- 375 -

АКТ V

СУДОГОВОРЕНИЕ

 

Прелиминарии

 

При подписании по 201-й статье присутствовал адвокат Осоцкий Александр Иванович, нанятый ее сестрой. Это сын видного юриста, ему срочно делают карьеру, поручая беспроигрышные с малыми сроками дела. Будучи допущен к ст.70, он вполне гебист и бескорыстно помогает следствию. Сам он весь душевно поглощен своим галстуком и, сдается, это единственное, что у него за душой. Впрочем, возможно, усами тоже.

Из дела Климовой выделено 8 дел "в отдельное производство для профилактики". Это дела:

Гессе Н.В. (эмигрировала в феврале 1984)

Ескина Ю. (уже несколько лет как проживает в Голландии с советским паспортом)

Завельского Н.И.

Ильина В.Ф. (в сентябре 1983 предупрежден по Указу 1972)

Кунгуровой Л. (летом 1983 предупреждена по Указу)

Пименова Р.И.

Сомова Г.П. (в августе предупрежден по Указу)

Тиме А.Д. (в мае предупрежден по Указу)

Поэтому в деле Климовой отсутствовал ряд документов, с которыми она была ознакомлена в ходе следствия. Например, материалы, изъятые у Пименова, отсутствовали. Отсутствовало покаянное письмо Тиме от декабря. Часть изъятого у Климовой вернули ее сестре, например, пишущую машинку, письма (не Пименова). Книг же, даже "Спекторский" Пастернака или детективов - не вернули.

Обвинительное заключение Климовой было вручено 13 июня. Оно инкриминировало Климовой деятельность с 1971 по 1982: систематически распространяла среди своих знакомых антисоветские издания, изданные за рубежом, в целях подрыва или ослабления советской власти, т.е. по ст. 70 ч.1. Назывались произведения Даниэля, Авторханова, Амальрика, Максимова, Солженицына, Н.Я.Мандельштам, Копелева, Сахарова, Войновича, Зиновьева, Глезера, Гуля, журналы "Континент", "Вестник РХД", "Посев", "Эхо" и сборник «Из-под глыб». Антисоветский характер каждого из этих произведений установлен протоколами осмотра оных. Наличие антисоветского умысла доказывается систематическим характером действий Климовой, разнообразием передаваемой литературы, настойчивостью Климовой в ее добывании, конспиративностью при передаче и тем фактом, что она поддерживала близкие отношения с лицами, ранее привлекавшимися к ответственности за антисоветскую деятельность, а также собственным признанием Климовой, что она сознавала клеветнический характер распространяемой литературы. В числе смягчающих обстоятельств названы ее тяжелая болезнь и тот факт, что она полностью раскаялась и своими показаниями в определенной степени оказала помощь следствию. Формулировки о том, будто бы она действовала под чьим-нибудь влиянием, - нет. В суд вызваны свидетелями: Введенский, Воротников, Завельский, Зильбербрандт, Ильин, Кунгурова, Маслова, Михайлова Надежда, Михайлова Наталья, Орловская, Соловьев, Стригин и Тиме.

22 июня Климову привозят в суд. Присутствуют судьи, прокурор, она. Адвоката и свидетелей нет. Ее спрашивает судья Исакова относительно ее

 

- 376 -

адвоката, после чего ее увозят назад. Суд назначен на 5 июля, с этой датой рассылаются повестки свидетелям.

К этому моменту Климова была очень измучена, угнетена, раздираема несовместимыми чувствами. С одной стороны, она твердо уверовала - не без содействия сокамерниц - в то, что ее почти наверняка освободят в зале суда, а потом будет ссылка. Поэтому ей надавали "неотложнейших" поручений на волю, и как она сама формулировала: "Мне обязательно надо было освободиться в зале суда, не для себя, а столько важных дел мне поручили!" (в этой мотивировке, как солнце в малой капле вод, снова отразился ее характер: получать выгоду для самой себя стыдновато, а вот для других - можно и надо). С другой стороны, она никак не желала признавать, что действовала с антисоветским умыслом; уже то, что она признала антисоветский характер инкриминируемых ей произведений, терзало ее и оправдывалось ею для себя только доводом "еще 6 месяцев следствия я не выдержу". В-третьих, перспектива выступать в суде пугала ее и своим публичным характером (напомним, что она была женщиной "камерного" типа, никогда не выступавшая публично) и тем, что придется говорить слова, как наждаком царапающие совесть. "Самое страшное, самое неприятное - был суд", "Я предпочла бы пойти на 7 лет в лагерь, только бы чтоб суда не было". В ней совершенно отсутствовало бойцовское воодушевление "на людях и смерть красна", "порисоваться", "бросить слова правды в лицо". В-четвертых, при всей уверенности в освобождении, веско сказывалось и сомнение: а вдруг не случится?!

Вот на этом-то страхе запросто сыграл адвокат Осоцкий. Он уверял ее, что единственный путь добиться освобождения в зале суда, о чем говорил Жерлицын, - это полностью признать антисоветский характер ее деятельности, подтвердить, что у нее был антисоветский умысел на причинение ущерба советской власти в момент распространения ею инкриминированной ей литературы. Тогда суд увидит, что она полностью раскаялась и снизойдет к ней. Если же она начнет спорить, доказывать, проводить тонкое различение, что сейчас-де она понимает антисоветский характер, а тогда, прежде, не отдавала себе отчета, то суд усмотрит в этом увертки и припаяет больше. Адвокат ведь не следователь, рассудила она. Он за меня, значит, надо ему поверить. И согласилась полностью все признать. Он написал ей и текст последнего слова, который она прочтет.

Суд происходил в зале №54 на втором этаже Ленгорсуда, объявлений о слушании дела на стенде не было в этот день никаких, но в коридоре висела бумажка: "Дело Климовой - ком. 54". Накануне и в этот день секретарь суда обзванивал свидетелей, имевших телефоны, обеспечивая их явку. Кроме свидетелей явились зрителями некоторые друзья Маргариты Климовой, в частности человек 5 родных Волохонского, Н.В.Гессе, С.Костричкина, А.Краско, А.С.Колосова, Н.Лесниченко, Г.Е.Минц, Р.И.Пименов, М.Г.Петренко-Подъяпольская, В.Чифч и еще человек пять. На второй день суда из Волохонских осталась лишь Н.И.Будаева, не было Лесниченко, Минца, но прибавились А.Е.Ходоров и треугольник ВНИИГа.

 

- 377 -

Кроме Надежды Михайловой никого из родных Климовой не было. После того, как конвой в 6 человек - без штыков, с пистолетами в кобурах - провел Климову, щуплая фигурка которой терялась за рослыми конвоирами, перед дверьми возник некий ажиотаж. Не привыкшие к свободе допуска на политические процессы друзья Маргариты опасались, что всех или кого-нибудь выборочно не запустят в зал, например, под предлогом, будто зал полон. Поэтому Лесниченко и Гессе стояли в дверях первыми, две другие женщины взялись за руки, перекрыв дверь, дабы не впустить людей однообразной внешности, числом 13-15, которые при попустительстве милиции с применением силовых приемов рвались войти первыми. После яростных криков Гессе, что она - инвалид войны и не позволит никому войти раньше нее, распорядитель пропустил ее первой после судей-свидетелей, а затем энергично "мальчики" разорвали цепь женских рук и ворвались-таки раньше, заняв предписанные им сценарием места. Затем в 10.20 были запущены прочие, никто не остался в коридоре -сорока мест хватило.

На скамье подсудимых Климова имела больной, подавленный и испуганный вид. В зал суда взглянула один раз, увидела Пименова, в испуге, словно не видя, отвела глаза и больше к залу не поворачивалась, уставившись в промежуток между судьями и прокуроршей Катуковой либо опуская глаза к своим записям. Правда, позже, когда в перерыв сквозь конвой в коридоре Пименов выкрикнул ей несколько ободряющих слов, к Климовой на миг вернулся ее былой вид, она заулыбалась, замахала рукой, но была оттащена конвоем. После аналогичных криков до начала заседания на второй день она сидела, смотря в зал весело, с улыбкой, чуть не щебетала, но при появлении прокурорши надела на лицо покаянную маску и снова уставилась в пространство между судьями и прокуроршей. Независимо от выражения лица, это лицо больного человека, исхудавшего, пожелтевшего почти желтизной покойника. В жарчайший день, когда все обливаются потом, сидит в шерстяной кофточке. На всех одинаковое впечатление неуместности, неправильности картины производила ее хрупкая низенькая фигура, перед которой возвышались, экранируя ее от зала, два-три верзилы с отдувающимися на задах пистолетами. Однообразного вида молодые люди попробовали было вполголоса начать переговариваться: "Вон сидит эта сука", - но дальнейшего развития такой глас народный не получил.

По соблюдении формальностей и констатировав, что из 13 свидетелей явилось 10, суд приступает к слушанию дела. Оглашается обвинительное заключение, Климова признает себя виновной полностью. Начав давать свои объяснения суду, Климова берет у защитника обвинительное заключение и, читая его поэпизодно, лаконично признает каждый эпизод: "Да, это было". Судья прерывает, требует говорить распространеннее, давать оценку своим деяниям. Климова говорит, что она раскаивается, но судья выражает сомнение в искренности ее раскаяния: "На следствии вы вели себя иначе, продемонстрируйте суду это раскаяние". "Прошу суд верить, что мое раскаяние искреннее." Напоминая Климовой, что она - филолог и должна уметь говорить, суд требует подробнее объяснять, почему Климова давала такую литературу и сама ею интересовалась. Климова начинает было объяснять свой интерес к поэзии Мандельштама и Цветаевой, произносит несколько фраз, из которых так отчетливо обрисовывается совершенно естественный и человечески невинный характер "распространения" ею тамиздатской литературы, что на изумленное выражение лица судьи она спохватывается и казенным голосом продолжает: "Я уже тогда сознавала клеветнический характер

 

- 378 -

распространяемой мной литературы...". На наводящие вопросы прокурора объясняет, что поддерживала близкие отношения с ранее привлекавшимися к ответственности за антисоветскую деятельность М.Бернштамом, В.Борисовым и Р.Пименовым, а также с эмигрировавшими С.Дедюлиным и К.Кузьминским. На вопрос, в чем состояли ее отношения с Пименовым, объясняет: "Когда он приезжал в Ленинград, я знакомила его с моими знакомыми." На вопрос, какую еще литературу, не указанную в обвинительном заключении, она давала своим знакомым, в частности Стригину, Климова поясняет, что давала Стригину кроме журнала "Эхо" еще статью "О социальном диалоге". На вопрос прокурора, кто автор этой статьи, отвечает: "Револьт Иванович Пименов". На вопрос, с какой целью давала, объясняет: "Я хотела познакомить Стригина с Пименовым и дала ему статью Пименова, чтобы он представлял, с кем будет разговаривать".

Затем, вопреки тому, что он добивался от Климовой накануне, адвокат минут 30-40 наводящими вопросами пытается добиться от Климовой заявления, что она не преследовала цели подрыва советской власти в момент распространения; прокурор протестует против некоторых вопросов, судья мягко выговаривает адвокату за форму вопросов, но сами вопросы не снимает, а самостоятельно четче их перефразирует. Климова в полной растерянности, чего же от нее хочет адвокат, дает сбивчивые, взаимопротиворечащие ответы, но в окончательном виде резюмирует: "Теперь выходит, что цель подрыва или ослабления советской власти у меня была". Лишь потом, в камере, она постигла, что адвокат просто обманул и потешился.

После десятиминутного перерыва, во время которого многие зрители опасались, что назад в зал их не пустят, но, напротив, даже по первому этажу ходил распорядитель, созывая всех в зал, суд переходит к допросу свидетелей. Каждый из свидетелей, знавших лично Климову, отвечая на вопросы защитника, отмечает общительность, веселый характер, отзывчивость и доброту Климовой, сообщает, что не слышал от Климовой ни одного антисоветского высказывания, что никогда не обсуждал с ней содержания возвращаемых им ей книг и что знакомство с этими изданиями не повлияло на убеждения свидетеля и не сделало его антисоветски настроенным.

Зильбербрандт

повторяет сказанное на следствии. Подчеркивает, что достоверно он не может поручиться, что его жена получила "Архипелаг" именно от Климовой, что он это умозаключил. Впрочем, уже после ареста Климовой жена ему это прямо говорила.

Завельский

повторяет сказанное на следствии, добавляя, что сам он от Климовой никогда не получал какой-либо антисоветской литературы. На вопрос прокурора, обличающей Завельского в спекуляции книгами, Завельский путается в цене, за которую продал "Желтый дом". (Тут Климова впервые подняла глаза и насмешливо взглянула на свидетеля.)

Ильин

Климову Маргариту знаю лет 10. За последние 2-3 года отношения приняли дружеский характер. Встречались и у нее, и у меня, в среднем примерно один раз в неделю. Климову я знаю достаточно хорошо, чтобы заявить следующее. В основе любого преступления лежат какие-то отклонения от нравственной нормы.Так вот, таких отклонений у Климовой нет. У нее нет ни корысти, ни стремления жить за чужой счет, ни лживости -она очень честный человек. Нет в ней тщеславия, честолюбия, властолюбия и т.д. И я со всей ответственностью могу заявить, что Климова по своим

 

- 379 -

нравственным качествам не могла совершить никаких преступлений. Со всей ответственностью заявляю, что никогда Климова ничего не распространяла с целью подрыва и ослабления советской власти. Это я могу заявить с полной ответственностью, как человек, получивший воспитание в рабочей среде - все мои родные были рабочими - и как человек, сам являющийся рабочим уже 36 лет.

Судья: Климова вас систематически снабжала литературой?

Ильин: Почему систематически? У меня есть своя библиотека. Просто мне кажется, что я у нее мог взять любую книгу, так же, как она у меня.

Прокурор: Давала ли вам Климова антисоветскую литературу?

Ильин: Мне непонятно, что это такое, если бы были списки с перечнем названий...

Прокурор: Вот то, что у вас изъяли, и есть антисоветская литература. Что у вас изъяли?

Ильин: У меня изъяли, например, зачетную книжку, оставшуюся еще с того времени, когда я занимался в институте. Она что...

Судья останавливает свидетеля. Заходит речь о глубоком склерозе его, подтверждаемом медицинской справкой.

Кунгурова

подтверждает сказанное на следствии, а на вопросы суда и прокурора добавляет, что "Архипелаг ГУЛАГ" ей решительно не понравился, а "Вестники" показались смертельно скучными.

Михайлова Наталья

повторяет показания на следствии. Отвечая на вопросы, оценивает "Архипелаг ГУЛАГ" как антисоветскую, клеветническую литературу.

Михайлова Надежда

характеризует свою сестру только положительно. "Когда я занималась в Политехническом институте, то получала материальную поддержку от Маргариты. Рита заботилась о своих больных родителях, содержит их." Отмечает увлечение Риты литературой, театром, музыкой. Уговорила престарелых родителей переехать из Ярославля в Лугу, чтобы иметь возможность больше им помогать. Тяжело больна сама с 1978.

Прокурор: На предварительном следствии вы сказали, что у Риты знакомых пол-Ленинграда. Объясните эту фразу конкретно.

Михайлова: Я не знаю фамилий ее знакомых, но у меня сложилось такое ощущение потому, что когда у меня тяжело болел маленький сын, то Рита через своих знакомых устраивала необходимые консультации у профессоров. Никакой антисоветской литературы от сестры не получала, даже не знала о наличии таковой. Антисоветских высказываний тоже не слышала.

Маслова

повторяет показания, данные на следствии, а Климова на вопрос суда подтверждает, что получила эту книгу от покойного Маслова С.Ю.

Затем устраивается двухчасовой перерыв на обед.

Соловьев

повторил показания, данные на следствии, и на вопрос прокурора признал, что на следствии называл книгу Солженицына, данную ему Климовой, антисоветской и клеветнической, хотя в суде не хотел было этого произносить.

 

- 380 -

Стригин

Знаком с Климовой месяца четыре, познакомился у Сомова. Собирался поступать в университет и интересовался философией, поэтому брал у Климовой Ницше. Спрашивал у Климовой Зиновьева, вообще чего-либо. Она для него доставала по его просьбе. Но сама такого желания давать ему не выражала. Получил также "О социальном диалоге" и "Эхо". В ответ на реплику прокурора, что его показания расходятся с его заявлением от 2 декабря, где он писал, что Климова по своей инициативе навязывала ему много антисоветской литературы, произнес, что заявление от 2 декабря он не писал. После вопросительной паузы пояснил, что писал то заявление не сам, а под диктовку следователя (тут секретарь суда перестала вести протокол). "Впрочем, может быть, это был и не следователь, потому что меня первый раз вызвали в КГБ не на допрос, а на беседу. Я был очень запуган."

Прокурор: Мне надо либо привлекать к ответственности следователя за нарушение законности, либо вас к ответственности за клевету. Учтите, вы идете по антисоветскому пути.

Стригин мнется и не настаивает на своих утверждениях. На вопрос прокурора сообщил, что интересовался философией и посещал - не будучи студентом - лекции на философском факультете, в том числе прослушал "курс антикоммунизма". Это последнее вызвало недоуменный протест прокурора и улыбки присутствующих, чем завершился допрос; впрочем, наверное, Стригин имел в виду банальный курс под названием "Курс разоблачения ядреной сути антикоммунизма", естественно сокращенный слушателями.

Тиме

Повторял свои откровенные показания в таком стиле: Я регулярно обменивался с Климовой литературой. Когда появлялась новая литература, Климова мне ее предлагала.

Прокурор: Итак, Климова вам навязывала эту литературу!

Тиме: Да. У меня и моего отца тоже было немало подобной литературы, и мы ее друг другу предлагали. Я брал, в том числе 2-3 выпуска "Посевов", но это я взял без ее разрешения, "Континенты" такие-то номера, "Грани", "Искусство под бульдозером", "Вестники РХД" для своей матери, "Иванькиаду". Мой отец и дядя делали с этой литературы микрофильмы и фотокопии, и Климова знала, что они размножают эту литературу. Сам я печатал на машинке. Я купил у Завельского "Желтый дом", не помню, за какую цену, но не менее, чем за 70 рублей, а помнится - дороже. Когда в ноябре 1982 мы с Введенским подъехали к дому Климовой, чтобы отдать ей книги, я был немного выпивши [Прокурор: Нет, вы были очень сильно пьяны], Введенский оставил книги в машине, а сам поднялся к Климовой, я остался в машине, но затем я вышел из машины, чтобы позвонить по телефону. А водитель с книгами уехал.

Почти каждому свидетелю адвокат или прокурор задавали вопрос, не выражала ли Климова желания уехать за границу, и свидетели отвечали "Нет!".

Показания неявившихся свидетелей Введенского (по болезни) и Орловской (находится в отъезде) зачитываются.

После пятиминутного перерыва происходит довольно беглый, занявший всего минут 20 времени, осмотр составом суда и сторонами вещественных доказательств, когда судья поднимает соответственную книгу или журнал титульным листом и диктует ее название секретарю для протокола. На предложение судьи к Климовой ознакомиться, так, как и на прежние вопросы, есть ли ходатайства или вопросы к свидетелям или

 

- 381 -

желание чем-либо пополнить, та отвечает отказом. По ходатайству прокурора оглашается сдержанно-положительная характеристика из ВНИИГа, упоминается без оглашения также характеристика с последнего места работы ВНИИАШ. Упоминается без оглашения медицинская справка о тяжелом заболевании. Судебное следствие объявляется законченным, следующее заседание назначается на 10.00 7 июля. Времени около 17.00. 7 июля в 10 утра безо всяких эксцессов возобновляется заседание.

 

- 382 -

Речь обвинителя

 

Катукова сначала уделяет много внимания политической обстановке в мире, роли спецслужб США в развитии антисоветской деятельности. Приводит цитаты из Ленина и Андропова, ссылается на важность решений июньского пленума по идеологии. Сообщает, что только по Ленинграду и Ленинградской области изымается ежегодно 15-20 тысяч экземпляров вредной литературы. Перечисляет методы доставки этой литературы в СССР. Затем переходит к материалам рассматриваемого дела.

"Как установлено предварительным следствием и полностью подтвердилось в судебном заседании, подсудимая Климова М.М. в период с 1971 по 1982 систематически распространяла среди своих знакомых антисоветскую литературу и делала это с целью подрыва или ослабления советской власти. Из показаний свидетелей Тиме, Стригина и др. видно, что она делала это очень продуманно и умело: сперва давала им читать безвредную литературу (например, М.Булгакова, Ф.Достоевского, М.Цветаеву и др.), а затем - литературу, содержащую клевету на советский общественный и государственный строй и наконец - издания, содержащие открытые призывы к свержению советской власти. Литературу подбирала, исходя из уровня восприятия читателей. Свидетели Введенский и Орловская могут служить примером тех, кто успел получить лишь первую порцию этой литературы. Как видно из показаний Кунгуровой и др., подсудимая применяла при распространении литературы конспиративные приемы, советовала не держать эту литературу на виду и др. Для морального облика окружения Климовой характерно, что многие из близких к ней лиц привлекались к уголовной ответственности за антисоветскую деятельность либо подвергались официальному предупреждению со стороны органов КГБ за деятельность, наносящую ущерб государству. Многие лица из окружения Климовой уехали за рубеж (Бернштам, Борисов, Дедюлин, Кузьминский). Дедюлин, уехав, оставил Климовой гору антисоветского хлама, который она распространяла. После их отъезда Климова продолжала получать от них антисоветскую литературу, в частности, через американскую туристку, что, кстати сказать, ее не удивило и не насторожило. К чему приводит чтение подобной литературы, видно на примере свидетеля Тиме, который ночи напролет перепечатывал антисоветские произведения, полученные им от Климовой, а сейчас, имея высшее образование, является рабочим в бане. Отмечу, что Климова знала о том, что Тиме размножает полученную от нее антисоветскую литературу и оставляет себе копии, и отнюдь не протестовала против этого. Наиболее активны в получении литературы от Климовой и в ее дальнейшем распространении были свидетели Ильин, Завельский, Тиме. Многие свидетели говорили в судебном заседании, отвечая на вопросы адвоката, что чтение полученной от Климовой антисоветской литературы не привело к изменению их убеждений, не сделало эти убеждения антисоветскими. Разумеется, от прочтения одной книги убеждения не изменятся, но Климова распространяла эту литературу систематически, и это доказывает, что у нее был умысел на подрыв или ослабление советской власти. Считаю, что вина Климовой в совершении антисоветской агитации и пропаганды, т.е. в преступлении, предусмотренном ч.1 ст. 70 УК РСФСР, полностью доказана. Свидетель Стригин вел себя на суде плохо. Ему, да и другим свидетелям следовало бы почитать Конституцию СССР и, в частности, ее ст. 62, требующую от каждого гражданина СССР оберегать интересы Советского Государства, способствовать укреплению его могущества и авторитета, и ст. 39, ч.2, предусматривающую, что использование

 

- 383 -

гражданами прав и свобод не должно наносить ущерба интересам общества и государства.

По работе Климова характеризуется положительно. В настоящее время она искренне раскаялась, помогла следствию в раскрытии обстоятельств преступления, назвав тех, кому она давала антисоветскую литературу. В соответствии со ст. 38 ч. 2 УК суд может признать смягчающими и обстоятельства, не указанные в ч. 1 этой статьи. К таким обстоятельствам, наряду с добросовестной трудовой деятельностью Климовой, может быть отнесено и тяжелое заболевание, которым Климова страдает с 1978. В деле нет ни одного обстоятельства, которое в соответствии со ст. 39 УК могло бы считаться отягчающим ответственность подсудимой, она не привлекала несовершеннолетних к участию в преступлении, ее преступление, хотя опасно, но не привело к тяжким последствиям, она не оговаривала заведомо невиновных, не совершала ранее преступлений и др. Согласно ст. 70 ч. 1 УК РСФСР санкция за совершенное Климовой преступление установлена в виде либо лишения свободы на срок от 6 месяцев до 7 лет со ссылкой на срок от 2 до 5 лет, либо без ссылки, или ссылка на срок от 2 до 5 лет. Согласно ст. 37 при назначении наказания суд учитывает характер и степень общественной опасности совершенного преступления, личность виновного и обстоятельства дела, смягчающие и отягчающие ответственность. В соответствии с этой статьей закона и с учетом всего вышесказанного я прошу суд определить Климовой наказание в виде восьми месяцев лишения свободы с последующей ссылкой на четыре года."

 

- 384 -

Речь защитника

 

"Я не оспариваю факты распрстранения моей подзащитной литературы, вменяемые ей в вину. Я согласен и с тем, что распространявшаяся Климовой литература имеет антисоветский характер. На фоне общей напряженной обстановки в мире эти действия Климовой были опасны для общества и являлись преступным легкомыслием. Однако если доказано, что Климова распространяла литературу антисоветского содержания, то еще не следует, что она виновна в антисоветской агитации и пропаганде и что ее действия подлежат квалификации по ст. 70 УК. В 1966 году в УК была введена статья 1901 по которой квалифицируется распространение литературы, содержащей клеветнические измышления, порочащие советский общественный и государственный строй, т.е. антисоветской литературы, статья же 70 подлежит применению лишь в том случае, когда подсудимый не только распространял антисоветскую литературу, сознавая при этом, что она содержит заведомо ложные измышления, порочащие советский строй, но и имел при этом умысел на подрыв или ослабление советской власти. Я призываю суд внимательно рассмотреть вопрос о том, доказывают ли материалы судебного следствия наличие у моей подзащитной такого умысла. Когда лечат палец, не отрубают руку. В судебном заседании было установлено, что Климова давала литературу неохотно, многие свидетели, в частности Стригин, говорили, что им приходилось такую литературу у Климовой выпрашивать. Сама Климова никому такую литературу не предлагала. Прокурор сказала, что подсудимая распространяла антисоветскую литературу систематически в течение 12 лет. Но ведь за такой длительный срок она дала эту литературу всего лишь семи лицам с перерывами в 3-4 года. А если посмотреть более конкретно, кому и сколько антисоветских изданий она давала, то окажется, что 25 книг получил Тиме, а остальные 6 свидетелей -всего по 1-2 книги за весь этот столь длительный срок. По моему мнению, это не дает возможности говорить о систематичности распространения антисоветской литературы. Отсутствие у Климовой цели подрыва или ослабления советской власти подтверждается и тем фактом, что она, как единодушно показали свидетели, никогда не высказывала своих мнений и не выясняла мнений других. Какая же это пропаганда, если она дает книги и не интересуется мнением о прочитанных книгах? При оценке направленности умысла подсудимой важно учесть и такой факт. Климова имела громадную библиотеку, более 4000 томов, и разрешала широкому кругу своих знакомых пользоваться этой библиотекой, по существу она была как бы библиотекарем при этой библиотеке, многим она разрешала и самим рыться в книгах и выбирать книги для чтения. Издания антисоветского характера составляли ничтожную долю библиотеки моей подзащитной. Как показывали многие свидетели и как подтвердила в своей речи прокурор, Климова давала читать не только антисоветскую литературу, в том числе и свидетелям, получавшим от нее литературу преступного характера, она давала также и вполне безвредную литературу. На каждую выданную ею книгу антисоветского характера она выдавала для чтения, пожалуй, не менее десяти книг вполне советских. Почему мы должны считать, что воздействие на читателей антисоветских книг было сильнее, чем воздействие советских изданий? Наоборот, есть все основания полагать, что правдивые советские издания оказывали на читателей большее воздействие, чем клеветнические антисоветские. А это не вяжется с утверждением о наличии у Климовой антисоветского умысла. Товарищ прокурор находит меры конспиративного характера в том факте, что Климова, давая книгу Кунгуровой, предупреждала ее никому не давать, чего

 

- 385 -

Кунгурова, правда, не выполнила. Но на этот эпизод следует взглянуть по-иному. Климова, давая Кунгуровой книгу Солженицына, сознавала клеветнический характер этой литературы, но не желала наносить ущерба советской власти. Поэтому она просила Кунгурову никому не давать этой книги, чтобы ущерб, причиняемый советской власти был бы минимальным. Сопоставьте мощь советского государства с возможностями этой маленькой, немолодой, больной женщины? Могла ли она подорвать или ослабить советское государство?! Могла ли она ставить себе целью подрыв или ослабление советского строя?! Я считаю, что результаты судебного следствия не дают оснований считать доказанным наличие у Климовой такого умысла. Поэтому я прошу суд переквалифицировать действия Климовой по ст. 190 УК РСФСР."

Никакой конкретной санкции адвокат не упоминал. Речь закончена в 11.30, объявлен перерыв на 5 минут.

 

- 386 -

Последнее слово подсудимой

 

"Я признаю себя виновной целиком и полностью по всем пунктам предъявленного мне обвинения. Благодарю следствие за хорошее отношение ко мне, за то, что оно помогло мне разобраться в моих поступках и осознать их преступный характер. У меня было время подумать. Стыдно в таком возрасте перед лицом присутствующих признаваться в своем преступном легкомыслии (при произнесении этих слов интонация речи Климовой вдруг стала живой и сердечной, затем вернувшись к мертвенно-казенной). Раскаиваюсь в своих преступлениях и впредь не буду ничем подобным заниматься. Перед лицом суда и всех присутствующих в зале обещаю, что не только сама не буду заниматься этим, но не буду впредь равнодушной и к подобным же преступным действиям других лиц, буду им активно противодействовать. Прошу суд верить в искренность этого моего последнего слова. Я надеюсь, что суд при вынесении приговора учтет мое искреннее раскаяние."

После этого суд удаляется в совещательную комнату, объявив перерыв до 13.30. В перерыве Нина Ивановна Будаева, мать Л.Волохонского, хорошо знавшая Риту и видевшаяся с ней всего за несколько дней до ареста, произносит: "Боже, что они делают с людьми!".

После перерыва суд провозгласил приговор.

 

"Приговор

по делу Климовой М.М., от 7 июля 1983, Исакова Н.С., Нагорный В.И., Кириленко Н.В. (мужчина) при секретаре Захаровой Н.К. в открытом судебном заседании установила - и, повторив обвинительное заключение и аргументированно отвергнув доводы адвоката, суд признал Климову виновной в распространении

в 1971 дала Тиме книгу Даниэля "Говорит Москва", в которой ложно говорится, будто бы умерщвление людей в масштабах всей страны в СССР якобы лежит в самой сути учения о социализме,

в 1972 - Тиме - Авторханова "Технология власти", где советская власть клеветнически называется ныне существующей партийной олигархией,

в 1973 - Тиме - Амальрика "Просуществует ли СССР до 1984?", где СССР клеветнически называется империалистическим агрессивным государством,

в 1975 - Тиме - Максимова "7 дней творения", где клеветнически утверждается, якобы советский народ отказался от построения коммунистического общества,

в 1976 - Соловьеву - Солженицына "Бодался теленок с дубом", где клеветнически утверждается, якобы в СССР повсеместно нарушается законность, а население живет, как в огромном концентрационном лагере,

в 1976 - Тиме - Н.Я.Мандельштам "Воспоминания", где советская власть клеветнически именуется машиной террора,

в 1976 - Тиме - Солженицына "Ленин в Цюрихе", где дается антисоветское освещение фактам истории создания коммунистической партии,

в 1976 - Тиме - Копелева "Хранить вечно", где советская власть изображается клеветнически как сплошное беззаконие,

в 1976 дала Тиме сборник статей Сахарова, где клеветнически утверждается, якобы социализм ведет страну к гибели,

 

- 387 -

в 1976-77 - Тиме - "Континент" №1,2, 6, 8, содержащие статьи, проникнутые враждой к советской власти,

в 1977 - Тиме - "Из-под глыб", который содержит призывы к изменению существующего в СССР строя,

в 1978 - Тиме - Войновича "Иванькиада", где клеветнически утверждается, якобы в СССР практикуются массовые гонения на творческую интеллигенцию,

в 1979 - Кунгуровой - "Вестник Русского Христианского Движения" № 116 и № 122, в некоторых статьях которого существующий в СССР строй именуется тоталитарным,

в 1980 - Кунгуровой - Солженицына "Архипелаг ГУЛАГ" т. 1-2, в которой клеветнически утверждается, будто бы советский строй стал самым антинародным и самым деспотичным в истории человечества,

в 1980 - Тиме - "Вестник РХД" № 118, 124, 131, а

в 1982 - Тиме - то же № 115, 116, 119, содержащие прямые призывы к уничтожению стран социализма,

в 1982 - Тиме - "Континент" № 11, содержащий статьи, призывающие империалистические государства активно вмешиваться во внутренние дела СССР,

в 1982 (летом) - Тиме - "Посев" № 5, 6, 7 за 1981, который содержит призывы к свержению советской власти,

в 1982 (в августе) - Тиме - повторно Копелева "Хранить вечно"

в 1982 (в августе) - Стригину - "Эхо" № 4 за 1978, где СССР клеветнически назван тоталитарным государством,

в 1982 - Стригину - Зиновьева "Желтый дом", содержащую призывы к террористическим актам против руководителей партии и государства,

10 ноября 1982 - Введенскому - Авторханова "Сила и бессилие Брежнева" и Глезера "Искусство под бульдозером", в которых существующий в СССР строй приравнивается к фашистским режимам,

19 ноября 1982 - Орловской - Гуля "Одвуконь", где СССР клеветнически называется полицейским тоталитарным государством,

с декабря 1981 по ноябрь 1982 хранила у себя с целью распространения книгу Зиновьева "Светлое будущее" и с той же целью с сентября по 30 ноября 1982 книгу Максимова "7 дней творения".

Преступление подтверждается показаниями свидетелей Зильбербрандта Е.Л., Завельского П.И., Ильина В.Ф., Кунгуровой Л.В., Михайловой Н.Н., Масловой Н.Б., Соловьева С.В., Стригина А.П., Тиме А.Д.

Показания свидетелей подтверждаются доказательствами и актами экспертизы (все это конкретизировано).

Направленность действий Климовой на подрыв советской власти установлена. Преступление квалифицированно правильно.

Климова раскаялась, своими показаниями в определенной степени содействовала полному раскрытию преступления. Она тяжело больна. Ранее не судима.

Приговорить к 8 месяцам лишения свободы и последующим 3 годам ссылки по ст. 70 ч. 1 УК РСФСР.

Подписи, печать"

 

Итак, Климова осталась под стражей, а какой кошмар-ссылка ее ждет, ей и не мерещилось.

Разумеется, речи сторон в суде, показания свидетелей и прочее записаны не полностью, приблизительно. Пропусков, наверняка, хватает. Но не является пропуском то, чего все время ждали юридически грамотные слушатели, без чего приговор утрачивает свою правосудность и чего так и

 

- 388 -

не прозвучало в суде: суд не выяснил доказательств того, что инкриминированные Климовой произведения ЯВЛЯЮТСЯ КЛЕВЕТНИЧЕСКИМИ, т.е. НЕПРАВДИВЫМИ. Ни одна фраза из инкриминированных и названных приговором "клеветническими" текстов не была оглашена в суде и никаких доказательств или хотя бы голословных заявлений прокурора: "Вот то-то, дескать, ложно", - не прозвучало.

14 и 21 июля состоялись свидания Маргариты с Надеждой. Маргарита расписывала своей сестре, как ей хорошо живется в тюрьме, как все - кроме кофе - здесь есть, что ей нужно, как не надобно о ней в дальнейшем заботиться, как скоро она поедет в счастливую ссылку.

29 июля Климову в присутствии Баланева допрашивал кап[итан] Шевардин по делу Мейлаха, Донского и Андрея Васильева в связи с Завельским. Она ничего не могла вспомнить.

В эти же дни замнач тюрьмы - или как они сами себя деликатно именуют "изолятора" - заверил Климову, что место ссылки ей будет совсем недалеко, дня за три с этапом управятся. На этап ее дернули 2 августа, во вторник и продолжался он до 9 сентября, когда ее привезли после пересылок в Свердловске, Новосибирске, Чите, Нерчинске, Балее в Казаковский Промысел, 673443.