Духа не угашайте!
(о духовном учителе Борисе Сократовиче Баскове)
Письма были разными. Стремление к творчеству порождали письма-эссе, письма-размышления. Лагерный режим, каким бы он ни был жестоким, не мог остановить мысль, не мог искоренить желание собеседовать с близкими по духу людьми. При ограниченных возможностях свободных контактов приходилось обращаться к эпистолярной форме размышлений. Такой формой пользовались и духовные учителя, стремившиеся поддержать у своих подопечных «дум высокое стремленье».
Вот несколько таких писем-размышлений, посланных Басковым его духовной ученице, автору этих строк. В них затронута тема «отречения от прежних идеалов», высказаны мысли о Гоголе и приведены размышления о «мимолетностях».
Но прежде несколько слов о Борисе Сократовиче Баскове.
Коренной петербуржец, он окончил Петербургский электротехнический институт, ректором которого был А.С.Попов, известный изобретатель радио. Борис Сократович считал себя его учеником не только в научном, но и в духовном плане.
До ареста Басков был виднейшим специалистом в области электротехники - участвовал в разработке плана электрификации России (ГОЭЛРО), был соратником на этом поприще Г.М.Кржижановского, строил Днепрогэс, возглавлял строительство высоковольтных линий, ведущих на Донбасс, работал в советском торгпредставительстве в Берлине.
Перед арестом, который произошел 4 сентября 1945 г. он работал в «Теплопроекте» наркомата электростанций СССР. ОСО МГБ СССР осудило его в декабре 1946 г. на восемь лет ИТЛ за «шпионаж в пользу Германии». Его этапировали в Воркутлаг на шахту № 2, а с образованием Речлага перевели на общие работы (15 сентября 1949). После освобождения в 1953 г., будучи ссыльным, Басков работал на шахте № 7. К нему приехала из Москвы жена - Мария Федоровна Гвоздева, архитектор.
Надо сказать, что массовое освобождение воркутинских политузников, пришедшееся на 1954-1956 гг., породило немало проблем. Это радостное событие (выход из зоны) было омрачено реалиями, с которыми столкнулись почти все освободившиеся воркутлаговцы: выезд за пределы Воркуты запрещен, нет никакой надежды на получение жилплощади, на работу устроиться крайне трудно в связи с избытком вольнонаемного населения, в которое влилась масса недавних заключенных.
Бориса Сократовича приютил в своей крохотной квартире главный инженер шахты № 7, бывший заключенный, но освободившийся раньше Бориса Сократовича. Он, как тогда говорили, «дал ему угол». И вот в этот угол приехала его
жена. И Баскову, и ей нужно было найти работу. Бесковых спас тот же главный инженер: он устроил Баскова инженером-электриком на шахту № 7, а его жену, известного московского архитектора, - прорабом в стройконтору. Такова была специфика Воркуты - видных специалистов с большим опытом работы можно было встретить на любой работе. Борис Сократович был очень доволен работой на шахте.
После снятия судимости в 1957 г. Басковы покинули Заполярье. Но в московскую квартиру на Плющихе смогла вернуться лишь Мария Федоровна. Что же касается Бориса Сократовича, то он имел право проживать не ближе 100-километровой зоны от Москвы. Опять «зона», опять продолжение мучений! И только после 1960 г., когда Борис Сократович был реабилитирован, семья Бесковых смогла воссоединиться и вместе проживать в Москве.
Но жизнь Бориса Сократовича уже подходила к концу - в 1964 г. он скончался.
Он мог бы о многом рассказать в своих мемуарах. Но мемуаров нет, остались только замечательные письма-эссе. Вот некоторые из них.
Воркута, Северный район, шахта № 7. 30 декабря 1953.
«Entbehren solst du, solst Entbehren! (отречься должен ты, должен отречься!)
Вот основная мораль Гете. Великий вольнодумец, надсмеявшийся над Богом и чертом, над мещанской моралью, над немецкими филистерами стал проповедником христианской морали отречения! И это сделал создатель «Фауста». Гете писал его всю сознательную жизнь. И вдруг -Entbehren solst du!
Гете и Шиллер, сверкающие своим свободомыслием в Sturm und Drang Periode ушли под сень привычных нравов, укрываясь от призраков французской революции. Они не вынесли тяжести своего свободомыслия и «продали шпагу свою». Один Бетховен к концу жизни еще выше поднял голову. Прекрасная, гордая, чистая душа! Бетховен кончил свою жизнь гимном к радости. Победой могучей души над страданиями и лишениями.
А сама дорога к этой победе шла путями отречения от жизни.
Entbehren solst du!
Нищета, одиночество, болезни, лишения. Конечно, именно такие страдания подарили миру девятую симфонию, «Мону Лизу» и «Голод» Гамсуна».
Воркута, Северный район, шахта № 7. 3 января 1954 г.
«...Ничего не читаю. Нет, впрочем, читаю «Мертвые души». С удовольствием. То загрущу перед сном, прежде чем выронить книгу, то смеюсь от всей души. Он, этот Николай Васильевич Гоголь, был чудак-человек, за что и был судьбой наказан. Он велел каждому, отправляясь в трудный путь жизни, забирать с собой из юности все, что связано с живой душой, с ее отзывчивостью на все радости жизни и на всякое горе, с ненавистью к злу, с любовью к добру, и все это донести до черствой старости... Чудак. Он в юности населил свою родину «Страшной мести», свиными рылами «Ревизора», и даже саму совесть человека не мог себе представить иначе, как в виде жандарма. Он быстро и кипуче жил, трепещущей душой воспринимая все, что творится вокруг, и, обгоняя время, быстро шел к тому мудрому восприятию жизни, которое так свойственно Ромен Роллану и в меньшей степени Льву Толстому. Но не вышло из него «порядочного старика», потому что в свою старость морально-психическую, он нетронутой пронес свою пылкую душу, со всею страстностью, со всею горячностью. О, это очень сложная комбинация, которая только могла привести к сумасшествию.
К старости должно установиться то состояние отрешенности от жизни, когда человеку ничего не надо, когда можно наблюдать течение жизни со стороны и примеряя свой опыт «ума холодных размышлений и сердца горестных замет» к творящейся жизни, уметь предвидеть грядущие радости окружающих (это оптимисты) или предугадывать грядущие беды и лишения (для пессимистов). Но минуй нас пуще всех печалей сохраненная от юности живая душа с воображением юноши!
Эта фантазия и в юности опасна. Потому что часто заводит в дебри сказочных лесов, в русалочные боло-
та, где гибнут напрасно юные души в погоне за русалками.
Бедный Николай Васильевич знал, что ждет его слава светлого гения Пушкина и что не побегут к нему девушки с венками, как они бегали за Шиллером. Хорошо, что мы не отнесли его вовсе к мракобесам, хоть и умер он от сумасшествия и пред смертью убоялся своего демонического смеха. Забудем об этом во имя его великих страданий: потому что и сама его юность была отравлена горечью восприятий самого грязного, самого отталкивающего в жизни. Он хоть и верил в могучий полет России, но прежде всего видел грязную дорогу, которая вела к этому «прекрасному будущему».
Воркута, Северный район, шахта № 7. 4 февраля 1954 г.
«Куприн один из самых любимых мною писателей. Я был с ним знаком в давние годы начала этого столетия. Он уже не был военным, но военная выправка, несмотря на круглый пузик, в нем чувствовалась. Он очень любил бывать в студенческой среде. Я тогда учился в Петербургском электротехническом институте. Куприн часто приезжал в наш институт. Великолепно читал свои произведения, что редко встречается среди писателей. В «Поединке» есть описание парада, и он любил читать это место. Он изображал все трубные сигналы, командные кличи, топот ног строя солдат. Делал это удивительно образно, ярко, увлекательно. Обладал огромным артистическим талантом. Нет, это даже не артистический талант, а нечто особенное, присущее только ему. Любил выпить, был завсегдатаем ресторана «Вена».
Куприн был простой, искренний человек и искренний писатель. Какая волна выбросила его из России - понять не могу! Он долго маялся за границей и вернулся наконец обратно. Увы, прожил недолго и умер под Ленинградом. Я встречался с ним... Грустными были эти встречи. Мне настолько нравился этот писатель, что со мной неразлучно был томик с любимыми его рассказами. Особенно хороши его повести о трагической любви - «Гранатовый
браслет», «Суламифь», «Олеся». Великолепен «Гамбринус», рассказ о неистребимой любви к музыке, о маленьком еврейском музыканте, пронесшем через жестокие удары судьбы свою пламенную любовь к искусству. Его повести о любви, которая обрушивается на человека как удар судьбы, пленяя душу безраздельно, написаны с таким целомудрием, с таким тактом, с таким изящным вкусом, что они, конечно, должны быть отнесены к тем шедеврам искусства, которые созданы как откровения, чтобы люди учились видеть то, что увидеть не так просто, и понимать вещи, скрытые от поверхностного взгляда.
К тому же эти вещи написаны чудесным языком. Простым, выразительным, богатым по разнообразию образов, слов, наречий, стилей. Несмотря на то, что все его повести (и особенно о любви) трагичны, он принадлежит к жизнеутверждающим писателям. Ведь это все песнь торжествующей любви, любовь торжествует над пошлостью окружающего, над собственным бессилием, даже над разбитою жизнью. Мир прекрасен тем, что в нем живет любовь, радость. Украшение жизни - способность человека творить сладостную легенду жизни».
Воркута, шахта № 7. 1 марта 1954 г.
«Есть у композитора, С. С. Прокофьева, ныне покойного, сочинение «Мимолетности». Мимолетности Прокофьева не имеют поверхностного характера, а представляют собою ту тонкость восприятия, которая позволяет судить о человеке, например, по мимолетно скользнувшей улыбке, по взгляду, брошенному вскользь.
Бывает так, что глубоко в подсознании в области эмоций вне хода обычных впечатлений и даже вне нормальной логики, живет какое-то впечатление, какие-то настроения, какая-то, быть может, неосознанная вполне мысль. Судя по внешним проявлениям, все проходит, не оставляя следа. Но то, что попало в конце луча, бросаемого этой эмоцией, получает реальную видимость и оставляет неизгладимый след. Вот об этих мимолетностях, реализующих эмоциональную жизнь, спрятанную
обычно от внешней обыденности, но составляющую стержень творческой жизни говорит Прокофьев в своих «Мимолетностях».
В «Жан Кристофе» Ромен Роллана описаны две мимолетные встречи. Одна в поезде. Он смотрит в окно и в самый момент отхода поезда видит в окне другого поезда женщину, которая подошла к окну и взглянула на него. Поезд тронулся, женщина исчезла. Но мимолетное видение этого образа тревожило его чем-то. Потом он узнал в этом образе одну свою случайную знакомую, с которой вместе прослушал один концерт. Он обрадовался тому, что она жива и здорова и что он может быть когда-нибудь увидит ее. Он долгие годы хранил в душе этот образ как самое ценное. Кристоф встретил ее еще один раз и тоже мимолетно. Он увидел ее в Париже на другой стороне улицы, заполненной быстро мчавшимися автомобилями. Он узнал ее мгновенно, крикнул, но она не услышала. Тогда, рискуя жизнью, он бросился через улицу и с большим трудом перебежал ее. Но она за это время куда-то ушла, и он не смог ее найти. Что же важнее в жизни? В жизни эмоциональной может быть самое главное мимолетности! Те редкие мгновения, которые освещают потаенные уголки души».