учениц он рассказывал про мои работы и мою судьбу И.М.Яглому, а от того обо мне услышало все будущее демократическое движение. Ну, не все, а все москвичи из этого движения.

А вот другой конец необъятной России. В 1959 году замполит Озерлага Курилин, желая проконтролировать, не туфту ли я заделываю им с наукой, "порекомендовал" мне обратиться к известному ему математику И.А.Парфиановичу, тогда декану физмата Иркутского университета. Я послал ему "Системы дивергенции". Вскоре от Парфиановича пришел ответ, что не будучи в обсуждаемой тематике специалистом, он передал статью на отзыв А.А.Трескову, а тот заключил, что работа бесспорно представляет интерес, но по тематике было бы естественно с нею

 

обратиться к член-корреспонденту А.Д.Александрову! Так и Розенфельд из Москвы и Тресков с берегов Байкала замыкали круги на Данилыче.

Грустной объективности ради надлежит сказать, что так вели себя не все. Например, К.Ф.Огородников толковал явившемуся к нему с "Астрономической частью космометрии" Орловскому, что хорошо помнит мой доклад, что работа ему нравится, что он напишет отзыв - но не написал. Огородников очень дорожил тем, что его пускают за границу. Эрнст настаивал. Тогда Огородников заверил, что перешлет машинопись Зельманову с просьбой написать отзыв (чем, к слову, понижалось бы чиновная авторитетность отзыва. Огородников - профессор, а Зельманов - кандидат наук, даже не доцент). Не переслал. Надоедливому Эрнсту сказал, что заходил к Зельманову, не застал его, оставил работу ему на столе с сопроводительной запиской-просьбой об отзыве. Выяснилось, что безо всякой записки, и Зельманов долго недоумевал, откуда на него свалилась машинопись и что с ней, ожидают, он должен делать? Настойчивому Орловскому Зельманов вздохнул: "Меня самого не печатают", и отзыва не написал. На словах же высоко оценил работу. И, более того, запомнил все прекрасно. Едва я освободился, он каким-то манером про то прознал и прислал мне приглашение на Гравитационную конференцию. Так что познакомился я с ним только в Тбилиси в 1965 году¹¹⁷.

Кольман получил от Орловского мои работы, уже будучи директором института философии в Праге - в июле 1960 года - и, не читая, ответил стандартно вежливым текстом: "Спасибо за информацию. Постараюсь использовать". А заявиться к нему самолично и донимать своим голосом, как Зельманова или Огородникова, Эрнст не мог - Прага нам, простым смертным, недоступна...

Летом 1961 года Петрашень и Смирнов предприняли еще одну попытку в духе той же стратегии опубликования:

 

бланк ЛОМИ

"№ 106-662

21 июля 1961

г.Владимир (областной), Начальнику части п/я № 21

Отбывающий наказание Пименов Револьт Иванович успешно ведет научную работу в области математики.

Одна из его работ "К основаниям геометрии", представленная около полутора лет назад, признана подписавшимся ниже академиком В.И.Смирновым достойной опубликования в журнале "Доклады Академии Наук СССР". Статус этого журнала требует, чтобы опубликование статьи не встречало возражений с места работы автора. В этой связи тогда же был послан запрос о согласии на публикацию статьи Р.И.Пименова в управление Иркутских лагерей, где Р.И.Пименов находился. В переданном устно ответе было отмечено, что в данный момент лучше опубликовать работу в закрытом журнале.

Но по своему характеру статья Р.И.Пименова является вполне открытой и не соответствует профилю закрытых изданий.

За истекшее с момента написания этой статьи время Р.И.Пименов прислал в Геометрический семинар Ленинградского Отделения Математического института рукописи еще несколько своих работ, показывающих, что он весьма серьезно относится к своей научной работе и, в частности, успешно продолжает развитие идей,

 

изложенных в краткой работе "К основаниям геометрии". Кроме того, за это время Р.И.Пименов отбыл часть срока и переведен в другие условия заключения.

Поэтому мы считаем необходимой (для продвижения важных научных вопросов, которыми занимается Р.И.Пименов) публикацию некоторых его работ и прежде всего - краткой работы "К основаниям геометрии". Научная целесообразность этого не вызывает сомнений.

Статья, конечно, будет напечатана только при условии, если это не вызовет возражений с Вашей стороны.

Просим Вас разрешить опубликование работы Р.И.Пименова "К основаниям геометрии" в журнале "Доклады Академии Наук СССР". Повторяем, что открытый характер и научная ценность этой работы не вызывают сомнений.

Кроме того, учитывая глубину математических исследований Р.И.Пименова, говорящих о его большой научной трудоспособности, просим Вас предоставить возможность Р.И.Пименову получать научную литературу по Межбиблиотечному абонементу из центральных библиотек.

Директор Лен.отд. Математического института Академии Наук СССР Г.И.Петрашень

круглая печать

Академик В.И.Смирнов

Копия статьи Р.И.Пименова приложена."

 

Ответ был короток и категоричен:

 

"На Ваш № 106-662 от 21 июня 1961 года

Сообщаем, что по условиям содержания в местах заключения публикация научных и иных работ заключенных не разрешается.

ПИМЕНОВ за нарушения лагерного режима переведен на более строгий, тюремный режим.

О приобретении ПИМЕНОВЫМ научной литературы из центральных библиотек возражений не имеем.

И.О. нач.тюрьмы В.Николаев"

Может быть, у моих радетелей упали бы руки - ничего, мол, не поделаешь. Придется ждать. Но к "проблеме Пименова" подключились новые лица, со свежими и силами и воззрениями на существо дела, и на пути решения проблемы. В частности, мною заинтересовалась профессор Ольга Александровна Ладыженская. Мы с ней не были знакомы до ареста. Единственный раз, когда я ее видел - это когда она на заключительном пленарном заседании Матсъезда требовала - законно - слова, а Президиум съезда, опасаясь скандала из-за того, что она скажет, не пускал ее на трибуну. Скандал вышел гораздо громче, шумнее, а вот то, что она произнесла, не было слышно из-за всеобщего возбужденного гудения. Мы и не пересекались с нею научными интересами - она занималась математической физикой. Так именуется один раздел теории дифференциальных уравнений, результаты которого со времен Лапласа стандартно интерпретируются в физических терминах. Я же хуже всего выучил как раз эту дисциплину, которую нам читал пьянчуга и халтурщик Д.М.Волков; впрочем, и пятнадцать лет спустя он продолжал работать на матмехе. Попутно замечу, что из-за полного незнания математической физики я в 1955 году не сумел узреть некоторых крайне интересных свойств открытых мною космологии, в результате чего Пенроуз и Хокинг в

 

шестидесятые годы вырвали у меня из-под носа лакомейшие кусочки в теории пространства-времени - я имею в виду объекты, именуемые "горизонты", "ловушки", "области зависимости" и т.п. Но Ладыженская не только занималась математикой, она была неравнодушна к гражданским вопросам и отзывчива на чужую боль. С Владимиром Ивановичем она было хорошо знакома, являясь в некотором смысле его ученицей, на 35 лет его младшей. Сам же Владимир Иванович размышлял тоже не об одних формулах - он был глубоко верующим человеком вплоть до того, что входил в состав "церковной двадцатки", т.е. органа самоуправления церковным приходом.

И вот в их беседах стала прорезываться мысль, которую Смирнов выразил Залгаллеру, недоуменно спросившему его, что же теперь делать со статьей Пименова:

— Хватить думать о статье, надо думать о человеке. Надо добиваться его освобождения, а тогда и статью напечатаем!

С этого означился поворот в моей судьбе. Пойди академики по пути борьбы за соблюдение советских законов и выявления противоречий между опубликованными законами и неопубликованными инструкциями - к чему призывал их мой замечательнейший Эрнст Семенович, возможно, через несколько лет и удалось бы преодолеть противодействие МВД (или за последним стоял отдел административных органов ЦК с Мироновым во главе?), но к тому времени я уже разменял бы десятый год своего заключения и, кто знает, был ли бы он последним или я раскрутился бы Вайлю подобно... Ведь освобождаться я должен был бы в 1967 году, т.е. уже после дел Синявского - Даниэля, Ронкина - Хахаева. В месяц, следовавший за арестом Огурцова.

Но Владимир Иванович повернул умы в направлении, более желательном моей матери - в направлении ходатайств о моем освобождении. Тут навеянная Тихоновым - Несмеяновым стратегия совпала с мнением Смирнова и других. И даже непосредственный тактический ход был тот же - обратиться к Келдышу.

Мстислав Всеволодович Келдыш - практически ровесник Александрова и Канторовича, и до войны его восхождение мало отличалось от их карьер. Но во время войны он применил некоторые формулы дифференциальных уравнений к фляттеру - такое внезапное гибельное дрожание всего корпуса самолета, от которого он быстро разваливается -нашел, как за счет изменения в параметрах уравнений ликвидировать фляттер, и с тех пор его обожали военные. Уже в 1945 году он избран в Академию действительным членом. Сколько еще ждать тем же Александрову и Канторовичу! Вот на выборах 1960 года Александрова вторично прокатили при голосовании в академики, а Канторовича только-только избрали членкором. А Институт прикладной математики, в котором директорствует Келдыш, осыпается ассигнованиями и влиятелен, премии так и валятся на него. Он уже и член Президиума АН, и в бюро Президиума входит. С властями Келдыш умеет находить общий язык: в том же 1949 году, что Александров, он вступает в ВКП(б). Но зато в 1961 году на XXII съезде Келдыш избран уже членом ЦК КПСС¹¹⁸. Восхождение Келдыша - это не только его личное восхождение, это симптом признания науки партией. Не знаю в точности, Келдышу или Кириллину, который тогда заведовал отделом науки ЦК, принадлежит авторство формулы: "Наука стала НЕПОСРЕДСТВЕННОЙ производительной силой общества". Но статус науки и ученых, их признание властями, стали заметно меняться к лучшему в те годы. В частности, как раз в 1961 году большую группу ученых

 

наградили орденами, в том числе А.Д.Александрову и В.И.Смирнову дали по ордену Ленина. К июню 1961 года Несмеянова уже сняли с президентов АН, а через несколько месяцев вакансии назначили - "избрали" - в это кресло Келдыша.

Келдышу нельзя отказать и в определенной принципиальности: он отказался-таки исключить Сахарова из академиков и предпочел сам в 1975 году уйти в отставку. И в широте мышления, и в понимании социальных последствий он тоже незауряден. Когда его в 1969 году спросили из Политбюро: "Может ли советская математика обойтись без евреев?", - он, зная, ЧТО стоит за этим вопросом и с кем он имеет дело¹¹⁹, немедля ответил: "Конечно, может!". Нервные евреи самолюбиво обиделись за такой отзыв, но в результате математиков в годы эмиграции выпускали из СССР беспрепятственно, а вот физиков, где отзыв был более уважительным для евреев, - практически не выпускали. Но я забежал вперед.

Итак, было решено обратиться к Келдышу, но совершенно неясно было, КАК это сделать. Ведь "выйти" на такое высокопоставленное лицо можно только посредством личных знакомств. Адресованную ему корреспонденцию он сам не вскрывает. Его секретари-референты решают за него, что дать ему, от чего его уберечь. Конечно, формально можно "добиться" приема президентом - мне говорили, будто бы КАЖДЫЙ научный сотрудник Академии наук имеет право попасть на прием к президенту, - но совершенно бесспорно, что ежели ты хочешь БЛАГОЖЕЛАТЕЛЬНОГО выслушивания, то нецелесообразно прибегать к своим уставно-законным правам. То же относится к "случайной" встрече во время Общего собрания Академии. По причинам личных отношений даже Смирнов не мог встречаться с Келдышем. Как же отыскать "выход на"?