Критика первого варианта Нобелевской Лекции

 

Проект речи я считаю неудачным - и вот, в основном, почему.

Как я понимаю, сущность Вашей темы заключается в том, что нравственного начала в обществе со времени конца средневековья (Возрождения) и «прогресс» довели человечество до ожидания неминуемой планетарной катастрофы. Эта идея выражает Ваше мировоззрение и мироощущение, и вопрос заключается в том, как именно ее выразить.

Такая пессимистическая концепция, конечно, не нова, ибо она тесно связана с христианским пониманием судьбы «мира сего»; однако, обострившаяся актуальность темы гибели мира стала теперь понятна всем и каждому.

Вы видите только один выход из тупика: нравственное перерождение (раскаяние) общества, и к этому Вы, как писатель, призываете. Но пессимизм Ваш глубок, и нет в Вас самом веры в практическое осуществление такого духовного переворота; и, может быть, поэтому нет и нужной силы в Вашем призыве. Но даже если шансы на спасение неимоверно малы, Вам нужно произнести Ваше слово. Это понятно.

Однако, сказанное Вами слово может быть «новым» только у нас, а никак не там, где голоса религиозного и нравственного сознания, включая голос Церкви, могут быть свободно услышаны всеми. Рассматривая все с точки зрения моральных основ, Вы не говорите ясно о главном: что

 

это за нравственные основы и каковы конкретные пути. Следовательно, во всем Вами сказанном есть явная недоговоренность, которая лишает силы Вашу основную мысль, вносит путаницу в понятия религиозно-нравственные, с одной стороны, и общественно-моральные, с другой. Эта недоговоренность открывает широкое поле для всевозможных кривотолков, искажений и извращений Ваших воззрений и ставит Вас в невыгодное положение.

В христианстве все ясно («покайтесь» обращено к личности ради спасения души, «отдайте кесарю кесарево, а Богу Божие»), а у Вас непонятно, чего Вы ищете - Царствия Божия или рая на земле?

А когда Вы обосновываете Ваши идеи о безнравственном обществе и проектируете их на современную политику, цивилизацию и прочее, то, особенно в применении к западному миру, разительно выступает неосведомленность, которая может быть воспринята как примитивизм и эклектизм. Это объясняется, в основном, объективными и специфическими условиями нашего развития и существования в наглухо закрытом уже полвека обществе, что обусловило возникновение и Вашего замкнутого мира художника. Вам приходится открывать и повторять то, что давно сказано и пересказано на разные лады и на Западе, и у нас до революции, и в эмиграции. Этим Вы обнаруживаете трагическое положение Вашего поколения — отсутствие информации и контакта, о котором Вы так хорошо сказали в своем обращении. Это может быть использовано против Вас. Вы поставите себя в невыгодное положение, ибо Ваши противники могут нащупать здесь Вашу ахиллесову пяту.

Наконец, от Вас хотят услышать голос русского писателя из подполья и, в частности, Ваше отношение к отечественной литературе. Это ожидание не оправдывается, следовательно, неизбежно чувство неудовлетворенности и разочарования. К этому следует добавить, что, на мой взгляд, Вы допустили ряд ошибок, неточностей и несколько огульных суждений, обидных для западной этики выпадов, которые вызовут чувство досады.

Учитывая, что речь предназначена для интеллектуальной элиты всего мира, следует тщательнее выбрать позицию и «тон». (Наименее удачным тоном я считаю проповеднический и назидательный. В него, пожалуй, не следует впадать, он вызывает раздражение. Укорять, поучать и наставлять - очень русское свойство, мало ценимое на Западе). А наилучшей, самой сильной Вашей позицией является «писатель из подполья», осознавший ответственность за судьбы мира перед лицом грозящей катастрофы. Такая позиция правильно, остро и конкретно ставит

 

вопрос во всех планах. А правильно поставленный вопрос, как говорят французы, это уже почти его решение.

Теперь я хочу высказаться конструктивно. Предлогом для этого беру наш разговор. Как я Вас понял, Вы согласны с тем, что главную тему надо выразить формулой «мировая катастрофа и литература». А раз уж «литература», то, видимо, Ваша речь должна быть литературой, о литературе и для литературы — по форме, по основной направленности и по содержанию. Вы должны в полной мере использовать дар слова, которым Вы гениально владеете.

Если Вы скажете (примерно так, как говорили мне, и как писали, правда, не развив, в письме к Съезду), что ставите на весы свою судьбу, что идете на это сознательно, что Вам даже легче говорить из собственной страны, стоя на родной земле, а не во фраке - и подчеркнете, что они слушают писателя из подполья, то это может быть, как гром с неба... При этом неплохо будет, как мне кажется, сказать, что не партия, а писатель - и голос, и совесть народа; особенно важно сказанное Вами, что Вы как писатель несете ответственность за все совершенное зло и нет у Вас иного пути, как путь искупления, путь нравственного совершенствования и раскаяния. (Я сознательно делаю ударение на личность, а не на общество, ибо такова, мне кажется, суть христианства). Это и подлинно русский, и истинно православный путь.

Я склоняюсь к теме «писатель из подполья», потому что она мне известна, как одна из самых сильных у Вас. С этих позиций Вас будут слушать напряженно (как колокол), и ко всем Вашим мыслям отнесутся с тем большим вниманием и уважением, чем больше они будут высказаны в форме личного опыта (а не в виде поучительном).

Хотелось бы снова увидеть у Вас тему «Давида и Голиафа», тему «слово разрушает цемент».

Мне думается, необходимо как-то ответить на реакции Запада на Ваши произведения, проявить тепло к Вашим зарубежным читателям, Вас оценившим и полюбившим.

Если это не может быть вне политики, то должно быть и над политикой.

 

Теперь перехожу к замечаниям по тексту.

 

Мне в начале не нравится общий «тон». Какой-то он неестественный, непривычный мне у Вас. Что-то в нем надуманное (фрак, что ли, неудобен?) Смущение и приниженность переходят подчас в высокомерие и

 

даже в презрение. «Со смущением и стыдом я протягиваю руки за вашей литературной наградой» - уж очень приниженно (мне прямо как-то не по себе). <...>

 

Все сопоставление русской и западной литературы меня шокирует. Тем не менее, очень правильно отмечено (хоть и не совсем ясно для западного понимания), что ни одной литературе в мире не пришлось так тяжко бороться с властью не только за свой народ, но и за собственное существование, причем с самого своего рождения. Однако, это нисколько не было ей во вред, а, наоборот, этим она сильна и прославилась на весь мир. Но сравнение с Золушкой очень неудачно и обидно для Запада - ведь сестры ее были глупые и злые! (Беда, конечно, большая, что за последнее время милая Золушка наша стала проституткой! А кто за это ответственен? А не сама ли она в чем-то виновата? Уж во всяком случае не ее удачливые сестры, у которых не было ее «душевной цельности».) <...> И как можете Вы, «протягивая руки» за наградой от этой же западной литературы, так обидно ее тут же характеризовать? За это Вас могут больно укорить. <...>

 

Далее Вы раскрываете Ваше мировоззрение. Я со многим не согласен, об этом и буду писать. Говорить о всех этих категориях можно и сжато, но должна чувствоваться полная осведомленность в том богатейшем материале, который имеется по всем затронутым Вами вопросам. Мне кажется, что в Ваших суждениях о Западе и Востоке не соблюдено равновесие, перетягивают суждения о Западе, тогда как следовало бы подробнее остановиться на восточных идолах. Получилась обличительная речь против западной цивилизации, и я не удивлюсь, если Вас обвинят в том, что кое-где Вы говорите языком официальной советской прессы.

 

О средневековье. Каждая эпоха имеет свои особенности, свои плюсы и минусы. Но попытки возродить «цельность» средневековья в наши дни привели к идеологическому вооружению национал-социализма и фашизма вообще. Ведь средневековье - это не только Жанна д'Арк, но и ее сожжение на костре и инквизиция. Это не только Грааль, но и крестовые походы и насаждение мечом и огнем веры Христовой. А Русь, хотя и много было в ней подвижников, молчала и глотала татарщину. Власть нравственная, о которой Вы потом говорите, и породила религиозные войны, море ненависти и зла, оттолкновение от христианства, дехристианизацию. <...>

 

Об идолах (вернее их назвать жупелами) много и справедливого и спорного, но однобоко и не ново. Они как «идолы» давно развенчаны писателями и мыслителями и с самых высоких позиций. Однако, экономические вопросы не могут потерять в политике своей первостепенной важности, тем более, когда ? человечества на краю голода; следовательно, не обязательно экономику противопоставлять нравственности. Но Запад борется за мудрое разделение (отделение) высшего нравственного начала от политики и экономики, а мы, русские, советские, стремимся слить их в одно целое в поисках традиционного щедринского «единомыслия». В результате Запад много преуспел в свободе, а мы отказались от последних крох, которые от него же и получили. Одновременно Запад достиг невероятных успехов в благосостоянии людей (всех классов), и в этом гораздо больше хорошего, чем плохого. Совершенно справедливо Запад (пусть не весь) может сказать: «Позвольте! Установление идолов -это именно ваше, восточное варварское дело! Вы извращаете наши идеи и превращаете их в идолы! Вы только и думаете, как бы одного идола заменить другим; вы роетесь в архивах нашей культуры, чтобы соорудить себе (и нам) нового. Наши мыслители и ученые выдвигают различные идеи и теории, которые свободно конкурируют между собой (это относится и к партиям, фирмам и отдельным деятелям); вы же их догматизируете и превращаете в религию, культ. Наши церкви успешно боролись против подчинения государству, мы отделили Церковь от государства, вы же фактически подчинили. Вы родоначальники современного тоталитаризма, начиная с Ивана IV».

Запад может сказать: «Удивительная вообще психология и "логика", русского человека! Исходя из того, что вам веками плохо живется, что веками ваша государственная и социальная система хуже всех, что на огромных и богатейших пространствах вы не умеете наладить приличную и достойную жизнь, вы (на своем горьком опыте) считаете себя всех умнее, учите Запад, как жить и как строить политику и экономику! А не лучше бы у нас поучиться внимательней и подумать, отчего бы это так?»

 

Вы мечтаете о такой системе, где свобода (какая?) подчинялась бы высшим нравственным началам. По Вашим словам, свобода не должна сама по себе быть целью, она должна быть только удобной ступенью, чтобы перейти к «чему-то высшему». В личном, духовном плане это можно понять, но в плане общественном, гражданском, хотелось бы

 

именно знать - «к чему?» Тут, простите, я вынимаю меч в защиту свободы. Потом, минуя основной нас жизненно интересующий вопрос о нашей замордованной свободе, Вы довольно-таки высокомерно и трафаретно переходите к критике западной европейской демократии. <...>

 

Что значит нравственная власть? Как Вы ее понимаете, какую форму Вы ей даете, что конкретно имеете в виду? Что такое нравственный авторитет, способный, на худой конец, замерить нравственную власть? Это настолько важно, что требует от Вас ответственного ответа. Вы его не даете даже приблизительно. <...>

Беда наша в смешении политики и нравственности, счастье Запада в их мудром разграничении. Свобода есть ни цель, ни средство; она есть неотъемлемое условие существования человеческой личности. Нравственность невозможна без неограниченной свободой выбора между добром и злом. <...> На высшем уровне нельзя противопоставлять свободу и нравственность, а на низшем нельзя свободу ограничивать нравственной властью, ибо это и есть безнравственность. <...>

Однако, говорить о нравственных основах общества - это одно, а советовать западным демократиям добавить в конституцию нравственную власть - совсем другое. <...>

 

О пресечении информации. Делать политику должны (увы!) правительства, но знать о ней полностью должны все люди. Все это хорошо и громко сказано, можно бы даже еще поддать жару.

Но вот Вы подходите, вернее, возвращаетесь к Вашей основной теме, к гибели мира, и здесь она звучит в полную меру, вполне апокалиптически и в то же время современно. Да, апокалипсис стал современностью, стал реальностью, рука тянется к Библии... И Вы как бы говорите: «Покайтесь, чтобы спасти цивилизацию». И, конечно, это новое слово, хотя и звучит по-евангельски, как древнее, всем известное. Однако, по сути оно совсем не евангельское, а, может быть, и совсем наоборот, ибо Вы говорите о царстве земном, а не о Царствии Небесном...

Но мне лично думается так. Христианское учение обращено к личности, к спасению души. И нравственные, моральные ценности также являются качествами личности и только через личность могут стать качествами общества. Иначе говоря, моральное обновление общества может, видимо, произойти только через отдельные личности (к которым религия и обращается), а не наоборот, от общества к личности.

 

В таком аспекте мне понятна роль личности в нравственном росте общества, тем более такой личности, как писатель, осознавший в себе ответственность за судьбу мира.

В ходе таких соображений в Вашем призыве к людям нравственно перестроиться не следует обращаться к партиям, союзам, государствам и прочему, ибо это совершенно бесполезно, даже абсурдно. Вы, как личность, как писатель, имеете возможность нравственно воздействовать только на личности, и через них на общество. Обращение к писателям всего мира - это в цель.

Однако, пусть пути будут разные, пусть каждый выберет свой. Такой подход мне кажется более правильным и «теоретически», и «практически». Вы выбрали себе путь самоограничения... раскаяния. Пример неизмеримо выше проповеди.