НАЧАЛО НОВОЙ СЧАСТЛИВОЙ СЕМЕЙНОЙ ЖИЗНИ

 

Находясь в экспедиции, я прекращал брить бороду, поэтому по возвращении в столицу выглядел буквально стариком с широкой окладистой бородой.

Увидев меня в таком образе, Таня сначала удивилась, а потом возмутилась и потребовала немедленно все лесное ликвидировать. Перед ликвидацией я посетил своего давнего друга — фотографа-художника, который, увидев мою бороду, не поверил в ее реальность и хотел ее сорвать, приняв за наклеенную, но по моему болезненному вскрику понял, что это не искусственная, а самая настоящая натуральная красивая борода.

— Боже мой! Прости меня, это же настоящая борода! Такой натуры у меня давно не было. Да еще в таком возрасте, с такими живыми выразительными глазами. Садись!

Он несколько раз меня сфотографировал в разных ракурсах, с разными головными уборами и трубкой для курения «Мефистофель», а потом спросил:

— В следующем году едешь в Сибирь?

— Да. Обязательно!

— Как приедешь — сразу ко мне. А сейчас иди, рядом с нашей фотостудией есть отличная парикмахерская, и хорошенько побрейся. Запечатлею тебя снова молодым!

К Тане я явился помолодевшим, и ее отношение ко мне сразу улучшилось.

— Ну вот, теперь прежним стал. Даже помолодел. А то глаза горят, а борода старит. Не знаю, что и делать. Сядь со мной рядом. Да не так близко. На диване просторно. Не притуливайся. Не люблю тесноту.

 

Она ладошками потрогала мои щеки, погладила их нежно, ласково...

— Такие щеки можно и поцеловать. Только зачем запах «Тройного»? Неужели не было чего-нибудь поприличней?

Парикмахерша не спрашивала, сначала машинкой остригла бороду, а потом намылила 2—3 раза и побрила, затем подстригла голову и освежила меня «Тройным» одеколоном, не спрашивая. Я не успел даже слова вымолвить.

— Ладно, сойдешь и с «Тройным». Главное, что она продезинфицировала твою безбородую портретину. В такой бородище могли оказаться и сибирские клещи. Давай поцелую теперь твои гладенькие щеки...

— Только щеки?

— А ты что хотел?

— Все, о чем писал и мечтал...

— Потом, потом. Не торопись. Лучше поскорее разводись!

Разводись!.. Легко сказать, разводись! Еще и года не прошло, как мы с Валентиной сошлись, и вдруг разойтись. Какой суд быстро в такой ситуации что-то решит в мою пользу? Пойду-ка я к заведующей ЗАГСом посоветоваться. Она тогда ко мне хорошо отнеслась, даже сочувствовала мне.

Около ее кабинета, ожидая приема, сидела пара. Я присел рядом, посматривая боковым зрением на воркующих голубков, причем было заметно, что «голубка» должна в недалеком будущем стать мамой.

Дверь открылась. Вышли заведующая и пара пожилых людей, вероятно, желающих стать супругами.

— Собирайте поскорее документы и сразу приходите ко мне. Не затягивайте. В ваших же интересах поторопиться, — бросила она вслед уходящим.

Повернувшись к нам, она взглянула на голубков, брови ее насупились, а переведя взгляд на меня, брови ее поднялись вверх в недоумении, лоб сморщился, в глазах появилось непонятное недоумение, удивление и будто бы улыбка.

— Стефановский?

— Нет, Красильников. Вы же знаете.

Глаза ее заискрились, губы улыбнулись.

— Почему замешкались? В чем дело? — обратилась она к голубкам.

— Спорим долго!

— О чем? С кем?

 

— С родителями. Они не хотят так быстро стать дедушкой и бабушкой.

— Дураки! Вас же будет пятеро, а возможно, и шестеро. Сразу трехкомнатную квартиру отхватите. Пошли со мной в отдел регистрации. Без очереди.

Через минуту, подойдя ко мне, она с усмешкой сказала:

— Заходи, Стефановский-Красильников. Садись. Когда я сел, она иронично заметила:

— Я думала, ты и шести месяцев не проживешь, а ты чуть ли не год «наслаждался» семейной жизнью.

— Да нет, не год. Один месяц. И не наслаждался. Зачем смеетесь надо мной? Я ведь мучился, вы же знаете.

— Знаю, знаю. Очень хорошо себе это представляю. Ну, а после месяца?

— Сбежал.

— Куда?

— В Сибирь.

— Не понятно. Вернулся в Москву из Сибири и сбежал снова в Сибирь. Расскажи кратко. Ребенка-то не запроектировали? Она, твоя Красильникова, может родить и зарегистрировать: Красильников, например, Иван Павлович; отец — Красильников Павел Петрович. Докажи потом, что ты не верблюд! Кровью своей потом будешь доказывать. И нервами. А их, нервы, надо беречь.

Я рассказал ей почти все, что со мной произошло за это время, чтобы она представляла себе мою ситуацию.

— Ну, вот что. Надо все продумать и по возможности знать о ее действиях. Еще на лето поедешь? Если да, то тогда пройдет почти два года с момента вашей регистрации. Если никаких экстравагантных событий за это время не произойдет, подготовишь необходимые документы, а именно: отсутствие в Москве (копии командировочных удостоверений за 1956—1957 годы), свидетельские показания, что после «побега» не был у нее ни когда и совместно вы не проживали, что ты жил все это время, кроме командировок, у брата. Словом, после лета 1957 года приходи. Посмотрим, что можно будет для тебя тогда сделать! Настоящую подругу ищешь или уже нашел?

— Не искал, но нашел.

— Давно?

— За неделю до побега.

— Ну, ты даешь, парень!

— Ничего не поделаешь. Видать, судьба моя такая!

— Да, судьба-индейка! Как звать-то невесту?

 

— Татьяна.

— Русская?

— Русская!

— Возраст?

— На шесть годков моложе меня.

— Действительно настоящая, хорошая?

— Думаю, что настоящая, хорошая.

— Почему так думаешь?

— Чувствую.

— И красивая, и умная?

— Да, и красивая, и умная.

— Все врешь! Таких сейчас нет!

— Иногда попадаются. Редко, но попадаются. Мне очень повезло, вот попалась такая... Не упустить бы только!

— Парня спроектируешь — не упустишь.

— Парень у нее уже есть. Спроектируем дочку.

— Да ты что? С ребенком-то?! Не боишься? Ведь будешь отчимом. А это не просто. Надо будет усыновлять ребенка. Детей-то любишь?

— Детей люблю. Ребенка усыновлю. Буду не отчимом, а отцом. Мне ведь скоро 40. Пора обзаводиться настоящей семьей, а то судьба швыряла меня туда-сюда, туда-сюда, справа — налево, слева — направо. В трех словах это — война, плен, лагерь. Вот 14 февраля, когда вы меня Стефановского на Красильникова уговорили сменить, как раз начался XX съезд КПСС. Теперь-то жизнь должна наладиться!

— Наладится, обязательно наладится. Должна наладиться. Будешь опять Стефановским. Будешь хорошим отцом. И будешь хорошим дедом.

Когда я рассказал Татьяне о своем походе в ЗАГС, чтобы ускорить ее просьбу «поскорее развестись», она сначала рассердилась.

— Болтун ты! Разболтался в ЗАГСе, словно тебя за язык тянули. Душу свою раскрываешь чуть ли не перед первым встречным. Зачем?

— Танечка, она — не первая встречная. Она — вторая. Первой она была 14 февраля, а сейчас на носу 38-я годовщина Великой Октябрьской социалистической революции, и я чувствую, что она — хороший добрый человек. Я видел, как она всем, кто к ней обращается, добра желает. Мне она пожелала быть хорошим отцом и хорошим дедом. Ты разве не хочешь, чтобы я стал хорошим отцом и хорошим дедом?

 

— Пока я тебя знаю женатым «холостяком». Вот когда станешь свободным холостяком, тогда и подумаем, годишься ли ты в хорошие отцы и деды. Освобождайся и доказывай, на что ты способен, тем более что времени еще много. Надо не меньше года прожить, чтобы доказать, что ты за отец. Заведующая ЗАГСом — умная женщина.

Зима 1956—1957 годов прошла в напряженной работе над проектами химлесхозов.

В марте—апреле я был командирован в города Томск и Красноярск, чтобы найти и поднять архивные лесоустроительные материалы в областном и краевом управлениях лесного хозяйства тех районов, где надо будет работать летом 1957 года.

А работать надо будет в таких местах, куда, как говорят, «Макар телят не гонял» — Томская область и Красноярский край. После 1905 года и до 1917 года это были места, куда царское правительство ссылало своих врагов: Ленина, Сталина, Дзержинского, Свердлова, Куйбышева, Кирова, Орджоникидзе и др.

Когда в конце апреля я вернулся из командировки в Москву, мы с Таней окончательно решили создать семью, и на День Международной солидарности трудящихся 1 Мая я от брата с Бакунинской улицы переехал в Панфиловский переулок к Татьяне Павловне Черных.

«Переехал» — громко сказано. Я просто остался ночевать, а «имущество» свое, собранное в чемодан из фибра, доставил на новое местожительство на второй день великого пролетарского праздника.

Всю первую декаду мая шла усиленная подготовка к отъезду в новую лесохимическую экспедицию.

Кроме подготовки к экспедиции в эти майские весенние дни и ночи мы занимались и проектированием нашей будущей жизни. По утрам я несколько раз опаздывал в «Гипролесхим», так как домашний «Гипро» настолько утомлял к восходу солнца, что Таня с трудом меня будила и усаживала к столу, где царствовал аромат вкусного кофе, шипела на сковороде глазунья и на зубах хрустели гренки из батона белого хлеба за 13 копеек.

Сама Таня отсыпалась днем и поэтому была постоянно бодрее меня. С субботы под воскресенье в эту праздничную декаду (День печати, День радио, День победы) мы спали, мне кажется, все 24 часа, за исключением короткого отрезка времени, чтобы принять пищу, пополнить истощенный организм новыми калориями и... опять спать, спать, спать. Сладко-сладко...