Калашниковы

 

Прожив несколько дней у брата в студенческом общежитии ГЦОЛИФКа, я отправился проведать сестру Анастасию Петровну Калашникову и ее мужа Алексея Петровича Калашникова, которые вместе учились в Сельскохозяйственной академии имени Тимирязева, а в настоящее время, то есть в 1946 году, работали в совхозе Наркомата обороны СССР во Владимирской области, он — главным зоотехником, она — главным агрономом.

Учиться в Тимирязевке они начали до войны, но, не закончив ее, с первых дней войны ушли на фронт. Алексей стал артиллеристом, а сестра Анастасия, окончив курсы медсестер, по комсомольской путевке была направлена в отряд особого назначения, в который потом по путевке ГК ВЛКСМ была направлена и Зоя Космодемьянская.

 

Семья Калашниковых своеобразная. Родом они из Кировской области (Вятской губернии). Отец, Петр Иванович и мать, Нина Степановна, продлили свой род четырьмя сыновьями и гремя дочерьми. Основу воспитания и гражданского самосознания вкладывала в детей мать — Нина Степановна. Она частенько говорила: «Земля наша и все, что живет на нашей земле — животные, птицы, рыбы; все, что растет на земле само и выращивается людьми — кормят нас и помогают строить жизнь. Надо любить жизнь и работать для продления всего этого земного богатства».

И дети воспитались, выучились и пошли работать для преумножения земного богатства страны. Сыновья, начиная с конюхов, стали знаменитыми зоотехниками, дочери — из доярок и сельхозрабочих стали отличными агрономами и учителями.

Старшие сыновья создали так называемое «Караваевское молочное хозяйство» в Костромской области, вырастив особую породу коров «Караваевская молочная». Сын Анатолий в условиях Кировской северной области вывел новую для севера породу тонкорунных овец, в конце концов став заместителем министра Госконтроля по сельскому хозяйству.

Сын Алексей (муж моей сестры) через директорство ВНИИ животноводства Сибирской академии наук стал профессором, академиком Всесоюзной Академии сельскохозяйственных наук.

Воспитывая своих детей, Нина Степановна с ранних лет приучала их к честности и правдивости.

Отдыхая у сестры в совхозе после шестилетней разлуки, я был свидетелем такого случая: работники совхоза по решению профорганизации и дирекции совхоза покупали продукцию совхоза по себестоимости (мясо, молоко, сметану, масло, овощи и т. д.). Сестра ходила по утрам на молочную ферму и брала ежедневно два литра парного молока. Однажды, поставив на стол в кухне двухлитровый бидончик с молоком, она занялась чем-то другим, а пришедший к завтраку Алексей Петрович захотел выпить парного молочка, налил его в стакан и начал пить. Выпив полстакана, он позвал жену:

— Петровна, ты теперь не берешь молоко?

— А ты чего выпил сейчас? Водку что ль?

— Нет, не водку, но и не молоко. Это же сливки.

— Какие придумал еще сливки? Молоко это!

 

— Ну, вот что, иди сейчас же на ферму и пусть вычеркнут тебя на сегодняшний день в списке «Молоко» и запишут в список «Сливки», по которому дают сливки в детсад и больным. И на будущее учти — не бери сливки по списку «Молоко», а этой Анисье скажи, чтобы подхалимажем не занималась, а то еще разнесет по совхозу молву, что Калашниковы мухлюют с молоком, а заведую щей фермой я скажу, чтобы Анисье вправили мозги.

Впоследствии, когда по указанию, генерала уже, Рюмина 3 декабря 1949 года меня арестовали (о чем речь пойдет дальше) и я для всех родных оказался вдруг «пропавшим без вести» сестра моя Анастасия попросила брата своего мужа Анатолия Петровича Калашникова, работавшего в то время заместителем министра Госконтроля СССР, чтобы он через своего министра Л.З. Мехлиса, который владел всеми особыми правительственными каналами связи и лично дружил с министром Госбезопасности Абакумовым, попросил узнать, что возможно обо мне, пропавшем 3 декабря 1949 года.

Мехлис попросил записать на бумаге фамилию, имя и отчество, год рождения и коротко бросил: «Узнаем!». На второй же день Мехлис вызвал Анатолия и между ними состоялся нижеследующий разговор:

— Кто он вам, этот Стефановский? Что вам о нем известно?

— Я не знаю, как по родословным связям это называется — деверь или свояк, ну, словом, у моего младшего брата Алексея жена Анастасия, а Стефановский ей родной брат. О нем мне мало известно. Знаю, что войну начал с первых дней. Был в плену. Дважды бежал, продолжал службу в армии до Победы. В 1946 году демобилизовался, жил и работал в Москве до 3 декабря 1949 года и вдруг пропал.

Так вот, Анатолий Петрович, он не просто пропал. Взяли его органы КГБ. Дело связано с войной, с пленом. А лучше считайте, что нет у вас больше ни деверя, ни свояка Стефановского. Забудьте о нем, а родным скажите, что узнать ничего не удалось. Пока. Что будет дальше? Никто не знает.

После этого короткого, но значительного разговора взаимоотношения министра со своим заместителем «натянулись» и чуть не оборвались совсем, так все пошло «сикось-накось», но в 1953 году, как сказал Лаврентий Павлович Берия 3 марта на даче Сталина: «Наконец-то подох изверг!» Лев Захарович Мехлис понял, что деспотическая эра Сталина окончилась, будучи не глупым человеком и понимая «что к чему», покончил с собой.

 

Заместитель же Мехлиса, А.П. Калашников тоже, как неглупый человек, продолжал спокойно и успешно работать.

Хорошо отдохнув у сестры с мужем, я вернулся в Москву и начал думать в какую отрасль народного хозяйства направить свои молодые, освободившиеся после войны, силы.

Если искать работу по лесной специальности, то в самой Москве это не просто, да и перспектива быть лесным чиновником, сидеть в аппарате лесных ведомств, имея соответствующий документ о лесотехническом образовании, не прельщала меня.

Хотелось работать на поприще эстрадного искусства, где я уже имел приличную практику, но для этого у меня не было ни единого документа не только об образовании, но и просто подтверждающего мою практическую работу на эстраде.

Чтобы получить хоть какой-то ориентир или совет, я после шестилетней разлуки направился в гости к Ивану Михайловичу Перегудову, с которым многое связывало и меня, и моих родителей.