- 626 -

3

Вольные заметки
к родословной Андрея Сахарова*

Эти заметки – не родословная Андрея Сахарова. В них не использовано многое из собранных материалов, касающееся непрямых его предков. Но я стремилась максимально подробно рассказать о тех, кого он знал, о ком упоминает в книге “Воспоминания”. О том, что, на мой взгляд, взволновало бы его. Мой выбор, моя воля, поэтому они “вольные”. Внутренне – я писала их для него. Внешне – получилось для тех, кому интересна автобиографическая книга Сахарова. Заметки существенно дополняют ее первую главу и исправляют имеющиеся в ней неточности.

 

Казалось бы, что проще – написать обычный комментарий. Но бесконечное число раз я бросала работу на первой же странице. Можно проверить даты, уточнить названия, исправить ошибки в именах и фамилиях. А что делать с мифами? С судьбами людей? С событиями, которые вроде были, но – все было не так?

Андрей Дмитриевич не просто многого важного не знал или не помнил. Он не успел узнать. У него что-то отложилось в памяти из рассказов, которые слышал в детстве, по-детски избирательное, не откорректированное возрастом. Подростком он начал уходить в свою страстную одержимость наукой. Первая военная осень и эвакуация с Университетом, жизнь и работа на военном заводе, секретный “объект” вырвали его психологически из семьи и круга родных. Общение с родителями (тем паче с другими родственниками) стало эпизодичным.

Уже работая над книгой, Андрей Дмитриевич как-то сказал, что за годы работы в секретном городе Арзамас-16 он только однажды провел с родителями целый день, приехав к ним на дачу;

 


* Выдержки из книги Е. Г. Боннэр, выпущенной в Москве в 1996 г. издательством “Права человека”.

 

- 627 -

один раз его отец несколько дней гостил на “объекте”. И самым долгим общением с ним были три больничных свидания; последнее – за пять дней до кончины Дмитрия Ивановича.

Составляя наброски к будущему алфавитному указателю книги “Воспоминания”, еще в Горьком, не зная, дошла ли рукопись до детей в США, я обнаружила, что нет даты смерти бабушки Андрея Дмитриевича с материнской стороны Зинаиды Евграфовны Софиано, и спросила у него. Он ответил: “Наверно, когда меня не было в Москве – в войну или в годы “объекта””. И книга, хотя он, после нашего возвращения в Москву, ее дополнял и редактировал, так и вышла без этой даты – не у кого было спросить! Но девичья фамилия его матери – Софиано – обсуждалась нами неоднократно, потому что она трижды встречается у Пушкина.

В октябре 1824 года из Михайловского Пушкин пишет Жуковскому: “...8-и летняя Родоес Софианос, дочь Грека, падшего в Скулянской битве Героя, воспитывается в Кишиневе у Катерины Христофоровны Крупенской, жены бывшего Виц-Губернатора Бессарабии. Нельзя ли сиротку приютить? Она племянница Рускаго полковника, следств. может отвечать за дворянку. Пошевели сердце Марии, поэт! и оправдаем провидение”. 29 ноября Пушкин вновь обращается к Жуковскому: “Что же, милый? будет ли что-нибудь для моей маленькой гречанки? она в жалком состоянии, а будущее для нее и того жалчее. Дочь героя, Жуковский! Они родня поэтам по поэзии”.

 

<...> Не был ли Алексей Семенович Софиано – дед Андрея Дмитриевича – потомком кого-то из упоминаемых Пушкиным Софианосов? Эту версию я выдвинула в Горьком, где нашим постоянным чтением был Пушкин и вся доступная литература о нем. Выдвинула без всяких оснований, кроме желания, чтобы где-то в прошлом возникло пересечение с Пушкиным. Андрей Дмитриевич отверг мои эмоции.

В “Воспоминаниях” он пишет, что его дед заслужил первый офицерский чин и дворянство во время русско-турецкой войны 1877–78 годов, оказав важную услугу Скобелеву. “Кажется, он вывел под уздцы из болота под Плевной под огнем противника лошадь, на которой сидел сам генерал Скобелев”. Мне казалось сомнительным, что только благодаря случаю и личной храбрости рядовой русской армии, не получивший военного образования, дослужился до чина генерала. История с лошадью могла помочь в карьере, но не настолько.

Легенда о лошади распалась, когда я увидела “Полный послужной список капитана Софиано. Составлен Октября 20-го дня 1892 года” и рапорт от 4 сентября 1917 года о его увольнении в отставку, в которых сказано, что Алексей Семенович Софиано происходил

 

- 628 -

из дворян Харьковской губернии. Позже были разысканы документы Департамента герольдии, Министерств земледелия и финансов, послужные списки других Софиано, в том числе уроженца греческого острова Зея (совр. назв. Кеа) Николая Петровича Софиано (прапрадеда Сахарова). Но ничто не подтверждало связь Родоес Софианос с предками Андрея Сахарова.

Мы уже имели всю восходящую линию от Андрея Сахарова до Николая Петровича. Имели документы полковника Петра Софиано, знали о его отце, жене и детях. А про Родоес наши розыски ничего не добавили к тому, что сказано у Пушкина. И в августе 1994-го я с внуком поехала в Грецию, имея в виду не так фестиваль Сахарова, который проходил в Афинах, и Акрополь, как остров Кеа.

Нам повезло – несколько хороших людей сошлись в желании помочь мне найти греческие корни Сахарова. С ними мы на яхте “Мадиз”, кое-как справившись с морской болезнью, оказались на острове. Там после молебна в небольшом светлом храме мне в общине города Иулида передали ответ на ранее посланное им письмо: “Мы испытываем радость, ибо частично корни А. Сахарова – из Кеа, с нашего острова, о котором много веков назад древний историк Плутарх писал, что он характеризуется маленькими размерами, незначительным населением, однако многими известными людьми, рожденными и воспитанными на нем”.

Из этого документа следовало, что во второй половине XVIII века в семье жителя острова дворянина Петра (Петроса) Софианоса было три сына – Анастасио, Николай, Иосиф и дочь Марулио. <...>а Родоес, соответственно, внучатая племянница Николая Петровича Софиано, прапрадеда Андрея Сахарова.

Таким образом, сошлись данные российских и греческих архивов и подтвердилось пересечение с Пушкиным. Андрей Дмитриевич – внучатый племянник пушкинской “маленькой гречанки”!

 

<...> Дед Андрея Сахарова, Алексей Семенович Софиано, был младшим в семье. Он родился 4 января 1854 года в Харькове. Обучался в 1-й С.-Петербургской Военной гимназии. В службу вступил юнкером во 2-е Военно-Константиновское училище, которое окончил по 1-му разряду в 1873 году прапорщиком. “Участвовал в походах и делах против турок”. Незадолго до русско-японской войны был послан инспектировать строительство Байкало-Амурской железной дороги (БАМ строился уже тогда!) и участвовал в русско-японской войне, командуя 1-м дивизионом сводной артиллерийской бригады.

Кавалер многих орденов, в том числе св. Анны 4-й степени с надписью “За храбрость”, св. Анны 3-й степени с мечами и бантом, св. Анны 2-й степени, св. Станислава 1-й степени, 2-й степени с мечами,

 

- 629 -

3-й степени с мечами и бантом, св. Владимира 3-й степени. Имел светлобронзовую медаль за войну 1877–78 годов и румынский железный крест в память перехода через Дунай.

В 1914 году произведен в генерал-лейтенанты и уволен по возрастному цензу с мундиром и пенсией. В июле 1915 года из отставки определен на службу командующим 90-й артиллерийской бригадой. Участвует в боях до декабря 1916 года, когда был переведен в резерв и назначен председателем комиссии по проверке военнообязанных. “Высочайшим приказом, состоявшимся 19 августа 1916 года, за отличия в делах против неприятеля награжден орденом св. Анны 1-й степени с мечами”. 14 ноября 1917 года генерал-лейтенант А. С. Софиано вторично “уволен по возрастному цензу от службы с мундиром и пенсией”.

Пенсию ни разу не получил – революция! Но это все было потом.

А в 1879 году он, после кампании 1877–78 годов, “июля 3-го дня прибыл на место постоянного своего квартирования в гор. Белгород Курской губернии. Ранен не был. Особых поручений, сверх прямых обязанностей, по Высочайшему повелению или от своего Начальства не получал”. (Видимо, история с лошадью, которую Андрей Сахаров приводит в “Воспоминаниях”, произошла не с его дедом, а с кем-то другим.)

Через полтора месяца после возвращения в Белгород “24 августа 1879 года штабс-капитан 31 артиллерийской бригады Алексей Семенович Софиано повенчан первым браком в Смоленском Соборе г. Белгорода с девицей Екатериной, дочерью дворянина, Коллежского Секретаря Петра Борисовича Чурилова”. В 1884 году Екатерина Петровна умирает от туберкулеза.

11 ноября 1890 года А. С. Софиано женится вторично, на Зинаиде Евграфовне Мухановой, которая была моложе его на 16 лет. Ее отец Евграф Николаевич Муханов (прадед Андрея Дмитриевича), отставной штабс-капитан, белгородский мировой судья и уездный предводитель дворянства, происходил из старинного, широко разветвленного рода Мухановых (Тверская линия).

 

<...> Детство и юность Зинаиды Евграфовны прошли в усадьбе Кошары и в имении родителей Веселая Лопань в 18-ти верстах от Белгорода, известном за пределами уезда и губернии отличным ведением хозяйства. Андрей Дмитриевич слышал эти названия от своей мамы и считал, что в детстве она жила там на даче. О том, что это было семейное имение, в советские времена детям не говорили. После смерти Евграфа Николаевича имение было унаследовано его вдовой и четырьмя детьми, в том числе Зинаидой Евграфовной. В 1899 году они разделились. Имение наследовали ее

 

- 630 -

братья, а она и сестра Ольга получили компенсацию. А за их матерью остались Кошары, где она жила до своей кончины.

 

<...> От первого брака у Алексея Семеновича Софиано было двое детей – Анна и Владимир. Анна родилась 9 декабря 1881 года, крещена в белгородском Смоленском соборе. Восприемниками были “капитан 31-й артиллерийской бригады Николай Семенов сын Софиано и дворянка девица Надежда Петровна Чурилова” – дядя и тетя новорожденной. После смерти матери Анна воспитывалась дома в Белгороде, с января 1893 года – в Сиротском Николаевском ин-те в Москве. А с 1896 года и вся семья Алексея Семеновича жила в Москве, и он (как, видимо, все офицеры) ежегодно получал вид на жительство. “Свидетельство. Дано сие от командира 1-го дивизиона 1-й Гренадерской Генерал Фельдмаршала Графа Брюса Артиллерийской бригады, командиру 2-й батареи сей же бригады Подполковнику Алексею Семеновичу Софиано 48-ми лет, при нем: жена его Зинаида Евграфовна 32-х лет, дочь Анна 21 года, сын Константин 11-ти лет, дочь Екатерина 9-ти лет и два человека казенной прислуги, на право проживания в городе Москве на частных квартирах, от нижеписаннаго числа впредь по восемнадцатое января тысяча девятьсот четвертаго года. Что подписью с приложением казенной печати удостоверяется января 18 дня 1903-го года”.

В январе 1903 года Анна вышла замуж. “Дочь подполковника Софиано, Анна Алексеевна, 24-го января сего 1903-го в Николаевской Институтской лицеи Цесаревича Николая в Москве Церкви повенчана с учителем музыки при московском сиротском институте Императора Николая I, коллежским секретарем Александром Борисовичем Гольденвейзером, что и свидетельствуется подписями и приложением церковной печати”. Учителю музыки, коллежскому секретарю было тогда 28 лет. Он уже был известным музыкантом, был лично близок к Льву Николаевичу Толстому и через восемнадцать лет станет крестным отцом Андрея Сахарова. Сахаров, плохо разбираясь в родственных связях, пишет, что Гольденвейзеры стали родственниками Сахаровых, но они стали свойственниками Софиано.

Спустя годы после женитьбы Александр Борисович Гольденвейзер писал: “Я в первый раз увидел Аню весной 1898 г. в Николаевском институте на экзамене. Она училась фортепианной игре у Эмилия Эрнстовича Дитриха. Был экзамен его класса. У него оказалось несколько способных учениц. Вдруг вышла юная 17-летняя полудевочка. Среднего роста, чудесные волосы в две косы, высокий умный лоб и удивительные несравненные глаза – темно-голубые, скорее синие, с густыми бархатными ресницами и, при довольно светлых волосах, темными, почти черными бровями.

 

- 631 -

Выражение лица своевольно-независимое и чуть-чуть капризное. Я сразу невольно и неудержимо почувствовал глубокий интерес к этому, явно непохожему на других, существу. Это была, как звали ее в институте, Анюта Софиано. Она заиграла и сразу почувствовалось дарование и ярко выраженная индивидуальность. Когда обсуждали результаты экзамена, кому-то поставили пять с плюсом. Тогда я сказал, что в таком случае я ставлю Софиано шесть. Покойный Василий Павлович Прокунин сказал: “Да это, кажется, начинается роман”. Он подумать не мог, какая правда заключалась в его шутке...”.

В 1929 году впервые на русском языке были опубликованы письма Шопена. Этот, давно ставший библиографической редкостью, эпистолярный сборник открывается некрологом памяти переводчицы: “4 ноября скончалась переводчица настоящей книги, Анна Алексеевна Гольденвейзер (урожд. Софиано). А. А. родилась 9 декабря 1881 г. По окончании среднего учебного заведения А. А. поступила в Московскую консерваторию, которую окончила по классу В. И. Сафонова в 1905 году с большой серебряной медалью. Отказавшись благодаря преувеличенно-строгому отношению к себе от концертных выступлений, А. А. работала как педагог в Московской народной консерватории, а после ее ликвидации в техникуме им. Линевой, позже, до самой смерти, – в техникуме им. бр. Рубинштейн в Москве. Среди ее многочисленных учеников – немало выдающихся, напр. В. В. Нечаев, братья Григорий и Яков Гинзбурги и др. <...> А. А. работала над переводом писем Шопена с большой любовью и, сознавая приближение неизбежного конца, с грустью говорила, что не доживет до их выхода в свет. Она не ошиблась...”.

Владимир Алексеевич Софиано родился в Белгороде 15 апреля 1883 года. Воспитывался во 2-м Московском Императора Николая Первого Кадетском корпусе и Михайловском артиллерийском училище (инженерном). Участвовал в русско-японской войне и первой мировой войне, награжден орденами св. Станислава 3-й степени, св. Анны 4-й степени с надписью “За храбрость”, св. Станислава 2-й степени с мечами, св. Анны 2-й степени с мечами, св. Владимира 4-й степени и св. Владимира 4-й степени с мечами и бантом, а также медалями за русско-японскую войну и за отличное выполнение всеобщей мобилизации 1914 года. В 1917 году оставил армию и из Румынии вернулся в Россию, в Петроград. Туда из Двинска, где он служил до войны, переехала его семья: вторая жена Антонина Михайловна (урожд. Фальковская), дочь статского советника, с которой он обвенчался в 1912 году, и двое их детей. В мае 1918-го он приехал в Москву, а в июле в Москву приехала его семья. В августе Владимир Алексеевич был арестован как царский офицер, но вскоре освобожден. В 1919 году не мог найти работы,

 

- 632 -

долго болел – у него начался туберкулезный процесс. В 1920-м голодном году умерли дети – Зина (р. 1914) и Алеша (р.1916). Владимир Алексеевич стал “совслужащим”. Последнее место работы – Совет Народного Хозяйства (ВСНХ), должность – бухгалтер. Скончался, как и его мать, от туберкулеза в Москве в 1924 году.

 

Первая вставная новелла

Женя Софиано

 

У Владимира Алексеевича Софиано был сын от первого брака: “Евгений, рождение августа 25-го дня 1909, крещение ноября 1-го. Звание, имя, отчество и фамилия родителей и какого вероисповедания: поручик 1-го Владивостокского крепостного Артиллерийского полка Владимир сын Алексеев Софиано и законная жена его Евгения Николаевна, оба православного вероисповедания. Звание, имя, отчество и фамилия восприемников: штабс-капитан того же полка Орест Васильев сын Дорошкевич и жена командира 11 артиллерийской бригады Генерал-Майора Софиано Зинаида Евграфовна Софиано”. Мальчику было полтора года, когда умерла его мать. Сахаров считал, что Женя внучатый племянник Зинаиды Евграфовны, но он ее внук и крестный сын. И он пишет, что Женя был арестован и в лагере утонул на лесосплаве. Чтобы проверить это, я обратилась в архив МГБ России (Кузнецкий мост, д. 22).

Следственное дело № 17001 в трех томах. Женина судьба уместилась на нескольких листах из тома 2. “Арестован в 2 часа ночи 10.12.1933 г. по адресу Денежный пер., д. 12, кв. 13. При обыске изъяты переписка и альбом со старыми фотографиями. Место службы: Льноконоплеводтракторцентр НКЗ СССР, Орликов пер., д. 2. Должность: ст. инспектор пожарной охраны. Состав семьи: Жена Ольга Степановна Ильенко (брак не регистрирован) – приемщик телеграмм Фрунз. отд. связи, мачеха Антонина Михайловна Софиано – иждивенка, бабка (так в протоколе. – Е. Б.) Зинаида Евграфовна Софиано – иждивенка. Проживают совместно. Другие родственники: тетка Татьяна Алексеевна Софиано – секретарь американской торговой палаты, тетка Екатерина Алексеевна замужем за Сахаровым Дм. Ив. – преподавателем, дядя Константин Алексеевич работает в Теплоэлектрпроекте. Отец был капитаном царск. армии. Софиано Е. В. был учеником слесаря, потом чернорабочим, с 1930 года пожарник”.

Протоколов допросов в деле нет, только постановление об избрании меры пресечения от 27 декабря 1933 года: “... сын капитана царской армии достаточно изобличается в том, что, являясь государственным служащим и занимая должность старшего инспектора

 

- 633 -

по пожарн. охране ЛКТЦ, состоял членом нелегальной к. р. орг. (контрреволюционная организация. – Е. Б.), поставившей себе целью ведение разрушительной работы в льноводстве СССР, срыв экспорта льна, подрыв обороноспособности страны. Софиано давал указания по переферийным (так в постановлении! – Е. Б.) к. р. ячейкам о совершении диверсионных актов, поджогов и аварий, проводил работу по собиранию и передаче иностр. агентуре секретных военных и экономических сведений, принимал участие в организации повстанческих диверсионных групп. Для развития к. р. работы и личных нужд систематически получал от к. р. организации значительные денежные суммы, а потому на основании 128-й ст. УПК постановлено привлечь в качестве обвиняемого по ст. 58 п. п. 2, 6, 7, 9 и 11 УК. Мера пресечения: содержание под стражей”. Единственный протокол очной ставки с В. повторяет текст постановления, не изменен даже порядок слов. Заканчивается он вопросом: подтверждаете ли показания В.? Ответ: “Нет. В контрреволюционной организации не участвовал. Показания В. отрицаю полностью”. Следующий лист дела – постановление (не приговор!) суда от 3 марта 1934 года, из которого следует, что по делу проходило 17 человек, девять приговорены к ВМН (высшая мера наказания. – Е.Б.), остальные, в том числе Софиано, – к 10 годам.

Евгений Софиано отбывал срок в Карлаге (отделение Дель-Дель) до февраля 1936 года, когда был переведен в Норильск. Там 27 сентября 1937 года тройкой УНКВД по Красноярскому краю приговорен к ВМН за антисоветскую агитацию и разложение дисциплины в лагере. Приговор приведен в исполнение в тот же день.

Далее идут документы 1956–1957 годов со штампом “Военная Коллегия Верховного суда СССР” и с пометками от руки “в порядке надзора”. Из них видно, что в связи с делом Льноконоплеводтракторцентра следователем З., который его вел, были возбуждены еще три дела на 28 человек, 14 из которых расстреляны, но все дела должны быть прекращены “за отсутствием состава преступления”. И еще одна краткая запись: “Следователь – З. не может быть привлечен к ответственности за нарушение Соц. Законности – расстрелян в 1940 году как шпион”. Писем и альбома со старинными фотографиями в деле нет – к ним не относится “хранить вечно”.

Сын Жени, Юрочка, родился после ареста отца (не у кого спросить, узнал ли отец о рождении сына) и умер от менингита в конце 30-х годов. В деле есть пометка: “За справкой о реабилитации никто не обращался”. И чудом сохранился листок – документ не следствия – времени: “Гимназия П. Н. Поповой для детей обоего пола. Сведения об успехах и поведении ученика 2-ой группы

 

- 634 -

1-ой ступени Софиано Жени за вторую треть 1919 года. Успевает по всем предметам. Замечания: Очень не хватает Жене живости. Классная наставница Л. Альферьева. Подпись родителей: В. Софиано”.

Только и осталось – опрятным учительским почерком: “Очень не хватает Жене живости”.

* * *

От брака А. С. Софиано и Зинаиды Евграфовны было трое детей: Константин, Екатерина и Татьяна. Константин родился в Белгороде 31 октября 1891 года, крещен в деревне Кошары. Окончил I Московское реальное училище. В возрасте 22-х лет женился на сестре А. Б. Гольденвейзера, Татьяне Борисовне, которая была значительно старше. Этот брак, видимо, на какой-то срок отдалил его от родителей, брата и сестер, но оказался недолговечным. От первого брака детей у него не было.

Вторым браком был женат на Марии Владимировне (урожд. Понофидина). В Москве живет их дочь Наталья (в замужестве Тараховская) и внук Константин.

В 1916 году Константин Алексеевич был призван на военную службу – “прапорщик 21 отд. полевого тяжелого артдивизиона”. В 1918 году арестован как царский офицер, но вскоре освобожден и два года служил в Красной армии. В 1924 году окончил Высшее Московское техническое училище. Служил инженером-электриком на Комбинате № 150 в Кашире, жил в поселке ИТР и там был арестован.

Опять Кузнецкий мост, д. 22. Арестован 9 сентября 1937 года. В постановлении на арест сказано: “...достаточно изобличается по ст. 58-7 в том, что проводил контрреволюционную вредительскую работу в электрохозяйстве комбината. Мерой пресечения избрано содержание под стражей”. На допросах виновным себя не признал. Скончался 29 марта 1938 года в Каширской тюрьме № 5. Заключение судебно-медицинского вскрытия: “Смерть з/к Софиано К. А. наступила от паралича сердца на почве склероза и жирового перерождения сердечной мышцы”.

 

После расстрела в 1937 году Евгения Владимировича (Жени) и гибели в тюрьме в 1938 году Константина Алексеевича мужская линия фамилии Софиано – потомков греческого дворянина, уроженца о. Зея, Петроса Софианоса – в России, по-видимому, прекратилась.

Екатерина Алексеевна (будущая мать Андрея Сахарова) родилась 23 ноября 1893 года. Крещена 30 ноября в Крестовоздвиженской церкви села Кошары Белгородского уезда. “Восприемниками были: местный землевладелец Николай Евграфов Муханов и

 

- 635 -

жена капитана Анна Петрова Муханова” – дядя и бабушка новорожденной. Екатерина Алексеевна училась в Москве в Дворянском институте. Несколько месяцев после революции преподавала гимнастику и в 1918 году вышла замуж за Дмитрия Ивановича Сахарова. До замужества жила в семье родителей в Белгороде и в Москве, кроме двух или трех зимних голодных и холодных месяцев 1918 года, когда она перешла жить в семью Гольденвейзеров.

Татьяна Алексеевна родилась в Москве в 1903 году. В послереволюционные годы работала в пожарном управлении Москвы, где начальником был ее дядя Понофидин. В 1924 году окончила Пединститут по специальности “иностранный язык”. В 1925 году вышла замуж за Владимира Сергеевича Фицнера, с которым разошлась в конце 20-х годов. С 1925 года служила во Всесоюзной торговой палате. В 1929 г. постановлением Президиума палаты переведена на работу в Русско-американскую палату, где была секретарем и переводчиком у ее американского представителя и корреспондента газеты “Манчестер Гардиан” Вильямса Спенсера. В ноябре 1937 года была арестована и приговорена к 8 годам заключения. Наказание отбывала в Карлаге. В сентябре 1940 года была из лагеря переведена в Москву, во Внутреннюю тюрьму НКВД (в просторечии “Лубянка”) и в апреле 1941 г. досрочно освобождена. В годы войны работала как переводчик у иностранных корреспондентов, аккредитованных в Москве. После войны работала переводчиком в одном из академических институтов, была составителем русско-английского геологического словаря.

Второй муж Татьяны Алексеевны инженер Гаек (Геннадий) Богданович Саркисов (1906–1976?) был арестован в октябре 1936 года и приговорен вместе с несколькими друзьями Мосгорсудом к 5 годам заключения по ст. 58-10. При чтении их дела я впервые увидела, что даже в те страшные годы были адвокаты (Росельс, Кульберг, Либсон и Шварц), которые пытались исполнить профессиональный долг. Они добились пересмотра дела и переквалификации “преступления” на ст. 58-12, после чего срок наказания был снижен до 2-х лет. Наказание Саркисов отбывал в Сегеже и по окончании срока остался там вольнонаемным инженером на Бумажном комбинате. Он много помогал Зинаиде Евграфовне, на попечении которой после ареста Татьяны Алексеевны осталась их двухлетняя дочь Марина. Зинаида Евграфовна с девочкой ездила к нему в Сегеж. А он уже в войну ездил в Глазов, куда они были эвакуированы, чтобы помочь обустроиться, хотя сразу после освобождения Татьяны Алексеевны она и Гаек Богданович разошлись. В 1956 году он был реабилитирован и вернулся в Москву.

Татьяна Алексеевна вместе с Андреем Дмитриевичем и его братом Георгием Дмитриевичем была в больнице у постели умирающей Екатерины Алексеевны. Уже после смерти Андрея Дмитриевича

 

- 636 -

его брат Георгий Дмитриевич рассказал мне, что Екатерина Алексеевна долго болела. Она очень страдала от того, что из-за болезни только один раз после смерти Дмитрия Ивановича была у него на кладбище. Лечилась она дома, но ей было все хуже и хуже. 9 апреля 1963 года ее госпитализировали. Когда он, Андрей Дмитриевич и Татьяна Алексеевна пришли к ней в больницу утром 15 апреля, она узнала их, сказала: “Устала лежать”. Вскоре потеряла сознание и тихо скончалась.

Со дня похорон Екатерины Алексеевны Андрей Дмитриевич не встречался с Татьяной Алексеевной. У него создалось впечатление, что она опасается встреч с ним. И сам он, зная свое поднадзорное положение “отца водородной бомбы”, ограничивал свои контакты с родственниками.

 

<...> Алексей Семенович Софиано (1854–1929) и Зинаида Евграфовна (1870–1943) похоронены на Ваганьковском кладбище вблизи могил Александра Борисовича (1875–1961) и Анны Алексеевны (1881–1929) Гольденвейзеров. Там же похоронены Екатерина Алексеевна Сахарова (1893–1963) – мать Андрея Дмитриевича, Владимир Алексеевич Софиано (1883–1924), его дети Зинаида (1914–1920) и Алексей (1916–1920), Татьяна Алексеевна Софиано (1903–1986) и Николай Семенович Софиано (1844–1902).

 

Предки Андрея Сахарова со стороны его отца Дмитрия Ивановича Сахарова известны с XVIII века.

Прапрапрадед Андрея Сахарова о. Иосиф Васильевич, не имевший фамилии, был священником села Ивановское Ардатовского уезда Нижегородской губернии.

Прапрадед Андрея Сахарова протоиерей Иоанн Иосифович (Осипович) был единственным его сыном. Родился он в 1789 году в этом селе Ивановском. Фамилию Сахаров получил при поступлении в Нижегородскую духовную семинарию – “по усмотрению ее Начальства”. Существует легенда, что мальчик пришел в Нижний Новгород пешком и принимавший его преподаватель семинарии сказал: “Какой же ты чистенький и беленький, как сахарок, вот и быть тебе Сахаровым”.

После окончания Нижегородской семинарии И. И. Сахаров в 1809 году был послан в Свято-Троицкую Сергиеву Лаврскую семинарию “для более высшего образования”. В 1812 году отозван в Нижний Новгород и преподавал в духовной семинарии. 12 сентября 1815 года рукоположен в священники к арзамасской Крестовоздвиженской церкви. 6 ноября 1829 года возведен в сан протоиерея. В 1851 году перемещен к Благовещенской церкви, а в 1854 году – в Воскресенский собор, настоятелем которого был 11 лет. С 1845 по 1864 год был благочинным церквей Арзамаса.

 

- 637 -

“Как Благочинный был строг и требователен, вследствии чего более слабые духовные лица не особенно любили его, но за то уважали его пасомые и ценило начальство”.

За что ценит начальство, думала я, читая собственноручные письма о. Иоанна “Преосвященнейшему Нектарию, Епископу Нижегородскому и Арзамасскому и Кавалеру”. Цитирую одно из них: “11 числа сего апреля узнал я частным образом о весьма вредном по соблазну происшествии, случившемся села Выездной Слободы в Смоленской Церкви. Рассказывали, что означенной церкви диякон Андрей Фонтанов, нетрезвый и необлаченный в стихарь, во вторник Светлыя седмицы (10 апреля) во время вечерни в придельном алтаре, смежном с настоящим, где происходило Богослужение, произвел драку с односельным крестьянином Михаилом Ивановым Куркиным. Неизвестно по какому поводу диякон Фонтанов ударил крестьянина Куркина рукою в грудь так сильно, что Куркин коснулся спиной святаго Престола; затем Фонтанов и Куркин вцепились друг другу в волосы и дрались с таким остервенением, что некоторые прихожане взошедшие в алтарь едва могли разнять их. <...> Не могли не видеть ее (драку. – Е. Б.) <...>служивший вечерню священник Филарет Наворский и<...> причетники. <...> О чем Вашему Преосвященству на Архипастырское благоразсмотрение покорнейше и рапортую. Вашего Преосвященства нижайший послушник, Благочинный Воскресенского Собора Протоиерей Иоанн Сахаров”.

Еще один документ отражает другое направление священнической деятельности о. Иоанна: “Докладывано 1848 года Сентября 15 дня и определено согласно резолюции Его Преосвященства, Благочинному, Протоиерею Иоанну Сахарову дозволить внесть в послужной список количество обращенных им в Православие, именно: двоих евреев, столько же католиков и одного лютеранина, о чем для объявления и должнаго исполнения к означенному Протоиерею послать указ”. Обращенные о. Иоанном были: саксонский еврей Абрам Соломон Леви – в св. крещении Николай Петров; лютеранин, московский кондитер Мартин – по миропомазанию Михаил Дмитриев; католик, дворянин, содержатель вольной арзамасской аптеки, провизор Иосиф Богданов Руммель; католик, уроженец города Люблина, приписанный в число государственных крестьян Арзамасской округи Ипполит Павлов Байков и мещанин местечка Шклов, еврей Есель Азриелев Розин – в св. крещении Николай Николаев. Кроме того, о. Иоанн “обучал православной вере” двух евреев – музыкантов расквартированного в Арзамасе полка (крестил их полковой священник), которые получили в св. крещении имена Василия Скорнякова и Николая Яковлева.

О. Иоанн был женат на дочери священника села Зяблицкий Погост Муромского уезда Владимирской губернии о. Василия Петрова

 

- 638 -

Доброхотова Александре Васильевне (р. 1798?) и имел четверых детей, о которых в ведомостях об арзамасской Крестовоздвиженской церкви 1841 года написано: “Леонид, 16 лет, обучается в Нижегородской Семинарии в среднем отделении; Иосиф, 10 лет, обучается в Нижегородском Печерском уездном училище в низшем отделении; Параскева, 9 лет, обучена грамоте, чистописанию, Российской грамматике и 1-й части арифметики; Николай, 4 года, обучается грамоте”.

О. Иоанн “имел многие награды”, в том числе орден св. Анны 2-й степени. Жил в собственном доме. В 1865 году уволился на покой, но продолжал заниматься историей церквей Арзамаса, составил их описание, которое было опубликовано в “Нижегородских ведомостях” в 1888 году. Его рукопись “Порфира и венец Приснодевы” была передана на хранение Нижегородской духовной семинарии, но, к сожалению, не сохранилась. Скончался 17 февраля 1867 года. Погребен на Всехсвятском кладбище “в кругу своих родных”.

 

<...>Николай Иванович Сахаров, прадед Андрея Сахарова, родился в Арзамасе 2 марта 1837 года. В 1856 году он окончил Нижегородскую семинарию по 1-му разряду. В том же году получил свой первый приход согласно существовавшему тогда обычаю: если от священника остается дочь или внучка – сирота, приход получает молодой священник, который женится на ней. Николай Иванович в 1856 году женился на Александре Алексеевне Терновской (1839–1916). У девушки, согласно семейной легенде, спросили, люб ли ей Сахаров, и она кивком ответила, что люб. Ее отец преподавал классические языки в Арзамасском духовном училище. Она рано потеряла мать и воспитывалась у деда о. Петра Алексеевича Терновского (1782–1856), который трагически погиб, утонув в реке в бурю, когда шел к умирающему для свершения требы.

Протоиерей Петр Алексеевич Терновский (прапрапрадед А. Д. Сахарова) похоронен в ограде у стены церкви Смоленской Божьей Матери в с. Выездное (позднее название села Выездная слобода), которая при нем и под его наблюдением была воздвигнута. В 1990 году могила была в сохранности, и на памятнике были слова: “Здесь покоится иерей Петр Алексеевич Терновский. Родился в 1782 году. Скончался в 1856 г. сентября 24 дня. Житие его было 74 года. Священником был 49 лет”.

 

Мы с Андреем Дмитриевичем были в Выездном в апреле 1987 года, после ссылки, когда возвратились в Горький за вещами. Был воскресный (м.б., пасхальный) день. Мы заглянули внутрь собора, но войти не смогли – было много людей. Побродили в ограде,

 

- 639 -

читали фамилии на памятниках, искали Сахаровых. Фамилии “Терновский” Андрей Дмитриевич не знал. <...>

 

О. Николай Сахаров в “Формулярном списке о службе”, заполненном им самим 16 августа 1880 года и заверенном членами Арзамасского учебного попечительского совета и печатью, пишет о себе: “Чин: Священник, законоучитель. Из какого звания происходит: сын протоиерея. Возраст: сорока трех лет от роду. Вероисповедания православнаго. Знаки отличия: имеет набедренник, скуфью и камилавку. Получаемое содержание: жалования в обоих училищах 144 р. (Жалованья священники на приходе не получали, их благосостояние зависело от благосостояния прихожан. – Е.Б.) Имение: родовое – нет, благоприобретенное – дом в г. Арзамасе”. Дом был на Ореховой улице – есть ли сейчас в Арзамасе улица Ореховая, не знаю. Но первый дом Сахаровы приобрели в Выездном в 1860 году, и в нем о. Николай открыл свою школу для обучения грамоте крестьянских детей – преподавали он и его жена. “Воспитание: окончил курс Нижегородской Духовной Семинарии со званием Студента в 1856 году. Посвящен в сан священника в селе Выездная слобода 1856 г., декабря 23 дня. Определен законоучителем и учителем в Выездно-слободское женское училище 1862 года сентября 13 дня. Определен законоучителем в Выездно-слободское мужское приходское училище, оставляем при должности законоучителя в женском училище 1866 г. февраля 13-го дня. Награжден набедренником 1869 г. июля 3-го дня. Перемещен на священническое место к Воскресенскому Собору города Арзамаса 1872 г. марта 6-го дня. Определен на законоучительскую должность при арзамасском Владимирском и Христо-Рождественском мужских приходских училищах 1872 года марта 11 дня. Награжден скуфьею 1872 года апреля 16 дня. Награжден камилавкой 1877 года марта 26 дня. 4 апреля 1894 года Преосвященным Владимиром перемещен старшим священником к церкви Святого Великомученика Георгия Победоносца”.

В памятной книжке Нижегородской губернии за 1888 год сказано: “Церковь св. Георгия. Находится на Верхней Волжской набережной, близ Егорьевской башни Кремля, по архитектуре принадлежит к лучшим образцам стиля конца XVIII века, известнаго под именем Нарышкинскаго. Церковь эта построена в 1702 г. на месте находившихся здесь прежде двух церквей св. Георгия и св. Стефана”.

В 1900 году о. Николай избран благочинным нижегородских верхнепосадских церквей. Был почетным гражданином. Сохранилось свидетельство, выданное его сыну Ивану (деду Андрея Дмитриевича) Нижегородской духовной консисторией 12 января 1898 года: “Предъявитель сего сын священника Нижегородской

 

- 640 -

Епархии города Нижний Новгород Георгиевской Церкви Николая Сахарова Иван Сахаров, родившийся 9 октября 1860 года, на основании 502 ст. закона о состоянии<...> т. IХ изд. 1876 года принадлежит по рождению к званию потомственного почетного гражданства и может пользоваться всеми правами сему званию присвоенными”.

О. Николай Сахаров удалился на покой в 1906 году, но в 1912 году сам в Спасской церкви Нижнего Новгорода венчал своего внука Бориса Александровича.

Николай Иванович и Александра Алексеевна прожили долгую жизнь (“Они жили долго и умерли в один день”). Он скончался 1 февраля 1916 года, она – в конце того же или в начале следующего года.

У них было 11 (по другим источникам – 13) детей, двое из которых умерли в детстве. В Формулярном списке Николай Иванович пишет: “Сыновья: Александр, родившийся 1857 года сентября 27го, Иван, родившийся 1860 года октября 9го, Василий, родившийся 1863 года января 29го, Борис, родившийся 1869 года июля 29го, Сергей, родившийся 1878 года августа 27го, и Григорий, родившийся 1880 года января 9го. Дочери: Надежда, родившаяся 1865 года июня 29го, Лидия, родившаяся 1867 года марта 25го, близнецы Мария и Александра, родившиеся 1874 года января 2го”.

Все дети о. Николая и Александры Алексеевны получили хорошее образование. В том же Формулярном списке в августе 1880 года он пишет: “Из сыновей Александр обучается в Московском Университете, Иван обучается в Московском Университете, Василий обучается в (слово неразб. – Е.Б.) Железнодорожном Московском училище, Борис обучается в Арзамасском городском училище. Из дочерей Надежда обучается в Нижегородском Епархиальном училище, Лидия обучается в Нижегородской женской прогимназии. Прочие дети находятся при отце”.

 

<...> Иван Николаевич Сахаров (дед Андрея Сахарова) был, по-видимому, третьим ребенком в семье. (В частично сохранившихся метрических книгах церкви Смоленской Божьей Матери есть запись о смерти дочери Сахаровых Елены 10 февраля 1860 года.) Он родился 9 октября 1860 года, крещен 11 февраля 1861 года.. Восприемниками были “Арзамасскаго Воскресенскаго собора протоиерей и кавалер Иоанн Иосифович Сахаров и губернскаго секретаря Алексея Петрова Терновского жена Александра Ивановна”.

Возможно, готовясь стать крестным отцом внука, который будет его тезкой, о. Иоанн сделал дарственную надпись на своей библии: “Заживо передаю эту книгу в пользование и в наследие

 

- 641 -

внучатам моим Николаевичам Сахаровым Выезднослободским. 13 января 1861 года. Протоиерей И. Сахаров”.

Внучат “Николаевичей” в это время было два – Александр и Иван. Выше дарственной, возможно также рукой о. Иоанна, на латыни написано: “Эта драгоценнейшая книга облечена в наряд с такой роскошью (кожаный переплет) тысяча восемьсот двадцать девятого года апреля 23 дня”.

В 1879 году Иван Николаевич окончил Нижегородскую гимназию и поступил на юридический факультет Московского университета. Уплатив положенные за обучение 25 рублей, получил документ на право проживания в Москве с августа по декабрь 1879 года, но занятия не посещал. В декабре вновь получил аналогичную бумагу (по-нашему – разрешение на прописку): “Билет Императорскаго Московскаго Университета своекоштному студенту юридическаго факультета 1-го курса Ивану Сахарову для свободнаго прожития в Москве, от нижеписаннаго числа впредь по десятое июня 1880 года. Посему на основании ст. 327 ХIV Т. Уст. о паспортах, обязан он предъявить этот билет местному полицейскому начальству. Дан декабря... дня тысяча восемьсот семьдесят девятого года”.

Лето 1880 года Иван Николаевич проводил в Арзамасе и перед началом учебного года получил справку: “Дано сие из Арзамасскаго уезднаго полицейскаго управления окончившему курс в Нижегородской губернской гимназии ученику Ивану Николаеву Сахарову в том, что он Сахаров во время проживания своего в городе Арзамасе при отце своем священнике Сахарове вел себя хорошо и ни в чем замечен не был. Свидетельство это дано ему Сахарову для поступления в какой-либо Университет августа 12 дня 1880 года”.

Необходимость в данном свидетельстве возникла в связи с тем, что Иван Николаевич был отчислен из Московского университета и хотел поступать в Петербургский. Однако в конце августа он вновь зачисляется на юридический факультет Московского университета и пишет прошение о пособии в Нижегородскую губернскую управу, на которое получает отказ: “Губернская управа имеет честь просить правление Московскаго Университета объявить студенту университета, 1-го курса, юридическаго факультета Ивану Сахарову, что за израсходованием всех денег, ассигнованных губернским земским собранием на пособия бедным студентам, губернская управа не находит возможным исполнить ранее будущего 1881 года его ходатайство о выдаче ему пособия. Октября 30 дня 1880 г.”. Судя по тому же Формулярному списку, о. Николай не знал, что в 1879/80 учебном году его сын Иван не учился.

Будущая жена Ивана Николаевича, бабушка Андрея Дмитриевича, Мария Петровна происходила из древнего дворянского рода

 

- 642 -

Домуховских. Первые записи об их службе при дворе относятся к 1655 году, и они внесены в 6-ю часть родословных книг дворян Смоленской губернии.

 

<...> Мария (бабушка Андрея Сахарова) родилась в 1859(?) году. Она рано потеряла мать (возможно, Софья Михайловна умерла в родах, когда родился Петр). С 1869 по 1875 год воспитывалась в Павловском институте в Петербурге.

В январе 1881 года вышла замуж за арендовавшего имение в Киевской губернии Михаила Михайловича Маттерна, сына надворного советника. Через полгода ушла от мужа и уехала в Петербург. Однако в Петербурге остановилась не у отца, который тогда там жил, а у ближайшей подруги по институту Софьи Ермолаевны Усовой, связанной со многими деятелями “Народной воли”. Позже объясняла это нежеланием огорчать отца уходом от мужа. В 1881 году встретилась с Иваном Николаевичем Сахаровым (тогда студентом 2-го курса Московского университета), сошлась с ним и переехала в Москву. Позже Мария Петровна работала письмоводителем у московского присяжного поверенного Лешкова и после смерти отца в 1884 году получала пособие от брата, которому осталось имение родителей.

Она часто бывала в Петербурге и выполняла различные поручения Усовой и близкого к ней Сергея Николаевича Кривенко. Иван Николаевич в эти годы с ними знаком не был. Впервые он встретился с Усовой только в 1883 году, когда Мария Петровна пригласила ее быть крестной у дочери Татьяны, и Усова приехала в Москву. Позже, когда у Марии Петровны родился сын Сергей, то его крестным отцом она записала С. Н. Кривенко. В 1884 году Усова и Кривенко были, в числе других, арестованы и сосланы – она в г. Тару, а он в г. Глазов. В связи с их арестом у Марии Петровны в Москве был обыск, и она привлекалась к дознанию в качестве свидетеля.

В 1883/84 учебном году Иван Николаевич был стипендиатом Московского университета, который закончил 25 мая 1884 года первым по списку в звании кандидата прав и начал службу помощником присяжного поверенного. Сначала служил у присяжного поверенного Шубинского, а с 1885 года у известного адвоката и общественного деятеля Ф. Н. Плевако.

1 марта 1886 года у Марии Петровны и Ивана Николаевича на Страстном бульваре в доме Чижова, где они тогда жили, был обыск. Поводом послужила записка: “45 руб. Ив. Ник. Сахаров, Мария Петровна Матерно”, обнаруженная у возвращавшегося из-за границы Сергея Иванова, имевшего связи с Центральной группой “Народной воли”. Происхождение записки Мария Петровна и Иван Николаевич на допросах объясняли тем, что нотариус

 

- 643 -

Орлов, живущий в Париже, просил вернуть долг – деньги, истраченные им в 1883 году на платье (пару) для Ивана Николаевича. Иван Николаевич “отнесся к этой просьбе холодно”, т.к. считал, что, во-первых, он, будучи студентом, выполнял разную работу по поручению Орлова и это его заработанные деньги, а во-вторых, знал, что Орлов уехал в Париж, присвоив чьи-то деньги.

На обыске была изъята обширная переписка Марии Петровны с ссыльными С. Усовой, С. Кривенко, В. Короленко, супругами Семеновскими, Мачтет и др., с присяжным поверенным Олениным – родственником и другом Кривенко.

Была изъята также переписка с семейством Тырковых, в имении которых Мария Петровна жила с маленькой дочерью Таней вскоре после ее рождения. Несмотря на то что глава семьи В.Тырков занимал достаточно высокий пост в Министерстве финансов и был крупным помещиком, его семья была под пристальным вниманием Департамента полиции. Старший сын Тырковых Аркадий отбывал двадцатилетний срок ссылки (отбыл полностью с 1883 по 1903 год) за принадлежность к террористической организации, а дочь Ариадна спустя годы будет членом ЦК партии конституционных демократов.

Кроме того, была изъята обширная деловая, дружеская и родственная переписка Ивана Николаевича, из которой следовало, что он помогал ссыльным различными юридическими советами, связанными с прошениями об объединении в ссылке супругов или людей, объявивших себя женихом и невестой. В частности, особенно трудно было получить разрешение на переезд Кривенко к Усовой, т. к. он был женат. А Мария Петровна регулярно собирала для ссыльных деньги и вещи, посылала посылки, навещала их одиноких родственников и других заключенных в тюрьмах.

Формальных оснований, чтобы счесть преступной подобную профессиональную деятельность Ивана Николаевича и благотворительную Марии Петровны, у следствия не было, однако по материалам, изъятым при обыске, было возбуждено “Дело о Московской революционной группе Сахарова, Матерно, Оленина и Дмитренко”. Последний был дачным знакомым Сахарова, имел с ним переписку и, видимо, был привлечен к делу, потому что в бытность студентом Петровской академии числился неблагонадежным. Все они, кроме Марии Петровны, были арестованы, но вскоре освобождены под залог, который за Ивана Николаевича внес Плевако. Марию Петровну сочли возможным оставить на свободе, так как у нее было двое маленьких детей. Дело завершилось не судом, а следующим решением:

“Государь император высочайше повелеть соизволил разрешить настоящее дознание административным порядком с тем, чтобы: 1. Подвергнуть Ивана Сахарова, Марию Матерно и Ивана

 

- 644 -

Дмитренко тюремному заключению. Первых двух сроком на два месяца каждого, последнего на один месяц. 2. Вменить Владимиру Оленину в наказание предварительное содержание его под стражей”.

Еще один обыск у Сахаровых был в ноябре 1887 года по адресу: Новинский бульвар, дом Котлярова. С обыска 1886 года они были поставлены под негласный надзор полиции. При этом в “Описании примет Государственных преступников и лиц неблагонадежных” о Марии Петровне сказано: “Дворянка, 26 лет. Роста среднего, волосы темнорусые, лицо правильное, несколько худощавое, нос прямой, небольшой, глаза карие, губы сжатые, тонкие, рот большой, сложения худощавого и крепкого”. И об Иване Николаевиче: “Сын священника. 25 лет. Роста среднего, брюнет, носит небольшую щетинистую бороду и усы, на щеках бороду бреет, глаза карие большие, нос толстый, лицо чистое, грубое, говорит басом, телосложения плотного, крепкого”. Согласно докладной Департамента полиции, “надзор по личному объяснению с Господином Директором Деп-та полиции с Ивана Сахарова снят 4 декабря 1899 г., а Мария Сахарова состоит под надзором и до сего времени”. Данных о снятии надзора с Марии Петровны найти не удалось.

Профессиональная деятельность Ивана Николаевича складывалась успешно. В мае 1889 года он был принят в присяжные поверенные Московского Окружного суда, приобрел большую адвокатскую практику, и его заработок, как видно из ежегодных докладных Департамента полиции, постоянно возрастал, достигнув к 1893 году 6000 р. в год. Финансовое положение поднадзорных постоянно было в поле зрения Департамента полиции. В докладной 1897 года сказано: “Занимается адвокатурой, чем и добывает большие средства”. В 1898 году: “Зарабатывает большие деньги, ведя судебные процессы”.

Иван Николаевич выступал в ряде громких уголовных процессов, в том числе в двух (по крайней мере), связанных с пароходными авариями: один – с аварией на Волге, второй – о столкновении судов “Владимир” и “Колумбия” на Черном море в 1894 году. Его речь на последнем процессе помещена в 4-м томе семитомника “Русские судебные ораторы в известных уголовных процессах”.

Он также выступал в политических процессах, привлекших общественное внимание: “Дело о беспорядках на фабрике Коншина” (1897), “Дело о саратовской демонстрации” (1902), “Дело о погроме в Кишиневе” (1903). В одном из полицейских донесений (когда надзор уже был снят) Иван Николаевич характеризуется как “постоянный адвокат стачечников”. Участвовал он как защитник и в Выборгском процессе 1907 года, на котором 167 членов

 

- 645 -

I Государственной Думы, подписавших Выборгское воззвание, были осуждены на три месяца заключения.

Но гораздо более серьезным наказанием для всех участников этой акции стало вынесенное судом запрещение занимать любые выборные должности – земские, городские и др. Поэтому никто из осужденных по делу о Выборгском воззвании не мог баллотироваться во II Государственную Думу, и кадетская фракция оказалась в ней почти в три раза меньше, чем в Первой Думе.

Иван Николаевич также активно участвовал в работе Совета присяжных поверенных Московской судебной палаты. Он состоял членом комиссии по Уставу об опеке и был кандидатом в члены конституционной комиссии. В 1915 году он избран в правление Московского юридического собрания, а в 1917 году стал его председателем.

Иван Николаевич был доверенным лицом и вел финансовые дела нескольких литераторов, в том числе очень популярного тогда писателя П. Д. Боборыкина (а Мария Петровна дружила с его женой) и известного книговеда и популяризатора книг Н. А. Рубакина. Обычный гонорар при ведении подобных дел составлял 3% от гонорара доверителя.

Сохранилась переписка Сахарова с Рубакиным, который с 1902 года жил в основном в Швейцарии, а с 1907 года никогда не приезжал в Россию. Переписка касается финансовых отношений Рубакина с известным издателем Сытиным, продажи крымского имения Рубакина, усыновления детей Рубакина и его гражданской жены Л. А. Коломийцевой.

В письмах Рубакина, особенно после начала первой мировой войны, отражен его все нарастающий отрыв от российских реалий. В июне 1915 года он пишет: “Курс рубля сильно улучшится со взятием Дарданелл”. В декабре 1916 года удивляется, почему Сахаров опасается, что не сможет выполнить его просьбу и продать крымское имение Рубакиных. Последний денежный перевод Рубакину отправлен Сахаровым в октябре 1917 года. А последнее письмо Рубакина с просьбой о переводе денег отправлено на московский адрес Сахарова более чем через год после смерти последнего.

Круг общественных интересов и связей Ивана Николаевича был очень широк. С конца 80-х годов он публиковался в газете “Русские ведомости”, и в ее юбилейном выпуске 1913 года помещена его автобиография. С 1897 года, когда издателем газеты “Русское слово” стал И. Д. Сытин, Сахаров сотрудничает в ней. В полицейском донесении 19 января 1899 года отмечается: “Вахтеров при сотрудничестве Рубакина и Сахарова начал постепенно преобразовывать его (“Русское слово”) из консервативного органа в либерально-народнический”. Это донесение подписано московским

 

- 646 -

обер-полицмейстером Д. Ф. Треповым, сыном того Трепова, в которого стреляла Вера Засулич.

С 1892 года Сахаров был членом Комитета Общества вспомоществования нуждающимся студентам Московского университета, с 1899 года членом Московского отделения Императорского Русского технического общества, членом Комиссии по техническому образованию. Он входил в Московский комитет грамотности и в 1893–1895 годах был его секретарем, а также членом Комиссии о введении в России всеобщего обучения и секретарем Комиссии по устройству сельских библиотек. С 1892 года он был действительным членом Общества распространения полезных книг и членом редакционной комиссии. Сохранилась записка А. П. Чехова к нему о книгах для библиотеки на Сахалине и часть переписки с инспектором народных училищ Смоленским, связанной с тем, что в 1895 году на средства Сахаровых в селе Выездном была создана библиотека.

Деятельность Комитетов грамотности (в Москве и в С.-Петербурге) была прекращена 17 ноября 1895 года. Возможно, это решение было в какой-то мере стимулировано трениями, возникшими внутри московского Комитета. Часть его членов, в том числе Сахаров, считали возможным “под крышей” Комитета вести политическую работу в рабочей среде. В руководство вновь созданного Общества грамотности при Министерстве просвещения Иван Николаевич избран не был. В.Вернадский в 1896 году пишет жене: “Сах. забаллотирован и мечет гром и молнии”. В 1898 году Иван Николаевич становится одним из инициаторов создания Общества содействия устройству общеобразовательных народных развлечений, в 1901 году одним из директоров Общества распространения национальной музыки в России. В 1906 году он входит в Лигу народного образования и избирается товарищем председателя Московского отделения. В 1911 году он становится членом правления Московского общества грамотности, в 1912 году участвует в Фонде народного просвещения при газете “Новь”. Он был также членом Педагогического общества им. Ушинского, в 1914 году избран в его финансово-исполнительную комиссию, которая планировала провести 3-й Всероссийский съезд учителей летом 1916 года.

В 1905 году в Москве создается политический кружок Ледницкого–Сахарова. В это же время Иван Николаевич участвует в создании первых профессиональных объединений интеллигенции, представляет Союз учителей в Союзе Союзов, а Мария Петровна там же представляет Союз равноправности женщин. В июне 1905 года он участвует в первом съезде Союза Союзов, проходившем конспиративно в Выборге и на специально зафрахтованном пароходе, а в 1906 году избирается в Бюро Союза Союзов.

С весны 1905 года Иван Николаевич участвует во всех собраниях,

 

- 647 -

на которых формируется партия конституционных демократов (“Партия народной свободы”). Организаторами этих собраний, проходивших в частных домах (в частности, в доме В. А. Морозовой) и собиравших большую, до трехсот человек, аудиторию, были князья Шаховские и Долгорукие. Лекции читали Милюков (Общественная мысль от Герцена до наших дней), Кокошкин (Реформы Александра Второго), Якушкин (О декабристах), Кизеветтер (О союзе с Польшей), Новосильцев (О государственном устройстве Сербии и САСШ), Скворцов (О необходимости создания партии) и др. На одном из таких собраний, 5 апреля 1905 года, И. Н. Сахаров читал лекцию о конституции Германии.

Позже, перед выборами во II Государственную Думу, Иван Николаевич полагал, что будет выдвинут кандидатом в нее от партии КД, но был избран только выборщиком. Он также собирался баллотироваться в 1912 году и приезжал в предвыборный период в Петербург. Но не был поддержан руководством партии, о чем с горечью писал родителям в Нижний Новгород: “Дорогие мама и папа, грустно мне писать вам, что пока еще мое положение не определилось... М. В. (возможно, Челноков, член Московской городской Управы, позже московский городской голова. – Е. Б.) передал мне вчера по телефону, что в Г. Д. на 6 мест записано 136 кандидатов, и на мой вопрос, когда же мои шансы могут окончательно выясниться, посоветовал мне считать это дело конченным<...> ждал от М. В., что он не ограничится этой справкой, а сделает что-нибудь, чтобы среди этих 136 я имел бы лишние шансы, но видно не судьба. <...> Не думайте, что я унываю, я только сердит на петербургские нравы...”. Он оставался активным членом партии до ее запрещения в 1917 году.

Начиная с 1915 года Иван Николаевич неоднократно бывал на фронте как уполномоченный во врачебном отряде, созданном на средства В. А. Морозовой. В эти же годы Мария Петровна входила в Совет попечителей по организации приютов для детей, потерявших семьи во время войны. А старшая дочь Сахаровых Татьяна работала медсестрой в военном госпитале.

 

Третья вставная новелла
Российские конституционалисты.
Арест книги

 

<...>Иван Николаевич был одним из редакторов-составителей сборника “Против смертной казни”. Андрей Дмитриевич не знал, что первое издание сборника было под арестом. Ниже я привожу документы, иллюстрирующие, как в те времена обставлялись подобные процедуры.

 

- 648 -

“Московский Цензурный Комитет Апреля 24 дня 1906 года. Господину старшему инспектору для надзора за типографиями и книжною торговлею в г. Москве. 22 сего апреля поступила в Моск. Ценз. Комитет из типографии т-ва И. Д. Сытина (Пятницкая ул., свой дом) отпечатанная без предварительной цензуры, в количестве 3500 экземпляров, книга под заглавием: “Против смертной казни”. Сборник статей под редакцией М. Н. Гернета, О. Б. Гольдовского и И. Н. Сахарова”. Рассмотрев названный сборник, Ценз. Комитет постановил: книгу, на основании ст. 147 Уст. о цензуре и печати, подвергнуть немедленному задержанию в типографии, редакторов же и издателя ея привлечь к судебной ответственности по ст. 129 Угол. Улож. Сообщая об этом на зависящее распоряжение Вашего Высокородия, Моск. Ценз. Комитет во избежание излишней переписки покорнейше просит необходимые для суда сведения о личностях редакторов и издателя означеннаго сборника доставить Прокурору Моск. Окружн. суда непосредственно от себя...”.

“Московский Цензурный Комитет мая 1 дня 1906 года. Господину Прокурору Московскаго Окружнаго суда. Отношением от 27 минувшаго апреля за № 92 младший инспектор книгопечатания и книжной торговли IV участка гор. Москвы уведомил Моск. Ценз. Комитет, что отпечатанный без предварительной цензуры, в количестве 3500 экземпляров, сборник под заглавием: “Против смертной казни” арестован Инспекцией полностью...”.

“Прокурор Московской Судебной палаты. Мая 8 дня 1906 г. В Московский Комитет по делам печати. Вследствие отношения от 24 минувшаго апреля... имею честь уведомить Комитет по делам печати, что переписка по обвинению редакторов сборника “Против смертной казни” Гернета, Гольдовского и Сахарова по 129 ст. Угол. Улож. получила направление в порядке, указанном VI отделом Высочайше утвержденных 26 апреля правил о неповременной печати, в Московскую Судебную Палату, причем определением Судебной Палаты от 8 сего мая постановлено: не возбуждая уголовнаго преследования против редакторов сборника<...> возникшую по сему поводу переписку дальнейшим производством прекратить и отменить арест, наложенный Цензурным Комитетом на означенный сборник”.

Дело этим не кончилось. Цензурный Комитет повторно выдвигал свое ходатайство об аресте книги перед Главным Управлением по делам печати и другими, более высокими Управлениями, каких и в России, “которую мы потеряли”, было много (как и всяких формулярных, послужных и прочих анкетных бумаг, видов на жительство и пр. и др.). Но в итоге книга из-под ареста была освобождена. А в 1907 году вышло ее второе издание, в котором помещен

 

- 649 -

ряд новых статей, в том числе рассказ Льва Толстого “Божеское и человеческое”.

Сборник “Против смертной казни” был значительным событием российской общественной жизни и широко обсуждался в либеральной прессе. Одна из статей о нем называлась “Позор родной земле”. И он в какой-то мере обосновывал в программе партии конституционных демократов пункт о необходимости отмены в России смертной казни.

* * *

 

Деятельная натура И. Н. Сахарова, его участие во многих общественных начинаниях, а возможно, и политическая позиция вызывали неоднозначное отношение к нему современников, что отразилось в нескольких сохранившихся в литературе отзывах.

В.В. Вересаев, упоминая Ивана Николаевича в записках о своей книге “Записки врача”, цитирует письмо писательницы А. А. Вербицкой, где она говорит о Сахарове: “Очень сухой, черствый даже”.

В. И. Вернадский в письме к жене в 1895 году с неодобрением отзывается об идее Сахарова начать издавать газету по примеру С. Н. Кривенко, который отбыл ссылку и вместе с Усовой вернулся в Петербург. В декабре 1896 года также в письме к жене Вернадский осуждает деятельность Московского общества грамотности и проявляет озабоченность тем, что его друг Д. И. Шаховской “куда-то ползет со всеми этими Ив. Ник. Сах., Люб. и тутти кванти, которыми он так любит себя окружать. Неужели русская жизнь не даст других людей, или нет у нее настоящей, живой, смелой общественной мысли, которая бы сгруппировала настоящих людей, а не обезличенных московских пескарей”. Отвечая на это письмо, Н. Е. Вернадская пишет мужу о Шаховском: “... он окружает себя такими неинтересными сотрудниками. Я не верю, что в России не было более живых, отзывчивых, более сильных по мысли людей, чем Сахаров, Любенков<...> Митя впутался в новое общество грамотности и в ту серую, мещанскую компанию, которою он любит окружать себя”.

Прежде чем процитировать эти письма Вернадских, я не один раз перечитала их и не могу избавиться от ощущения присутствующего в них оттенка снобизма.

А Иван Бунин в своих воспоминаниях о Чехове пишет: “Известный в Москве адвокат Иван Николаевич Сахаров, один из тех, кто всегда вертится около актеров, писателей, художников”. Но о ком Бунин пишет по-доброму?

 

Обвенчались Сахаровы в 1899 году, уже после рождения всех их шестерых детей, и в октябре того же года обратились с ходатайством

 

- 650 -

“об оказании им особой Монаршей милости по семейному их делу, об узаконении добрачных детей”. Прошение было удовлетворено 10 октября 1901 года. И уже 25 октября 1901 года Иван Николаевич получил бессрочный паспорт, в котором было записано: “При нем жена Мария Петровна 40 лет и дети родившиеся: Татьяна 4-го мая 1883 года, Сергей 17 июля 1885 года, Иван 25 февраля 1887 года, Дмитрий 19 февраля 1889 года, Николай 2 мая 1891 года, Георгий 11 августа 1897 года. Арбатской части, 2-го участка пристав (подпись)”. Тогда же дети получили метрические свидетельства следующего аналогичного содержания: “По указу Его Императорскаго Величества, Московский Окружной Суд, в силу Высочайшаго Повеления, последовавшаго 18 сентября 1901 года, и на основании представленных в Окружной Суд документов, согласно резолюции от 10 октября 1901 года выдал сие свидетельство сыну кандидата прав Дмитрию Ивановичу Сахарову, записанному в метрической книге Московской Николаевской, что в Плотниках, церкви за тысяча восемьсот восемьдесят девятый год части первой о родившихся мужескаго пола, в том, что он родился февраля 19 дня тысяча восемьсот восемьдесят девятаго года. Родители его: кандидат прав Иван Николаевич Сахаров, вероисповедания православнаго, первобрачный, и жена его Мария Петровна, вероисповедания православнаго, второбрачная: крещен марта пятого дня тысяча восемьсот восемьдесят девятаго года, вероисповедания православнаго. Восприемниками при крещении были: почетный гражданин Петр Сергеев Воробьев и дочь умершего полковника девица Евгения Эдуардовна Паприц”.

Но за двенадцать лет до этого, когда отец Андрея Дмитриевича появился на свет, в Москве в метрической книге за 1889 год Николаевской, что в Плотниках, церкви была сделана следующая запись: “Рождения февраля 19, крещен 5 марта Димитрий. В доме Заболоцкой неизвестная не объявившая своего звания незаконно родившая, православнаго вероисповедания”.

Андрей Дмитриевич пишет, что Дмитрий Иванович родился в имении Будаево Смоленской области, где у Сахаровых был дом. Но Будаево, находившееся вблизи имения родителей Марии Петровны, принадлежало близким подругам Марии Петровны Екатерине Дмитриевне и Прасковье Дмитриевне Давыдовым. Сахаровы бывали там много и подолгу. Мать хозяек имения дети называли бабушкой, но родился ли в Будаево кто-либо из них, мы не знаем, во всяком случае Дмитрий Иванович – нет.

Внуки Марии Петровны и Ивана Николаевича, в том числе и Андрей Дмитриевич, не знали романтическую и сложную, учитывая время, историю их брака. И неизвестно, что знали дети. У меня сложилось впечатление, что внуки Марии Петровны имели несколько неадекватное представление о ее личности. Сравнивая

 

- 651 -

рассказ любимой Андреем Дмитриевичем недавно скончавшейся двоюродной сестры Кати (Екатерины Ивановны Сахаровой) о том, что бабушка была выдана замуж отцом насильно и убежала от мужа (или он пропал без вести), и архивные документы, видно, что она находилась в заблуждении. Скорее Мария Петровна вышла замуж, чтобы избавиться от опеки отца и получить вид на жительство. Такой способ приобретения самостоятельности был тогда распространен. И не тот это был характер, чтобы ее можно было “выдать”.

Когда-то Андрей Дмитриевич, прочтя еще в рукописи мою книгу “Дочки-матери”, сказал: “Ты от бабушки родилась”, и я ему ответила: “Ты тоже”. Но если тогда сработала скорее интуиция, то теперь, прочтя сотни листов “Дела о революционной группе”, “Дела о надзоре” и других архивных материалов, я уверена, что скрытая за внешней мягкостью непреклонность Сахарова досталась ему в наследство прежде всего от бабушки Марии Петровны.

Несмотря на то, что почти 20 лет Сахаровы жили без церковного брака, родители Ивана Николаевича тепло и очень уважительно относились к Марии Петровне и трогательно нежно к их детям. Когда младшая сестра Ивана Николаевича Александра Николаевна после тяжелых личных переживаний ехала из Нижнего Новгорода в Москву, где она позже преподавала в Епархиальном училище, ее мать Александра Алексеевна писала: “Саня 11-го едет в Москву, нервы ее еще не совсем пришли в порядок. Вся надежда на вас, милые, что вы своим сочувствием и лаской поможете ей в новой обстановке и поможете ее наболевшему сердцу успокоиться<...> Маня, голубушка, помоги ей на первых порах вместо меня, ты ведь, милая, так много опытнее меня в московской жизни<...> Будьте здоровы, дорогие мои, горячо любящая вас мать”. И еще одно письмо Александры Алексеевны к внучке Тане Сахаровой: “Милая, дорогая моя Таня! Горячо желаю тебе здоровья и всего, чего сама желаешь, голубушка. Как поживаешь, милая? Довольна ли гимназией? Подругами? Не утомляешься ли занятиями? <...>Собрались было к вам тетя Надя с дедушкой<...> хотел он съездить в Троицкую Лавру, но теперь нельзя ему отлучиться по службе<...> Вчера был имянинник Гриша. Все дети тети Нади и тети Прани ходили на кладбище и положили на его могилку венок из плюща и гиацинтов. А вечером были все у нас и так разыгрались и расшумелись, совсем забыли, что имянинника нет в живых. Горячо целую моя дорогая. Передай мой сердечный привет всем своим. Бабушка”.

Жили Сахаровы все годы в центре Москвы, в ее Тверской и Арбатской части, сменив между 1886 и 1910 годами десять квартир, когда наконец обосновались в Гранатном переулке, д. 3, занимая квартиру из 6-ти комнат – 2-й этаж небольшого особняка. Дом

 

- 652 -

принадлежал Моисею Соломоновичу Гольденвейзеру, юрисконсульту банка Полякова, знакомому Ивана Николаевича Сахарова по московской адвокатуре. Но с Александром Борисовичем Гольденвейзером семья Сахаровых познакомилась позже, когда Дмитрий Иванович стал женихом Екатерины Алексеевны Софиано.

О доме Сахаровых, о Марии Петровне и Иване Николаевиче вспоминает его племянница Елизавета Ивановна Доброхотова: “У меня из впечатлений детства, а затем и отрочества стоит передо мной дорогой дядя Ваня, он очень меня интересовал, но я робела перед ним несколько. Живой, деловитый – с энергичными движениями. Помню как сейчас его низковатый голос, улыбку, мне казалось, что он несколько подтрунивает надо мной. В доме шла своя особенная жизнь, комнаты мне, провинциалке, казались такими парадными с их дорогими коврами и мебелью. Помню как вся наша нижегородская детвора ждала его приезда традиционного на Новый год! Как сильно действовало на всех его “могущество”, особенно когда оказывалось, что каждый из нас может от него получить желаемый подарок. Это обсуждение происходило днем, за общим обеденным столом, а потом, к вечеру, он куда-то исчезал, а под самый Новый год они всегда с дядей Васей являлись ряжеными в масках, и мы бегали за ними, стараясь узнать. Все это было так интересно и оставалось ярким впечатлением, м.б. самым ярким из всего остального года!.. С тетей Маней я в сущности подружилась уже будучи сама достаточно пережившим семейным человеком. Она привлекала к себе своим необыкновенным умом. Это чувствовалось в каждом суждении и в ее ценных советах. Я очень нуждалась в таком общении. Я очень благодарна ей. Как она умела понять любое жизненное положение и указать возможный выход. И затем, в ней чувствовалась такая семьянинка, к которой тянулись нити от каждого, и семья должно быть была тогда такая спаянная от мала до велика. Красивая такая семья! И нечасто это наблюдается”.

После революции квартира в Гранатном стала коммунальной. В годы детства и юности Андрея Сахарова в ней жили и вели раздельное хозяйство шесть семей: сама Мария Петровна, семьи трех ее сыновей и две посторонние семьи. В 1941 году во время первых немецких бомбежек Москвы в дом попала бомба и всех жильцов расселили в другие дома. Родители Андрея Дмитриевича получили комнату в коммунальной квартире на Спиридоньевской улице. После войны дом в Гранатном был восстановлен, и в настоящее время в нем находится отделение милиции.

Дети Сахаровых начинали учиться дома (Иван вместе с сыном академика Вернадского Георгием), потом мальчиков отдавали в одну из лучших московских гимназий – 7-ю им. императора Александра Первого. Сергей и Дмитрий окончили ее с серебряными

 

- 653 -

медалями. Кроме того, Дмитрий окончил с золотой медалью музыкальное училище им. Гнесиных. Дальнейшее образование Сергей, Иван и Дмитрий получили в Московском университете. Старшие дети Татьяна и Сергей какое-то время учились в Германии в Гейдельберге.

Впервые Иван Николаевич выехал из России за границу, во Францию, 26 мая 1889 года, сразу после того, как получил звание присяжного поверенного. С этого времени и до момента снятия надзора в 1899 году каждая его поездка за границу – а он ездил два, а иногда и три раза в год – сопровождалась следующим распоряжением Департамента полиции: “При возвращении в пределы Империи произвести тщательный досмотр имеющагося у него багажа и сообщить Департаменту полиции о направлении избраннаго им пути”. Эта бумага до смешного напомнила мне распоряжения, поступавшие в таможню аэропорта “Шереметьево” при моих возвращениях в СССР, одно из которых случайно попало нам в руки и теперь хранится в архиве А. Сахарова.

Иван Николаевич много раз был во Франции и Швейцарии, бывал в Италии, Норвегии, Австрии и регулярно ездил “на воды” в Германию. В июне 1914 года он поехал в Бад-Гомбург. Мария Петровна в это время с сыновьями Георгием и Дмитрием была во Франции, в Бретани. В июле к ним присоединился Иван Николаевич, и там их застала первая мировая война.

Еще до войны (в 1913 г.) Сахаровы приобрели в Кисловодске дом с большим участком земли. Там они провели лето 1916 года. В начале 1918 года Иван Николаевич с Марией Петровной и младшим сыном Георгием вновь уехали в Кисловодск. Отъезд их был вызван скорее всего нежеланием Ивана Николаевича, активного члена запрещенной в конце 1917 года партии конституционных демократов, оставаться в большевистской Москве. В ноябре 1918 года Иван Николаевич приезжал в Москву на крестины внука Михаила (Михалька), сына его сына Ивана, и попытаться как-то решить финансовые дела семьи. На обратном пути в Кисловодск он заболел тифом и умер в Харькове. Точная дата его кончины до последнего времени была неизвестна. Но в 1992 году удалось найти некролог, опубликованный в харьковской газете “Новая Россия” 11 декабря 1918 года:

 

В ночь с 5 на 6 декабря в Александровской больнице скончался от тифа московский присяжный поверенный и крупный общественный деятель Иван Николаевич Сахаров. В Харькове Сахаров очутился совершенно случайно. Он ехал в Крым, по-видимому, в дороге заболел тифом и был доставлен кем-то в больницу.

 

- 654 -

Биография И. Н. несложна: окончив московский университет в 1884 г., он зачислился в состав московской адвокатуры, причем скоро стал выступать в политических и сектантских процессах. Одновременно началась его широкая общественная деятельность в сфере, преимущественно, культуры и просвещения. Так, он избран был секретарем знаменитаго в свое время московскаго комитета грамотности. С закрытием последняго в 1895 г., И. Н. стал работать в других культурно-просветительских организациях, а в 1905 г. сам явился основателем “Лиги образования”, просуществовавшей всего два года: в 1907 г. она была закрыта.

И. Н. был, между прочим, выборщиком от партии к.-д. во 2-ую Гос. Думу и председателем возникшей при центральном комитете партии комиссии по вопросам о свободе совести. Не чужд был И. Н. и литературы. В течение долгих лет, начиная с конца 80-х годов, он по юридическим вопросам писал в “Русских ведомостях”, а в 1906 г. выпустил сборник против смертной казни, выдержавший несколько изданий.

Пишущий эти строки хорошо знал покойного. В личных отношениях он был чуткий, отзывчивый и в высшей степени доброжелательный человек. Мир праху его!

Е. П. Белоконский

 

Александровская больница в Харькове сохранилась до наших дней, но архивы ее сожжены.

 

Андрей Сахаров пишет, что его дед поехал в Кисловодск один, без бабушки, и она предложила его родителям поехать после свадьбы туда же, как в свадебное путешествие. Видимо, он не знал, что Иван Николаевич и Мария Петровна уехали в Кисловодск до свадьбы его родителей, а Дмитрий Иванович и Екатерина Алексеевна уехали на юг – не в Кисловодск, а в Туапсе – не раньше осени 1918 года, скорее в 1919 году. Туда же из Кисловодска уже после смерти мужа приехала Мария Петровна с Георгием. Сохранилось письмо Марии Петровны в Москву:

“Туапсе. 30/12 апреля, второй день Пасхи. Дорогие мои дети. Стремимся выехать отсюда и не знаем как. Ради Бога примите все меры, чтобы нас отсюда вызволить. Не может ли Коля приехать за нами? Ему как с самого начала служащему в советской армии это я думаю легче всего сделать. У него наверно есть связи в Совнаркоме. Достаньте нам такие пропуски, чтб. нас не задерживали на

 

- 655 -

дороге. У нас денег на дорогу очень мало. Митя служит учителем в Варваринском училище и кроме того по вечерам играет в синематографе. Зарабатывает порядочно и денег не хватает на самое необходимое, потому что цены последнее время ужасные, теперь может быть с занятием Туапсе советскими войсками станет легче. Вот как мы здесь ждали их прихода, чтб. соединиться с Россией! Теперь, ради Бога, хлопочите где можете, чтб. нас отсюда вывезти. Мы думаем проехать в Кисловодск, чтоб постараться раздобыть хоть немного деньжонок, но едва ли удастся отсюда выбраться. Надо ехать лошадьми, т. к. путь во многих местах испорчен, а дене#########г на подводы у нас конечно нет. Ну, ради Бога, если вы еще все любите меня и не позабыли, то вывозите меня отсюда. Хлопочите о разрешении. Надо просить у самых главных представителей Совнаркома. Мож. б. сюда могут дать телеграмму о том, чтб. нас не задерживали на тех станциях, которые нам надо проезжать. Хлопочите ради Бога. Мама”.

Никаких документов, объясняющих мотивы ее переезда из своего дома в Кисловодске в чужой угол в Туапсе, а также зачем ехали через воюющую и полыхающую Россию на юг Дмитрий Иванович и Екатерина Алексеевна, нет. Нет и объяснения тому, что потом они разделились. Мария Петровна с Георгием выехала с Кавказа не в Москву, а в Саратов к сыну Ивану, который был направлен туда на работу в Народный банк. Он жил там с женой и тремя детьми с марта 1919 года. Он надеялся, вывезя детей из голодной Москвы, пережить там трудное время, но они попали в поволжский голод и тиф и похоронили там двух сыновей Ивана – Михалька и Ванечку – и младшего сына И. Н. и М. П. Сахаровых Георгия. Там же в августе 1920 года тяжело переболела тифом и Мария Петровна. Иван Иванович с семьей вернулся в Москву в марте 1924 года, а Мария Петровна, видимо, раньше.

Дмитрий Иванович и Екатерина Алексеевна оставались в Туапсе до середины 1920 года, когда им с большими трудностями удалось вернуться в Москву.

Андрей Сахаров в “Воспоминаниях” неточно изложил историю арестов своего любимого дяди И. И. Сахарова.

 

И опять Кузнецкий мост, д. 22. Первый раз Иван Иванович был арестован в мае 1930 года. По делу было арестовано еще 14 человек, многие из них были приговорены к трем годам ссылки. Но Иван Иванович был 12 июля освобожден без предъявления обвинения. Он не возвратился на прежнюю работу (Россельбанк), откуда уволился по собственному желанию за два месяца до ареста, и поступил в Машметиздат на должность художника, которая давала большую свободу.

Второй его арест был 1 января 1934 года. Дело № Н-9086 по

 

- 656 -

обвинению группы из 8-ми человек по ст. 58-10, 11 УК. Группа обвинялась “в к. р. деятельности и в подготовке побега за границу одного из своих членов для связи с меньшевистским Центром”. Среди арестованных был и тот, кто должен был бежать, – товарищ Ивана Ивановича по гимназии князь М. Ф. Оболенский и его жена. Их задержали где-то на южной границе вблизи Ташкента с паспортом Ивана Ивановича. Вероятно, Оболенский просто хотел покинуть СССР, но боялся бежать со своим паспортом: его сын был арестован, и сам он уже был на подозрении у властей. Связь с меньшевистским Центром явно была надумана следствием.

На первых же допросах Иван Иванович искренне излагает свои отнюдь не ортодоксальные политические взгляды: “Занимая ответственные должности, как председателя правления Нижне-Волжского кооперативного Союза, зампреда Саратовского Сельскосоюза, я был и остался политически мыслящим и критически относящимся ко всему человеком, несогласным по ряду принципиально-политических вопросов с политикой, проводимой Советской властью и ВКП(б). <...> Это несогласие фактически и привело меня к тому, что в 1930 г. я счел необходимым уйти с руководящей работы из Россельбанка, т.к. мне нужно было проводить в жизнь то, с чем я не согласен. Критически относясь ко всему, я пришел к выводу, что необходимо допустить свободу партийных группирований, ибо тем самым в политической борьбе в нашей стране мы бы пришли к действительной истине. <...> В области хозяйства должна быть проведена децентрализация планирования, с широким использованием местной инициативы, этого у нас нет. Централизованный план приводит к большим ошибкам на периферии, в особенности в области с/х, и не обеспечивает достаточного учета и возможностей увязки. Основная цель государственного организма – это утверждение творческой возможности личности во всех областях и хозяйственной и культурной жизни. Переживаемый нами период этого не обеспечивает, в то время как это необходимо. Личность как таковая у нас <...> несвободна. И наконец должна быть допущена свобода слова и свобода печати, должна быть возможность высказывания каждому человеку своих взглядов, у нас же этого нет. <...> Основным в моих политических взглядах являлось и является такое устроение общества, при котором было бы наилучше защищено свободное развитие и свободная деятельность каждого отдельного человека. <...> С этой точки зрения я отношусь отрицательно к режиму диктатуры, централизации власти и регламентации деятельности культурной и хозяйственной каждого гражданина...”.

В связи с арестом Ивана Ивановича его жена Евгения Александровна обращалась к Ягоде, который когда-то учился в нижегородской гимназии вместе с ее братом. Видимо, это сказалось на

 

- 657 -

судьбе не только ее мужа, но и всех участников “заговора”. Приговор был по отечественным меркам удивительно мягким. Одного из обвиняемых освободили (Комаровский), остальных участников “группы” приговорили к высылке в Казахстан на три года. Ивану Ивановичу сразу же изменили место высылки на г. Казань.

В Казани Иван Иванович работал экономистом на алебастровом заводе и жил около Волги. Выполнял временно работы на гидрологической станции в г. Тетюши, жил у бакенщика, с ним рыбачил, но сам бакенщиком не был. Весной 1937 года кончился срок высылки, однако он потерял право жить в Москве, а “заступника” Ягоду уже сменил Ежов.

Иван Иванович поступил в управление гидрометслужбы и работал начальником гидрологической станции на Оке под Рязанью, потом в Тамбове и Козьмодемьянске. Оттуда он приезжал на похороны своей матери Марии Петровны в марте 1941 года.

В связи со ссылкой и вынужденной жизнью на два дома семья его жила очень стесненно. Мотоцикла, о котором пишет Андрей Сахаров, у него никогда не было – первый мотоцикл был казенный, второй принадлежал его знакомому, одинокому чудаку, вкладывавшему деньги в вещи, которые сам не мог освоить (мотоцикл, рояль). Иван Иванович был у него вроде шофера, не зарабатывая на этом, а только получая возможность возиться с техникой, которая была его стихией. И одной из его крупных трат, запомнившейся всей семье, была покупка трехколесного велосипеда в подарок на день рождения маленькому племяннику Аде (Андрею Дмитриевичу Сахарову), к которому он был очень привязан и у которого несомненно пользовался взаимностью. Весной 1943 года он был уволен из управления гидрометслужбы и уехал в экспедицию с астрономо-геодезическим отрядом в Западную Сибирь. Там заболел и умер в больнице в г. Тобольске в апреле 1944 года.

На запрос его жены Евгении Александровны из тобольской больницы пришел лаконичный и чудовищный по сути ответ: “Адресат выбыл на кладбище”.

Двоюродная сестра Ивана Ивановича Елизавета Доброхотова писала о нем: “Ваню вашего я просто обожала, он был необыкновенно обаятелен<...> живой, горящий<...> Не хочется верить, что он погиб так бесславно, так одиноко. Разве можно представить себе это? – его такого оживленного, кипучего в этом положении. Правда, я помню последние встречи, когда он занимался черчением, оно ему было противно по натуре! Такое кропотливое и нудное занятие, он высказывал это и все-таки работал, конечно, тогда он был уже не такой живой, его эта работа, видимо, угнетала. Да, Ваня был замечательный”.

Сын младшей дочери Ивана Ивановича Марии в его память назван Иваном.

 

- 658 -

<...> Для читателя может показаться необъяснимым, почему об одних людях я пишу очень подробно, а других только упоминаю. Эта непропорциональность – следствие того, что о людях, попавших в зону внимания полицейских органов как в Российской империи, так и в СССР, сохранилось множество архивных документов, и они раскрывают не только обстоятельства следствия или надзора, но в значительной мере личность человека.

 

Отец Андрея Сахарова, Дмитрий Иванович, окончил гимназию в 1907 году и поступил на медицинский факультет Московского университета, но в мае 1908 года подал прошение о переводе на естественное отделение физико-математического факультета по специальности “физико-химия”, где и продолжил образование. В марте 1911 года он был исключен из университета за участие в студенческих сходках, но, видимо, “участие” не было значительным, т.к. в мае был восстановлен. Он окончил университет весной 1912 года и начал учительскую деятельность. Однако, ощутив недостаточность педагогической подготовки, поступил в Педагогический институт им. Павла Григорьевича Шелапутина (частное учебное заведение, основанное на средства Шелапутина специально для подготовки к педагогической деятельности выпускников университетов) и через два года закончил его.

Дмитрий Иванович много лет плодотворно работал в Педагогическом институте им. Ленина (ныне Педагогический университет), но 15 апреля 1948 года уволился по собственному желанию. Причина была глубоко личная, интимная, чего Андрей Сахаров мог не знать. И руководство факультета, и все на кафедре сожалели о его уходе. Вначале он поступил на работу в Горный институт, где кафедрой физики руководил Николай Владимирович Кашин, у которого Дмитрий Иванович был студентом в институте Шелапутина. Позже Дмитрий Иванович перешел на работу в Областной педагогический институт им. Крупской.

Весной 1956 года кафедра физики Областного института ходатайствовала перед Высшей аттестационной комиссией Министерства высшего образования СССР о присуждении доценту, кандидату педагогических наук Д. И. Сахарову ученой степени доктора педагогических наук без защиты диссертации. Это ходатайство было поддержано доктором пед. наук Н. В. Кашиным, доктором физ.-мат. наук, чл.-кор. АПН Д. Д. Галаниным и доктором пед. наук И. И. Соколовым, которые писали в ВАК 17 апреля 1956 года:

 

...Более тридцати лет Д. И. Сахаров успешно разрабатывает наиболее трудные и сложные проблемы методики преподавания физики. В многочисленных статьях, помещаемых в методических журналах,

 

- 659 -

Д. И. подвергал тонкому анализу многие традиционные трактовки программных тем, вскрывая их неполноту, неточность, а иногда и ошибочность и устанавливая новые, вполне научные подходы к объяснению и изложению<...> вопросов курса физики как в средней школе, так и в ВУЗах. <...> Каждый из составленных Д. И. Сахаровым учебников<...> отличается свойственной Д. И. как оригинальному методисту особенностью в краткой форме, отчетливо, ясно, доходчиво излагать идеи современной науки. <...> Д. И. является соучастником большого шеститомного труда “Физический эксперимент в школе”, представляющего собой исключительное явление в соответствующей мировой литературе<...> Талантливость в постановке физических вопросов и оригинальность в разрешении их с особым блеском проявились в составленном Д. И. задачнике<...> К перечислению крупных научно-методических трудов Д. И. нельзя не присоединить научно-популярные сочинения его<...> являющиеся образцом научной популяризации<...> Д. И. Сахаров имеет многолетний опыт преподавания в школе и в ВУЗах. Он преподавал в Коммунистическом Университете им. Свердлова, в Промышленной Академии, в Московских педагогических институтах<...> Мы считаем Д. И. вполне достойным получения ученой степени доктора педагогических наук без защиты диссертации.

 

Ходатайство это ВАКом удовлетворено не было.

Мне остается добавить к этому только слова, которые Андрей Дмитриевич Сахаров не написал, но неоднократно повторял: “Физиком меня сделал папа, а то Бог знает куда бы меня занесло!”.

В Москве на Немецком (Введенском) кладбище похоронены Мария Петровна Сахарова (1859?–1941), Дмитрий Иванович Сахаров (1889–1961), Сергей Иванович Сахаров (1885–1956), Николай Иванович Сахаров (1891–1971), Евгения Александровна Сахарова (урожд. Олигер, 1891–1974), Татьяна Ивановна Якушкина (урожд. Сахарова, 1883–1977), Екатерина Ивановна Сахарова (1913–1993).

В небольшой чугунной ограде три могилы. Над одной из них на белой мраморной доске выгравирован крест и надпись: “Сахаровы Мария Петровна и сын Дмитрий Иванович”. Пока был жив Андрей Дмитриевич, я не задавалась вопросом, почему так сказано только

 

- 660 -

о его отце, ведь рядом покоятся и дочь Марии Петровны, и другие ее сыновья. А теперь на этот вопрос ответить некому.

Заканчивая эту работу, я испытываю противоречивые чувства. Трудно написать “Конец” – архивные, книжные, эпистолярные находки невозможно исчерпать полностью.

Потом – я так привыкла к тем давно покинувшим наш мир людям, о которых писала, что надо постоянно себе напоминать: я их не знала, они возникли из шелеста страниц, числящихся по разным фондам и описям, с пожелтевших листов еще не оприходованных в архивах писем и дневников. Почему же мне будет их недоставать?

В-третьих, и это серьезней моих сантиментов, я не хочу, чтобы эта работа воспринималась как поиск родовитости (нынче такой модный). Я рада, что предки Андрея Дмитриевича: золотоордынские, сербские князья, российские столбовые, польские и греческие дворяне – все идут по женской, материнской линии и потому, по старому российскому закону, он им не наследник. Но это никак не умаляет памяти о них!

И в-четвертых, думается, этой работой мне удалось еще раз показать (пусть дилетантски): “Что есть русский?” Немец, поляк, грек, серб, татарин – это от матери. Но кто был Василий – прапрапрапрадед Сахарова – отец бесфамильного сельского священника о. Иосифа Васильевича – росс или мордвин, пришедший в арзамасские земли?

А может, было бы время, удалось бы найти и еще какие-нибудь корни. Ведь не один только прапрадед Сахарова о. Иоанн Иосифович обращал иноверцев в православие, делалось это и в XVIII веке. И очень поощрялось после восшествия на престол Екатерины Второй. Так что, может, и найдутся! Ведь два года назад, готовя к публикации первый вариант этих заметок, я почти не надеялась отыскать в родословной Сахарова след пушкинской “маленькой гречанки”, но он будто сам нашелся. И неизъяснимо тепло от сознания: не пропала она, не исчезла – вышла замуж, родила пятерых детей и где-то в нашем мире – далеко ли? близко ли? – живут ее потомки.

С Родоес Софианос начинала я розыск – ею и закончу. В память о ее внучатом племяннике – Андрее Сахарове. <...>

 

Москва – Бостон

1991–1995 гг.