Глава 23.

ЗАБАСТОВКА В КАДАКЧАНЕ

 

Через три дня после нашего отъезда из Магадана мы прибыли в Аркагалу - стык дорог на главном колымском шоссе. Грузовик с заключенными, на котором было несколько иностранцев из Магадана, внезапно отделили от общего конвоя, двигавшегося в Мяунджу, Д-2. Автомашина свернула с шоссе и взяла направление на северо-запад. Проехав 15 километров прибыли в деревню Арез - район угледобычи. Остальная часть конвоя продолжала движение на северо-восток, к лагерю Д-2.

Мы прибыли к главным воротам лагеря в особо холодное утро, когда температура достигала минус 50 градусов. Началось примерно часовое ожидание у ворот. Нас подвергли тщательному обыску, просчитали и привели к баракам, стоявшим далеко, в глубине лагеря. Но сам лагерь по численности заключенных считался небольшим: в нем находилось примерно 1500 человек.

Вскоре после обеда, состоявшего из 750 грамм черного водянистого хлеба и тарелки каши, что было нормой питания для шахтеров, нас вызвали к начальнику лагеря для встречи с руководителями бригад. Сбор проходил в столовой, но она могла вместить не более трехсот человек. Вызывали по очереди и приписывали к бригадам с указанием конкретных рабочих мест, все назначения были связаны с бурением и угледобычей.

В 5 часов утра заключенных разбудили. Быстро одевшись и умывшись мы пошли завтракать. Все торопились, так как бригады начинали работать в шесть. Работающие в шахтах собирались под отдельным оком охраны. Сбор проходил у ворот, на дороге ведущей к шахте. После переклички, на которую мы были обязаны отвечать фамилией и именем, а также сообщать статью уголовного кодекса, по которой были осуждены и после проверки конвоирами наличия номеров на спине, груди, руке и ноге у каждого заключенного, нас, разбитых по четверкам, повели к шахте, расположенной в деревне.

Меня направили на работу в бригаду бурильщиков. Опыта в такой работе у меня вообще не было, и мне приходилось тяжело даже в учебе. Следует сказать, что шахта, на которой я работал, была

 

глубокой - до 700 метров от поверхности. Спуск проходил пешим порядком, что не представляло особой трудности. Но подъем наверх по узкой лестнице после десятичасовой изнуряющей работы был трудным.

Через шесть месяцев меня перевели на другую работу. Я должен пыл определять наличие уровня газа метана в шахте с помощью газоанализатора. Работа была легкая, но очень ответственная, так как еще до нашего прибытия в Арез произошло несколько взрывов метана. Ьригада работала в шахте вне зависимости от погоды и наружной температуры, будь то буран или минус 50 градусов. Вагонетки с углем работали как транспортер и, доставив угол на поверхность, разгружались на терриконе. Затем уголь на грузовиках вывозился на мощную электростанцию, расположенную в Д-2.

Вскоре меня опять заменили и я оказался на тяжелой работе по загрузке угля в вагонетки. Замена моей прежней работы стала результатом взятки, полученной бригадиром. Тяжелая физическая работа привела к резкой потери веса тела, достигшего 49 килограмм. Кости на моих ягодицах торчали в оба конца, и я, в конечном счете, превратился в ходячий скелет. Из-за отсутствия медицинской помощи я отказался работать вне зависимости от последствий, зная из опыта, что таковые последуют незамедлительно. Но мне было уже все безразлично. Мои дневные порции питания резко сократились. Это уже был почти голод, но я прошел и это испытание. Друзья нашли способ передавать мне в барак усиленного режима - БУР -дополнительный паек хлеба, что привело, буквально, к чудесам. Постоянные мысли о еде и голоде прекратились и я, по крайне мере, мог на что-то надеяться. Ослабленный и тощий, я вернулся через месяц в свою бригаду.

На этот раз, мне дали работу полегче - разгружать поступающие на террикон вагонетки с углем на поверхности. Инженер-еврей, Лазарь Моисеевич - работник в конторе шахты сжалился надо мной. Он когда-то также был заключенным, но после освобождения остался работать в Арезе. Узнав, что я еврей-иностранец, он шин да приносил мне булку хлеба. Такая помощь приводила к огромному облегчению моего морального состояния, и я не гак голодал. Внезапно я ощутил,

 

что не был одинок. Кто-то проявлял заботу и это был еврей. Я впервые ощутил, что, оказывается, кровь людская - не водица.

Но опять-таки вскоре мое везение закончилось. Я оказался в числе сотни заключенных, которых передавали в другой лагерь, еще севернее - в Аркагалу. Лагерь был расположен на главном Колымском шоссе и находился в 20-ти км. севернее Ареса. Лагерь оказался небольшим. Бараки были переполнены. Больница отсутствовала. Питание было отвратительным, а работа - тяжелая. Свирепствовала цинга. Заключенные работали на кирпичном заводе. Меня направили в бригаду по обслуживанию печей обжига - загружать-разгружать продукцию. Работа была физически тяжелой, а нормы выработки весьма высокие. Не все могли их выполнить, но тем кто не выполнял норм выдавали уменьшенные пайки, явно недостаточные для восстановления затрат энергии. Из-за плохой пищи я заболел дизентерией, а так как больницы не было, то меня перевели в Кадакчан, расположенный на 30 км. севернее Аркагалы. Там также были угольные копи. После десятидневного пребывания в больнице, не совсем оправившегося от болезни, отправили на стройку в Кадакчан.

Как-то вечером, возвращаясь с работы, я неожиданно встретился с Фимой, которого меньше всего ожидал увидеть в этих местах. Мы были так рады встречи, что тепло обнялись друг с другом. Фима, будучи авторитетом в лагере, познакомил меня с другими евреями-заключенными. Среди них был писатель Друкер, бывший с нами в бухте Ванипо. Я был очень рад оказаться вновь среди старых друзей.

Фима Спиваковский родился на Украине в 1927 г. Его родители были состоятельными купцами. Во Вторую мировую войну Фиму, вместе с другими детьми, эвакуировали, и после войны он с родителями вернулся в Харьков, желая поступить в юридический факультет местного университета, однако из-за существовавших квот для евреев ему пришлось поступить на экономический факультет, который он закончил летом 1950 г.

За два года до этого, вскоре после создания Государства Израиль, Илья Эренбург опубликовал статью в газете «Правда», доказывающую, что советские евреи не имеют никакого отношения к этому государству и поэтому не должны выражать какие-либо чувства к Израилю. Резко возразив такому тезису писателя, Фима подготовил надлежащее письмо,

 

но оно не было отправлено в редакцию. Только один из его близких друзей знал о наличии и содержании письма и даже сделал пометки на его полях. Но Фима так и не узнал, кто же донес МГБ о наличии такого документа, и мог только гадать, что это был, по всей вероятности, тот самый его близкий друг X., сообщивший о письме. В ноябре того же 1950 года Фиму арестовали по обвинению в распространении сионистской пропаганды и он без суда был приговорен Особым совещанием к десяти годам лагерей.

Наше знакомство состоялось в транзитке бухты Ванино и мы вместе прибыли в Магадан. В бухте Ванино я также встретился и познакомился с Вилли Свечинским, Хаимом Друксром, Авраамом Кринским, Лурье, Яшей Этингером и другими политическими заключенными.

Летом 1954 г. мы узнали о восстании в Караганде в 1952 г., в Норильске - в мае 1953 г., а также о забастовках в июне 1953 г. в Воркуте. Заключенные, участники событий, прибывшие в Магадан, а затем рассеянные по лагерям, в том числе в Аресе, Аркагале, Кадакчане рассказали о том, что произошло в тех местах. События 1953 г. в Норильске, оказались столь значительными, что вошли в историю как «Норильское восстание». После них произошла забастовка в Воркуте.

Лагеря в Норильске появились в 1935 г. Город Норильск был построен полностью трудом заключенных исправительно-трудовых лагерей. Они же построили ряд предприятий в Норильске, получивших известность, как Норильский комбинат. После войны на смену ИТЛ пришел ГУЛАГ. Инициаторами лагерей рабского труда были Абакумов (МГБ) и Круглое (МВД), которые согласно инструкции Сталина приказали создать режимные лагеря для размещения «особо опасных правительственных преступников». В результате, во всех регионах России стали появляться специальные режимные лагеря: в Воркуте - Речлаг, Тайшете - ОзерлагБерлаг. Эти лагеря специального режима были официально провозглашены в августе 1948 г.

В начале 1953 г. в состав норильского Горлага входили шесть крупных лагерей, в которых содержались почти шесть тысяч мужчин и женщин. Но с 1948 г. состав контингента лагерей особою режима стал

 

радикально изменяться, когда начали поступать многие тысячи новых заключенных, осужденных по статьям 58-1-а, 58-6, 58-11, 58-16 из исправительно-трудовых лагерей в специальные режимные лагеря. Среди тех, кто был осужден по вышеуказанным статьям были участники Второй мировой войны, солдаты, офицеры, партизаны -военнопленные нацистских лагерей, обвиненные в сотрудничестве с гитлеровским режимом и, тем самым, - в измене. Это было совершенно иное поколение заключенных, отличавшихся от тех, кого арестовали и судили до 1948 г. Они прошли через горнило войны, видели смерть, голод, и во время войны подвергались буквально нечеловеческим испытаниям. Это были люди иного уклада. Преступников в Горлаге было немного и скоро хозяевами положения стали политические заключенные, взявшие в свои руки внутреннюю лагерную жизнь.

Вскоре администрации лагерей пришлось прятать своих уголовников и стукачей. Их стали держать под защитой и поселять в шизо - бараках, предназначенных для нарушителей режима. Уголовников, как друзей администрации, лучше кормили, а если кто-либо из политических попадал в шизо, то дело заканчивалось гибелью последнего от рук преступников.

Погибавшим от поножовщины, избиений и многократных бросков на цементные полы, оказан, помощь было невозможно, так как камеры были на замках и находились под охраной, не говоря уже о рядах колючей проволоки окружавшей шизо.

Бесчеловечный режим, царивший в лагерях, произвольные, по своему усмотрению, действия лагерной администрации и охраны, деградация, подавление личности и большой срок заключения - все эти факторы уже были достаточными для того, чтобы сломать любого заключенного морально и физически.

Но смерть Сталина вскоре внесла свои коррективы. Еще 1952 г. заключенные в Карагандинском лагере стали восставать против зверств администрации. Такие восстания стала возможными благодаря созданию подпольных групп сопротивления, организованных лагерными активистами, стачечными комитетами, группами интеллектуалов. Восстания, естественно, не могли возникнуть спонтанно.

 

По данным А. Солженицына, «вирус восстания» внесли в Норильске те, кто уцелел в Караганде - 2200 человек, включавшие и участников восстания в Степьлаге, Печанлаге, лагерей специального режима в районе гор. Караганды и Тайшет. Среди заключенных были участники восстаний и столкновений с уголовниками, отбывавшими сроки, и те, к го пытался совершить побеги. После подавления восстания 1952 г. в Караганде, все заключенные, в качестве примерного наказания, были отравлены отбывать сроки за арктическим кругом. И все-таки, невзирая на репрессии, прибывшие считали своим долгом продолжать нести с собой «факел свободы». Лагерная администрация, безусловно, (опустила непоправимую ошибку, отправив этих людей в Норильск, Воркуту и Магадан, способствуя, таким образом, распространению «вируса восстания».

Среди заключенных многие ранее были участниками групп сопротивления на Западной Украине и в странах Прибалтики. Это были храбрые молодые люди, не признававшие компромиссов.

Смерть Сталина принесла людям надежду. Все ожидали скорой амнистии, но она затронула только криминальные элементы и политических с небольшими сроками заключения. Те, кто был осужден по статье 58 и имел длительные сроки, амнистированы не были, и их (лость, разочарование способствовали ускорению восстаний.

Всеобщая забастовка охватила весь индустриальный район Норильска. В ней участвовали 50 тысяч человек. Руководители подпольных групп сопротивления решили продолжить забастовки до принятия их требований. Первые результаты такой акции стали ощутимы в 1953 г. и выражались в смягчении лагерного режима и возврата некоторых прав, изъятых ранее в Берлаге. Из Москвы прибыла спецкомиссия для пересмотра личных дел политзаключенных. После завершения ее работы и отъезда, был создан комитет по ликвидации исправительно-трудовых лагерей. Горлаг был ликвидирован в 1954 г. Бывшие заключенные, коммунисты и комсомольцы высокого ранга, научные работники, бывшие руководители предприятий были освобождены в первую очередь. В 1955 —1956 гг. освободилось абсолютное большинство бывших включенных Горлага, после чего лагерь был ликвидирован. Весь процесс завершился после 20-го съезда Компартии, и все предприятия

 

Норильска полностью переданы под контроль гражданской администрации и на них работали только гражданские лица.

«Вирус восстания» также занесли и на Колыму. Заключенных, после прибытия в Магадан, разместили в местных лагерях, и вскоре, волнения начались в Кадакчане. В одну из ночей заключенные, ожидавшие разрешения войти на территорию лагеря, были обстреляны охраной. Два человека погибли. Они не заметили запретную линию, которую пересекли на метр вглубь. Остальных ожидавших у ворот заставили лечь, и никому не разрешалось подойти к ним. На следующий день в Кадакчане вспыхнула забастовка, сразу же поддержанная в Аресе и Аркагале. Заключенные трех лагерей отказались работать. В Кадакчане состоялся траурный митинг по погибшим.

Протестуя против произвола, заключенные потребовали наказания виновных. Они также потребовали немедленной встречи с членом Президиума ЦК КПСС. Из-за задержки ответа забастовка была продолжена. Прибывшая на место комиссия из Москвы во главе с командующим региона северной Сибири генералом Деревянко, провела встречу, на которой нас уговаривали приступить к работе. Но все попытки завершились неудачей. Заключенные лагерей Кадакчана, Ареса и Аркагалы были солидарны в своих действиях, и настаивали на исполнении требований. Выступавший в Кадакчане потребовал приезда члена Политбюро, но в этом было отказано. Вторая встреча также была безуспешной, сразу после этой встречи все лагеря были окружены воинскими подразделениями и объявлено осадное положение. Вокруг лагерей установили пулеметы и минометы. Три эмиссара от Деревянко потребовали капитуляции заключенных. Состоялась ночная встреча руководства групп сопротивления. Была принята специальная резолюция. Фиму Спиваковского просили подготовить текст обращения. На следующее утро все кадакчанцы, собравшись у главных ворот лагеря, соединив руки создали непрерывную цепь-каре. Украинцы стали петь свои патриотические песни, заключенные кричали: «Стреляйте, стреляйте, гады, проклятые ублюдки!»

Генерал Деревянко отдал приказ охране вступить на территорию лагеря. Взломав ворота, солдаты увидели плотное каре заключенных.

 

Началось кровавое столкновение, в котором были человеческие жертвы, раненые, однако протест все же удалось подавить.

Во второй половине того же дня в помещении клуба лагеря, состоялся общий митинг, на котором генерал Деревянко сообщил ультимативные требования администрации: либо на следующее утро нее выходят на работу либо лагерь будет подвергнут окончательному штурму войсками. Генерал затем встал, сложил руки на груди, всем своим видом как бы показывая: «Ну, что вы на это скажете?»

Зал внезапно затих. Нервы всех присутствующих были напряжены до предела. Ожидались серьезные события, и молчание было смерти подобно. Эмоциональное состояние всех достигло предела. Чтобы предотвратить кровавые столкновения, Комитет попросил время на обсуждение. Деревянко дал час. Разными способами, включая секретные контакты, Комитет решил подчиниться требованиям генерала, но при условии, что требования и жалобы заключенных будут предметом дискуссий с московской комиссией.

Генерал Деревянко и комиссия решили совместно выслушать требования заключенных, которые имели следующее содержание:

1. Должно быть отменено ношение номеров на одежде.

2. Заключенных не должны запирать на замки на ночь.

3. Должны быть сняты решетки на окнах.

4. Качество пищи должно быть улучшено.

5. Каждый заключенный должен иметь право писать семье одно письмо в месяц вместо двух писем — в год.

6. Каждый заключенный должен иметь право направлять спои заявления о пересмотре приговора и о процедуре судопроизводства председателю московской комиссии.

7. Немедленное проведение пересмотра всех приюморои и судебных процессов у политзаключенных.

8. Возможность смотреть кинофильмы, слушать концерты, читать газеты, посещать лавочку лагеря.

После долгих переговоров московская комиссии признала все требования заключенных справедливыми, был издан приказ об их практическом исполнении. Заключенных попросили вернуться на работу, которая возобновилась на следующий день.

 

После возвращения заключенных на работу в шахты, стукачи сообщили администрации фамилии организаторов стачки и их вывезли на грузовиках в неизвестном направлении. Моральная сторона забастовки оказалась разрушенной из-за отсутствия организаторов, но так продолжалось недолго.

Стало очевидным, что восстания в Кадакчане в 1954 г. и в Караганде не прошло даром. Их последствия ощущались по всей стране. В истории Гулага это было не первым восстанием и результатом стало создание специальных комиссий для рассмотрения причин недовольства, а также ликвидация спецлагерей для политзаключенных. Люди планеты, в отличие от советских граждан, знали о восстании в Кадакчане, но тех пор, пока А. Солженицын не рассказал подробности о нем в книге «Архипелаг Гулаг», мировая общественность была потрясена случившимся. Безусловно, восстание в Кадакчане стало преддверием волнений в советских лагерях.

После отъезда комиссии из Кадакчана наступила полоса спокойствия. Многих заключенных рассортировали по другим лагерям. Фиму, Друкера и меня перевели в лагерь Д-2 в Мяундже.

В день отъезда мы увидели на стене бараков лозунг, выполненный заключенными оставшимися в Кадакчане: «Долой террор! Поддержим советское правительство, отказавшееся от террора!»