- 114 -

ХУДОЖНИКИ ЭКИБАСТУЗЛАГА

 

Основная масса зеков Экибастузского лагеря состояла из бывших военнопленных западных украинцев, прибалтийцев, кавказских и среднеазиатских жителей. Москвичи, ленинградцы и жители других городов, которые в основной своей массе были образованы и интеллигентны, в лагере составляли прослойку руководящих и технических работников: Александр Соломонович Гуревич — экономист ППЧ (планово-производственная часть); Гросман Лев — учетчик (в «Иване Денисовиче» — Цезарь Маркович); Колесников Сергей и Корнфелъд Борис — врачи; Семенов Е.Н. (описан в предыдущей главе) — заведующий каптеркой личных вещей; Садовский Пров (потомок Садовских из Малого театра) — учетчик; Бурковский Борис Васильевич (в «Иване Денисовиче» — Кавторанг) — первые годы общий работяга, после смерти Сталина — культорг; Станкевич Валентин и Говор-Бондаренко Владимир (актеры Минского драматического театра) — первые годы работяги, после смерти Сталина — нормировщики; Карбе Юрий и Ларионов Сергей (инженеры) — ив лагере инженеры, всегда были вместе; Раппопорт Арнольд (журналист) — нормировщик; Талалаев Алексей (инженер) — нормировщик; Бабенко Петр (директор крупного Днепропетровского завода) — бригадир; Запорожец Феликс (сын Ивана Запорожца, друга и сподвижника Феликса Дзержинского, до ареста — школьник), о нем в дальнейшем подробней; Шер Юрий Львович (киноработник) — нормировщик; Гиндин (имя и отчество не помню, инженер) — технорук ДОКа (дерево-отделочного комбината); Адаскин Матвей (ответственный работник) — старший нарядчик; Фетхуллин Адам (известный ленинградский юрист, адвокат); Бавли Лазарь Яковлевич (крупный ленинградский экономист); Дравниекс Александр Оттович (солист Рижского оперного театра); Мухин Николай — офицер русской дореволюционной армии). После войны он от-

 

- 115 -

кликнулся на призыв Молотова ко всем русским, попавшим по различным причинам за ее пределы, вернуться на родину. Мухин покинул Париж, прибыл в страстно любимую им Росно, где и был с «любовью» встречен сотрудниками МВД, как французский шпион, препровожден на Лубянку и «заботливо» обеспечен бесплатным питанием и жильем на 10 лет; Аедоницкий Всеволод Кузьмич, брат известного советского композитора Павла Аедоницкого, — пианист, дирижер. Всех не перечислишь, но о некоторых в дальнейшем не могу не написать более подробно.

 

...Во время утреннего развода художники подновляли номера тем зекам, у которых они поистерлись, чтобы зек, допустивший нечеткость своего номера, не оказался бы в БУРе за халатное отношение к лагерным порядкам.

Таких художников в лагере было трое. Геннадий Михайлович Кузаков, студент Ростовского художественного училища. Во время войны, когда немцы захватили город Ростов, он оказался в оккупации и подрабатывал на хлеб, рисуя портреты немецких солдат. После освобождения Ростова, когда КГБ начал выявлять людей, сотрудничавших с немцами, его арестовали.

Владимир Николаевич Рудчук, священнослужитель (дьякон) из Львова. Высокий, красивый молодой человек, окончивший Львовскую духовную семинарию, очень увлекался живописью и особенно копированием картин известных художников: Репина, Перова, Шишкина, Васнецова и др. В своем мастерстве он так преуспел, что выполнял заказы лагерного и конвойного начальства. Заказы оформлялись через начальника лагеря. При посещении оккупированной Украины Белградским патриархом, Рубчук понравился патриарху и был переведен в Белград патриаршим протодьаконом. После освобождения от немцев Белграда, Рудчук был арестован, обвинен в сотрудничестве и восхвалении немецких войск, в воспевании но время церковной службы пожеланий победы немецким войскам и т. д.

Среди разных национальных группировок лагеря самой многочисленной и влиятельной была группировка западных украинцев. Рудчук числился западным украинцем, прекрасно владел украинским языком и всеми его диалектами. Западные украинцы уважали Рудчука и часто помогали ему, принося с деревообделочного комбината отличные подрамники и рамы для его

 

- 116 -

картин, столярный клей и готовую шпаклевку, из которых он, добавляя сырые яйца, делал особую грунтовку. Сырые яйца, по его просьбе, приносили заказчики.

У западных украинцев была организована своя разведка и контрразведка, которые и в лагере продолжали борьбу с бывшими крупными советскими работниками и стукачами, выявляя таковых и беспощадно убивая. Такие террористические акты обычно осуществлялись утром, в первые минуты после подъема Приговоренный к смерти, еще не окончательно очнувшись oт сна, в первую секунду не понимал, что жизнь его трагически прекращается. В считанные секунды два молодых хлопца-исполнителя, предварительно напичканные наркотиками, молниеносно наносили по беспомощно лежащему человеку 10— 12 глубоких ударов ножом и также быстро исчезали из барака, в котором еще никто не проснулся. Иногда оружием служили простые штукатурные или самодельные молотки, которыми еще быстрее, в 1—2 секунды, разбивали череп.

Так был невинно убит доктор Борис Корнфельд, о чем Александр Солженицын написал подробно в главе первом «Восхождение» части четвертой «Архипелага ГУЛАГ». Доктор Борис Корнфельд был хорошим врачом и очень добрым и отзывчивым человеком. За свою отзывчивость, неотказность к просьбам заключенных он и погиб. Однажды к нему обратился один из главарей западных украинцев с просьбой дать немного наркотика, чтобы якобы успокоить головную боль, мучившую его после ранения на фронте. Борис, ничего не подозревая о действительном предназначении наркотика, с опаской и уговором молчать об этом помог «больному», который отблагодарил доктора салом. Через неделю просьба повторилась и, как это ни было опасно и даже преступно, «больной» опять получил помощь и опять отблагодарил салом. Потом, без всякого сала, начались провокации и угрозы и, когда Борис отказался снабжать группу наркотиками, его просто убили, чтобы вдруг не выдал «больных».

Третьим художником в лагере был известный польский художник Вацлав Эдуардович Уейский. После освобождения Польши от гитлеровской армии Уейский был первоначально взят на учет новой польской властью, как чересчур демократичный и свободомыслящий представитель польской интеллигенции, частенько обсуждавшей в своем кругу факт расстрела польских офицеров в Катынском лесу. После окончательного установле-

 

- 117 -

ния советскими органами контроля над всеми властными структурами Польши Уейский был арестован и передан в советские органы МВД. Особое Совещание «изолировало» его, как немецкого пособника, и отправило на север в Коми АССР на строительство северных железных дорог, откуда его этапировали во вновь созданный особый, строгорежимный лагерь в город Экибастуз добывать уголь для треста «Иртышуглестрой» МУП СССР.

Талантливый художник создавал не только свои прекрасные живописные полотна, но и бесподобно копировал работы знаменитых художников. Особенно талантливые копии у него выходили с известных картин «Последний день Помпеи» и «Всадница» Карла Брюллова, «Иван Грозный и сын его Иван» Ильи Репина, «Неравный брак» В. Пукирева, не говоря уже о картинах Шишкина «Утро в сосновом лесу», «Рожь» и др. Однажды к нему в кабинку пришел капитан конвойного батальона, грузный красномордый верзила. Все зеки знали этого «живодера». Он часто измывался над нами при приеме на разводе в колонну для следования на объект. Придравшись к кому-нибудь без всяких причин, он терзал всю колонну, посадив людей на землю и читая глупую и нудную нотацию о поведении зеков при движении на работу и с работы.

— Ну что, художник, от слова «худо», рисуешь?

— Рисую, гражданин капитан, — ответил спокойно Уейский, не отходя от мольберта и держа в правой руке кисть, а в левой палитру с красками.

— А чего не здороваешься, художник? При встрече с начальством зек должен остановиться, снять головной убор и вежливо поздороваться.

— Гражданин капитан, мне останавливаться не надо, так как я уже стоял и работал. Видите, у меня обе руки заняты: в одной кисть, в другой палитра с красками. Головной убор снимать не надо, так как голова моя уже без него, а здороваться? — Уейский сделал паузу. — Во всех слоях человеческого сообщества первым здоровается вошедший, да я к тому же и не видел, как вы вошли.

— Ишь, какая у тебя польская гордость! Ну да ладно, я ведь пришел по делу. Хочу, чтобы ты выполнил мой заказ — сделал копию картины, которую ты рисовал моему приятелю.

— Вот это другое дело, гражданин капитан. Давайте вашу заявку.

 

- 118 -

— Какую заявку?

— Обычную, которую я зарегистрирую в своем рабочем журнале, поставлю вас на очередь и, когда она подойдет, буду работать для вас.

— О-о-о! Какая канитель! Это когда же что будет-то? Я думал, мы с тобой договоримся и дело с концом. Твоя работа — моя оплата, вот и все дела. По-дружески. Тебя как звать-то?

— Фамилию вы уже знаете, а зовут меня Вацлав Эдуардович.

— Вацлав Эдуардович!? Какое красивое имя и отчество. В Польше небось звали «пан Вацлав», да?

— Всяко было, и паном был, и господином, и товарищем Уейским был... временно.

— Ничего, пан Вацлав, будешь опять и паном, и товарищем. Многое еще впереди. Объясни, что мне надо оформлять- то и как?

— В заявлении на имя начальника лагеря указать название картины, размеры, что вы предоставляете сами: подрамник, раму, грунтовку, клей, яйца, материал, лучше всего полотняный льняной холст на 10—15 сантиметров больше подрамника. Кстати, какую вы картину хотите, чтобы я скопировал? Кто автор картины?

— Господи, Боже мой! Да, откуда же я знаю автора и название? Я тебе говорил уже, что видел ее у своего приятеля в прошлом году. Я объясню тебе своими словами, что на ней нарисовано, ты вспомнишь и поймешь меня. Словом, там нарисована красивая баба на красивой лошади. Лошадь такая лоснящаяся черная, вороная, на дыбах стоит, с глазами на выкате, пасть приоткрытая, ноздри тоже, и вот-вот готовая скакнуть, но баба эта уздечкой ее сдерживает. Я называю эту красавицу бабой по-нашему, по-простецки, хотя по ее лицу, шляпе, локонам золотистым из-под шляпы, видно, что она не простая баба. Платье такое длиннющее, широкое, даже ног не видать...

— Понятно, понятно... «пан капитан», не сердитесь за мою шутливость. Эта картина называется «Всадница», намалевал ее в Италии очень талантливый ваш русский художник Карл Брюллов. А «баба» эта действительно не простая, она известная, знатная итальянская красавица Джованина Пачинни. Я вам это рассказываю, чтобы вы потом, когда картина будет у вас, информировали своих друзей и знакомых правильно.

 

- 119 -

Через пару месяцев «баба на лошади» была нарисована и капитан, довольный до чрезвычайности, понес ее домой, любуясь и красивой «бабой», и особенно вороной лошадью, готовой вот-вот «скакнуть».

Через несколько лет после ареста Уейского в Варшаве была организована его посмертная выставка (друзья считали, что попавший в лапы НКВД Вацлав уже скончался). В 1956 году Уейского освободили. Он уехал из Казахстанских степей в Варшаву, где скончался в 1983 году.