- 87 -

Из жизни спецпереселенца

Южный, Украинский промышленный районы были заняты немецко-фашистскими войсками. Урал же превращался в арсенал Красной Армии, которая вела отчаянную борьбу с противником. В Нижнем Тагиле было развернуто огромное строительство, спешно возводились домны, мартены, коксовые батареи и цехи по производству вооружений и боеприпасов. Город напоминал муравейник. Сюда свезли большое количество людей, эвакуированных со всех концов страны, особенно с запада — с Украины, из Белоруссии и т. д. Но в основном здесь оказались те, кому советская власть не доверяла оружия: кулаки-спецпереселенцы, побывавшие в плену, в окружении у фашистов,

 

- 88 -

враги народа и всякого рода преступники, находившиеся в «Тагиллаге». Стройку НКВД возглавлял начальник генерал-майор Михаил Михайлович Царевский, а его заместителем был майор Окаемов.

Нас, спецпереселенцев из Таджикистана, не имевших ни паспортов, ни военных билетов, сразу поместили в бараки второго участка с двухэтажными, полными клопов нарами. Затем распределили по объектам, хозяйственным и строительным участкам. Несколько мужчин были отправлены в поселок Шайтанка для заготовки песка. Сюда, в частности, попал бывший председатель нашего колхоза Иван Алексеевич Глубокий. Здесь он, еще не старый, умер от дистрофии. Я и мой земляк И. Одногулов попали на центральную конную базу гужтранспортной конторы. Основная масса людей здесь работали конюхами и коновозчиками. Спецпереселенцы кузнец Койков и его молотобоец Чернядьев подковывали лошадей, изготавливали железные части колес, повозок и саней. В столярной мастерской осетины делали деревянные части транспортных средств и конной рабочей амуниции.

Руководящие посты занимали коммунисты. Начальником центральной конной базы был Федор Иванович Попович, начальником мастерских — Скоморохов. Я попал сначала в мастерскую учетчиком, а после был переведен в бухгалтерию. Главным бухгалтером был Юрий Хренов, молодой, малоразговорчивый, мрачный человек. Бухгалтерия помещалась в одноэтажном бараке. За стеной был кабинет начальника конной базы, а за перегородкой, рядом с нашей — комната начальника гужтранспортной конторы Михаила Ивановича Сакена.

Это был старик выше среднего роста, плотный, немного сгорбившийся. Лично он, по его рассказам, вместе с Буденным и Ворошиловым создавал Первую конную армию в годы гражданской войны. И вся его жизнь была связана с лошадьми. Теперь он — враг народа. Но Сакен был добрый человек, ничего криминального не говорил, хотя рассказывал немало. Два его диспетчера только собирали по телефону сведения о результатах работы конных баз, которые, были на каждом участке строительства. Михаил Иванович часто похаживал в конторе, попыхивая трубкой, с которой, кажется, никогда не расставался. Он, в частности, рассказывал о своей поездке в Канаду за лошадьми для кавалерии Красной Армии, о том, как его гостеприимно встречали переселенцы из России, парили в бане, угощали старинными кушаньями и напитками. Может быть, за общение с теми людьми он и попал в разряд врагов народа...

Трактора, автомашины и другая техника отправлялись на фронт, и тягловой силой были лошадки. Несколько раз за войну отсюда ездили в

 

- 89 -

Монголию и привозили эшелоны с маленькими, но, сравнительно с российскими, выносливыми лошадками.

Два диспетчера, техничка, которая убирала и топила печь — вот весь штат его конторы. Оба диспетчера отбыли срок в «Тагиллаге» и сейчас работали здесь. В свободные минуты один из них рассказывал о себе. Работал завмагом в Кинешме. В лагерь попал за растрату. Но как он был влюблен в свою профессию продавца промтоваров! «Слушай, Петька, — не раз по-простецки обращался он ко мне. — Какие были у меня в магазине товары, ты бы знал! Крепдешины, шелка! Ты бы видел!»

Старший диспетчер был человеком другого склада. Выше среднего роста, стройный, с выправкой военного, в его характере и поведении чувствовался аристократизм. Он всегда ладно и модно одевался. С ним запросто поговорить не приходилось. Он отсидел, вероятно, по политической статье.

Жил я в бараке с коновозчиками и конюхами. Спал, как и все, на полу или деревянном топчане. Было голодно, как говорят, «аж шкура трещала». Утром получал на весь день 600 граммов хлеба и варево из общего котла, в котором было очень мало так называемых калорий. В завтрак сразу съедал всю пайку хлеба. Какой он вкусный был, этот хлебушко! Если бы было «еще 600 грамм», то и их смолотил бы за милую душу. Потом полдня как-то терпелось. Но после пустого обеда опять донимал голод. Коновозчики, которые обслуживали столовые, магазины, домовые кухни, конечно, были сыты, а все остальные обитатели базы жили впроголодь, если не хуже.

Мужики называли Нижний Тагил «нижней могилой». Действительно, многие погибли здесь от голода, из-за болезней, отсутствия надлежащей техники безопасности.

Голод заставлял чаще думать об армии. «Там, наверное, кормят лучше». Еще больше меня заставляло думать о фронте другое обстоятельство. В 1943—1944 годах Красная Армия начала освобождать земли моей родины. Чувствовалось, что война идет к концу. Правда, страшила перспектива возврата в Таджикистан на спецпоселение. Но все последующие попытки вырваться на фронт тоже оказались безуспешными. Не смог я изменить свою судьбу, хоть пытался трижды.