- 94 -

RE PATRIA

Вскоре после того, как я поселился в Бирюлёво, я случайно встретил в метро Витаутаса Григаса, с которым я познакомился в Столбовой в отделении № 1. Витаутас попросил меня помочь ему позаниматься немецким языком. Я согласился, и вскоре мы начали наши занятия. Примерно через неделю Витаутас рассказал мне, что он не литовец, как он мне представился в Столбовой, когда мы с ним там были, а - прибалтийский немец. Настоящее его имя - Херберт Миколайт. Он родился в Восточной Пруссии, в четыре года лишился семьи, был направлен в литовский детский дом. Когда ему исполнилось 16 лет, то ему выдали паспорт, в котором и записали, что он - литовец. Но Херберт помнил, что настоящее его имя - Херберт Миколайт, а не -Витаутас Григас. И еще он помнил, что он - немец. Уже став взрослым, он стал добиваться для себя выезда в ФРГ. Получив от родственников вызов, он обратился в ОВИР с соответствующим заявлением. За это его уволили с работы, более года не давали возможности нигде устроиться, а затем привлекли к уголовной ответственности за тунеядство, провели в институте

 

- 95 -

Сербского психиатрическую экспертизу, которая признала его невменяемым. Ну в самом деле: в паспорте черным по белому написано, что он - литовец, Витаутас Григас. А этот Витаутас утверждает, что он - Херберт, и немец. И направили Херберта на принудительное лечение в Столбовую, где я с ним и познакомился. Там ему назначили инвалидность и выписали уже с формальным правом не работать, да еще подачку давали за то, что не работал. Воистину, только в Совдепии такой бардак и возможен.

«И ты по-прежнему хочешь уехать в ФРГ?» - спросил я Херберта. «Конечно», - ответил он.

Я выразил сомнение по поводу того, что власти его отпустят. Сам я не сомневался в психическом здоровье Херберта, но власти-то будут действовать исходя из своих позиций и своих интересов.

«Я добьюсь того, что меня выпустят», - уверенно ответил мне на мои возражения Херберт.

Мы продолжали заниматься немецким языком. Еще через неделю Херберт рассказал мне, что он со своими друзьями, тоже немцами, желающими эмигрировать из Совдепии, готовит сборник, посвященный положению немецкого национального меньшинства в Совдепии. И спросил меня, согласен ли я помочь в работе над этим сборником. Естественно, я согласился: мой долг полиглота - помогать репрессированным коммунистами народам. И было еще одно: я был рад подключиться хоть к какому-то делу, чтобы отомстить коммунистам за то, что они со мной делали. Конечно, работа над сборником, возможно, и не такая сильная месть. Но других возможностей мстить коммунистам у меня просто не было. Еще в беседе с Белым в больнице № 15 я говорил, что у меня нет ни автомата, ни патронов к нему.

Вот так я и подключился к работе по составлению сборника «Re patria», составителями которого, помимо Херберта, были также Фридрих Руппель и Лиля Бауэр.

К началу 1974 года сборник был готов. К Херберту в гости приходили активисты Демократического Движения. Он показывал им результаты совместного нашего труда: сборник получал хорошие отзывы.

Тем временем немцы, проживающие в Совдепии, активизировались в своих требованиях эмиграции из Совдепии: ими были проведены две демонстрации. Одна из них перед зданием притона коммунистической банды*, а вторая - перед зданием

 

 


* Коммунисты называют свой притон ЦК КПСС.

- 96 -

посольства ФРГ. Когда я узнавал об этом по радио, то я всегда звонил Херберту и поздравлял его.

Одновременно с этим в январе 1974 года я стал готовиться к ВТЭКу, так как подошел срок очередного переосвидетельствования. На этот раз ВТЭК надо было проходить в психдиспансере № 13 Советского района*, по новому месту жительства. Участковым врачом, обслуживающим микрорайон Бирюлёво, был в диспансере Назаров Владимир Владимирович, который назначил мне дату ВТЭКа на 11 февраля 1974 года.

Херберт тем временем готовил новое мероприятие и попросил меня оказать ему посильную помощь. Я согласился.

По его рекомендации ко мне 9 февраля приехала женщина с подростком, которая представилась мне как Людмила. Я не стал у нее спрашивать, что ей надо в Москве и кто она. Но увидев у меня дома большое количество книг и словарей на иностранных языках, в том числе и на немецком языке, она сама сказала мне, что она - немка из Эстонии. «Я догадывался об этом», - ответил я ей.

Мы разговорились. Она рассказала мне о том, что ей пришлось вытерпеть от коммунистов только за то, что она принадлежит к немецкому меньшинству. Говорили мы за полночь.

На следующий вечер Людмила пришла ко мне уже с тремя подростками и с мужчиной, который назвался Иваном. И опять мы много говорили о положении немцев в Совдепии, что каждому из них пришлось пережить, включая и этих подростков.

А потом стал рассказывать я: о психушках, о том, как я, полиглот и специалист с высшим образованием, вынужден жить впроголодь.

«Как они могли с вами так поступить? - возмущалась Людмила. - Ну, ладно, мы, немцы, мы в этой стране инородное тело. Но ведь вы же русский! Неужели и русские подвергаются такому жестокому обращению?!»

«Вот именно, что я - русский. А коммунистам нужны не русские, а советские. Я же оказался не советским», - ответил я Людмиле.

Утром 11 февраля они ушли. Я не спрашивал, куда они пошли и зачем: просто пожелал им успехов в этот день. А сам пошел на ВТЭК. ВТЭК, как всегда, продлил мне инвалидность.

 


* В настоящее время это психдиспансер Севастопольского района, но он по-прежнему обслуживает также и Советский район.

 

- 97 -

Вечером в этот день я включил радио. По всем западным радиостанциям сообщалось о том, что сегодня перед притоном коммунистической банды состоялась демонстрация немцев из Эстонии, примерно человек 20. Среди демонстрантов были и дети. Одна женщина приковала себя с детьми наручниками к светофорному столбу. Почему-то каким-то шестым чувством я догадался, что это сделала гостившая у меня Людмила со своими подростками. Эстонские немцы требовали от властей разрешить им выехать в ФРГ. Демонстрация была разогнана бандитами из уголовной коммунистической банды*.

12 февраля целый день я пытался прозвониться Херберту, но трубку никто не брал. Вечером я пришел к матери.

«Мне сегодня из диспансера звонили, - сказала она мне, -просили, чтобы ты пришел. Ты на ВТЭК какую-то справку не принес. Ее надо донести. А то без нее тебе пенсию платить не будут».

Это меня насторожило. Я уже успел изучить этих бюрократов во ВТЭКе. Они сдохнут, но не проведут ВТЭКа, если не будет хватать какой-то бумажки.

А дома у меня - несколько экземпляров «Re patria». Пришлось домой из-за них возвращаться. Утром 13 февраля 1974 года я взял все имеющиеся у меня дома экземпляры «Re patria» и пошел гулять по Москве в надежде их куда-нибудь пристроить. Но все мне как-то не везло. Одних знакомых не было дома, у других какая-то обстановка дома была не хорошая, что никак нельзя было «Re patria» там оставлять. Пристроил я надёжно сборники «Re patria» только поздно вечером. О себе же подумать времени уже не оставалось. Вернулся я домой около 22 часов. Через несколько минут раздался звонок. Я открыл дверь. За мной пришли два пьяных мента и солдат. Фамилию одного из этих ментов, с лицом марксистско-ленинского дегенерата, мне потом удалось узнать: им оказался отпетый комсомольский уголовник, участковый 137 отделения милиции города Москвы Пуляев Алексей Дмитриевич. Путёвку на мою госпитализацию без предварительного медицинского обследования состряпал участковый психиатр психдиспансера № 13 Назаров Владимир Владимирович. Сначала меня отвели в 137 отделение милиции, вызвали чумовоз. А затем на чумовозе повезли в Московскую

 


* Все лица немецкой национальности, о которых идет речь в данной главе, выехали в 1974 году в ФРГ. Поэтому я не принесу им вреда, рассказав читателям об этих событиях и назвав их участников.

 

- 98 -

городскую психиатрическую больницу № 1 имени Кащенко. В чумовозе я впервые подумал о том, что мне надо выезжать из этой проклятой Совдепии. Ясно, что коммунисты в покое меня не оставят и будут издеваться надо мной всю мою жизнь. А диспансерный учет - это ведь на всю жизнь. Эти три с половиной года уже достаточно измотали меня. И такая перспектива была уготована мне на всю жизнь. И только эмиграция могла обеспечить выход из этого кошмарного положения.

Но прошло долгих шесть лет, прежде чем мне действительно удалось выехать на Запад из этой проклятой коммунистической Совдепии.

А пока - меня везли в чумовозе. Конечно, не хотелось видеть этих тусклых стен, подонков-психиатров, санитарье, тяжело больных людей. Но в то же время было на сердце и некоторое чувство удовлетворения. Нашкодил я, как мог, этим коммунистическим гадам! И «Re patria» запрятал так, что ни одна коммунистическая сволочь не найдет.

А еще, помня свой старый опыт общения с психиатрами во время моих первых госпитализаций, я решил упорно отклонять все вопросы, связанные с моими политическими убеждениями. И решил не говорить психиатрам о будущем возможном возмездии. Зачем давать добрые советы тем, кто воспринимает эти добрые советы как угрозы жестокой расправы.