шмон

15 января 1980 года, гуляя без дела, просто так, по Москве, я случайно оказался на Севастопольском проспекте, недалеко от дома Виктора Капитанчука. Ну, и решил зайти к нему в гости, от нечего делать, просто так. Попить чайку, поболтать, поесть варенья.

Звоню, мне открывает дверь незнакомый мужчина, приглашает войти. Я вхожу, а Виктор из комнаты мне и говорит:

 

- Привет, Женя, на обыск попал.

- У, как интересно, с живыми кагебешниками можно поговорить!

- Ваши документы, - спросил меня гебист.

- А зачем вам?

- Мы должны знать, кто вы.

Николаев: А я с вами знакомиться не хочу.

- Вы пришли на обыск и поэтому должны предъявить документы.

Николаев: Мне вполне достаточно того, что Виктор меня знает.

- Мы тоже должны вас знать.

Николаев: Ну тогда вы сначала предъявите свой документ. Откуда мне знать: вы представитель власти или самозванец?

Показывает мне документ.

Николаев: Вот, теперь я вижу, что вы - капитан КГБ Малышев. Вот вам мой документ. (Подаю ему свое пенсионное удостоверение.)

Малышев: По какому адресу вы живете ?

Николаев: А вот этого я вам не скажу. Позвоните по телефону в адресное бюро, дайте им мои данные и они вам скажут мой адрес. А я вам свой адрес давать и помогать вам за бесплатно не обязан. Вы обыск проводите - вам за него деньги платят, вы сами без моей помощи и узнавайте.

Малышев: Что у вас в портфеле ?

Николаев: А вы мне сначала предъявите удостоверение на мой личный обыск.

Малышев (достает книгу, листает, показывает мне место, согласно которому личный обыск в исключительных случаях может быть произведен без санкции прокурора): У нас есть подозрение, что в портфеле есть антисоветские материалы.

Николаев: Ну, вы знаете, я не имею представления о том, что в портфеле.

Малышев: Почему же?

Николаев: Очень просто. Портфель не мой.

Малышев: Как не ваш? Вы же с ним пришли!

Николаев: Ну и что ж, что я с ним пришел. Все равно не мой портфель.

Малышев: А где ж вы его взяли?

Николаев: На помойке нашел. И пока еще не смотрел, что внутри.

Малышев: А за чем же вы по помойкам ходите ?

 

Николаев: Да я по помойкам специально не хожу. А тут просто случайно проходил мимо. Вижу - портфель лежит. Я и подобрал его.

Малышев: И зачем же вы портфель подобрали на помойке ? Николаев: Как зачем? Вдруг там тысяча рублей внутри! Малышев: И чего же это у вас портфель такой чистый, если вы его на помойке подобрали?

Николаев: Так я ж его обтер. Не понесу же я грязный. Малышев: Ну что ж, давайте вместе посмотрим, что в портфеле, который вы на помойке нашли. ... Так-с. «Доклад Глеба Якунина Христианскому Комитету защиты прав верующих», шесть экземпляров. Хорошие портфели на помойке валяются. Николаев: Ну, кто-то выбросил, я подобрал. Малышев: Кто ж такие вещи выбрасывает? Значит, Самиздат принесли.

Николаев: Чего-чего? Не знаю такого слова. Малышев: Читайте сами, что вы принесли. Николаев: Но -я не умею читать! Малышев: Как! Не умеете ? Вы в школе учились ? Николаев: Не только в школе, но еще и в университете. Малышев: Так почему ж вы читать не умеете ? Николаев: Так я давно учился, все позабыл. И писать тоже разучился.

Малышев: А пишущей машинки, на которой это все отпечатано, случайно на помойке не было?

Николаев: Вы знаете, не было. А то бы я не только портфель, но и пишущую машинку бы прихватил.

Малышев: Ну так вот. В портфеле, который вы на помойке нашли, клеветнические материалы. Доклад Глеба Якунина. Вы сами, что, разве верующий?

Николаев: Что вы? Какой же я верующий? Если бы я был верующим, я умел бы делать чудеса. В Библии сказано, что верующие именем Господа Иисуса Христа делают чудеса. Я-то чудес делать не умею. Какой же я верующий?

Малышев: Ну и какое бы вы чудо сделали, если бы умели делать чудеса ?

Николаев: Да я бы сделал так, чтобы вы повторили подвиг Сергея Лазо. Добровольно бы залезли в паровозные топки и там бы сгорели.

Все кагебешники хором: Вот! Он нас всех сжечь хочет! Николаев: Что вы? Я вовсе не хочу вас сжигать. Я хочу, чтобы вы сами, добровольно, забрались бы в паровозные топки

 

и там бы сгорели, как Лазо. Разве вы не хотите повторить его подвиг?

Другой гебист: Лазо в паровозную топку не залезал! Его туда насильно сунули.

Николаев: Ничего подобного! Лазо добровольно туда залез! И я хочу, чтобы вы его подвиг повторили.

Малышев: Что вы ерунду городите? Кто же добровольно полезет в паровозные топки?

Николаев: А вы заставляете ходить людей на политзанятия! На субботники! И потом врете, что люди все это добровольно делают!

Малышев: Ну что ж? Посмотрим, что еще есть в вашем портфеле?

Николаев: Не в моем.

Малышев: Ну ладно, не в вашем. (Достает несколько бумаг, на которых есть мой обратный адрес.) Так - вот и ваш адрес. (Берет отдельный листок, которым были обернуты экземпляры Доклада и другие бумаги.) А это что написано? Ваш почерк?

Николаев: Как же это мой почерк, если я - писать не умею?

Малышев: Здесь написано: «корам». Что это такое?

Николаев: Не знаю такого слова.

Малышев: Зато я знаю. Это значит - западным корреспондентам. Значит, вы пришли к Капитанчуку, чтобы передать для западных корреспондентов все эти бумаги. Так?

Николаев: Не так.

Малышев: А как же?

Николаев: Я пришел к Капитанчуку попить чаю с вареньем.

Капитанчук: Хорошо, что напомнил. Давай я тебе чаю поставлю. (Идет на кухню, ставит на плитку чай.)

Малышев: Но ведь чай можно было прийти пить и без портфеля.

Николаев: Да я вам уже сказал, что я - его на помойке нашел.

Далее Малышев составил протокол об изъятии документов. Я настоял на том, чтобы в протоколе было отмечено, что этот портфель не мой и что я его нашел на помойке. В отношении целей моего визита к Капитанчуку Малышев написал, что я зашел к нему покушать.

Около 17 часов приехала еще одна бригада гебистов.

«Ну, собирайтесь, Николаев, поедем к вам в гости. Посмотрим, чем вы дома занимаетесь», - сказал мне руководитель

 

новой бригады (потом по его документам я узнал, что это - старший лейтенант КГБ И. Я. Зотов).

Николаев: А вы мне сначала предъявите постановление на обыск.

Зотову пришлось возвращаться в машину за санкцией.

«Ни пуха тебе, ни пера», - сказал мне на прощание Виктор.

Повезли меня домой. Бригада была большая и умещалась в двух легковых машинах.

Ох, не вовремя этот проклятый шмон! Конечно, к такому надо быть готовым всегда. Но застает шмон людей обычно в самое неподходящее и неожиданное время. Ну что ж! Очевидно, придется расстаться сегодня с семьей, сегодня идти уже не в психушку, а в Лефортово придется. Но, с другой стороны, - давно я был к этому готов, знал, на что шел, знал, за что мстил коммунистам. И к переквалификации психушки на тюрьму тоже давно был готов. Тем более, что разница в советских условиях не так уж и велика. В тюрьме хоть нейролептиков этих проклятых не будет. Жаль, не удалось предупредить Тьян, чтобы спасти сделанную начатую работу. В машине я с ними не разговаривал. Было время подумать. И, конечно, отказ от дачи показаний в случае ареста!

Теперь одна проблема: как бы Тьян предупредить, чтобы она за считанные две-три минуты порядок в доме навела. Я позвонил в звонок, не так, как я это делаю обычно, а по - «чужому» и тут же отошел от глазка в сторону, чтобы меня не было видно.

Тут участковый Смык оказывает мне одну помощь, давая мне возможность поднять шум на весь подъезд, тоже благодаря своему кретинизму.

Смык: У тебя ключ есть ? Ты почему дверь не открываешь ?

Николаев (во всю глотку, что было мочи, чтобы слышали все соседи и Тьян): Что!!? На каком основании!! Вы обращаетесь ко мне на «ты»!?? Вас что?!! В детстве мама вежливости не учила ?!! Я взрослый человек!!! Вам ваш мундир не дает права грубить!!! Приходите с обыском из КГБ!!! И грубите!!! Вы обязаны обращаться на «вы»!! КГБ обыск у меня проводит!! А вы еще грубите!!!

Помогло! Соседи с разных этажей, услышав крик мой, высунулись поинтересоваться, в чем дело, из-за чего шум.

«Ко мне из КГБ с обыском пришли, а он, - показываю на мента, - обращается ко мне на „ты"!»

 

А тем временем минуты на этот крик, столь необходимые для наведения дома порядка, - шли.

Наконец Тьян открыла дверь.

«Прежде всего - предъявите свои документы», - сказал я этим партийным выродкам. Все предъявили без звука, кроме Смыка.

Помимо старшего лейтенанта И. Зотова, в обыске участвовали сотрудники КГБ А. Котенко и Ю. Монахов. Санкция на обыск была подписана майором КГБ B.C. Сорокиным и прокурором г. Москвы Н. И. Фунтовым.

Последним был Смык.

«Ваш документ, пожалуйста», - сказал я ему.

Смык: Я ваш участковый.

Николаев: Я вас не знаю и предъявите документы.

Смык: Я вам показывать документ - не буду.

Николаев: Обыск не начнется до тех пор, пока вы не предъявите свои документы. Если вы присутствуете на обыске, то вы обязаны мне документ свой предъявить.

Смык: Я вам не буду ничего предъявлять.

Николаев: Не задерживайте сотрудников КГБ! Они приехали ко мне для дела! Живо! Документы!!!

Зотов: Предъявите ему, пожалуйста, документы.

Смык весь вскипел от злобы, но достал свои документы и предъявил их мне.

Николаев: (Смыку): Вот теперь я вижу, что вы - участковый, а не самозванец. Теперь вы имеете право присутствовать на обыске. (Остальным) Приступайте к обыску.

Конечно, сразу бросились к столу, где стояла пишущая машинка!

Зотов: Ребята! Какая удача! «Хроника»! 53-й номер! 11 экземпляров! (Ко мне) И давно вы выпуском «Хроники» занимаетесь?

Николаев: Я к изданию, выпуску и составлению «Хроники» никакого отношения не имею.

Зотов: А это что у вас? Смотрите.

Николаев: А я читать не умею.

Зотов: А кто ж у вас тогда дома «Хронику» готовит?

Николаев: Не знаю.

Зотов: А откуда у вас тогда «Хроника» взялась? Да к тому же одиннадцать экземпляров. И еще не оконченная?

Николаев: Да, наверное, ветром занесло?

Зотов: Что у вас? Ветры такие дуют?

 

Николаев: Значит, дуют.

Зотов: Окна надо закрывать, чтоб не дули.

Смык: В «Кащенко» его за такие ответы!

Николаев: Это коммунистов в Дахау надо гноить. А мне в «Кащенко» делать нечего.

Зотов: Ну да ладно, я согласен, что ветром занесло. И еще так аккуратно ветром сложило. Но как вот эта страница, наполовину уже готовая, из «Хроники» в машинку залезла? Тоже ветром?

Николаев: Значит, тоже ветром занесло!

Зотов: А может, вы сами «Хронику» эту готовили? А ?

Николаев: Откуда мне ? Я ж не умею. Смык: Жена, небось, печатала, пока мужа дома не было.

Николаев: Что вы ерунду городите ? Моя жена по-русски не разговаривает.

Пауза.

Монахов (к Тьян): Вы - действительно не знаете русского языка?

Тьян (с сильным ительменским акцентом, который сейчас можно услышать только у ительменов старшего поколения): Да уцылас нимноска-та.

Котенко: Ребята! Посевовские брошюрки! А что, издания НТС вам тоже ветром занесло ?

Николаев: Да нет, это я в киоске купил.

Котенко: В каком же?

Николаев: Да тут рядом с кинотеатром «Бирюсинка» у нас газетный киоск. Там я и купил.

Котенко: А если я туда пойду, то, может, тоже куплю?

Николаев: Да вряд ли! Я давно купил. Сейчас их, наверное, там уже нет.

Смык: В камере я бы с ним не так поговорил!

Николаев: А в Гражданскую войну с Лазо тоже не так разговаривали, как я с вами. Ив Дахау с коммунистами тоже не так разговаривали. И в Чили сейчас с коммунистами тоже не так разговаривают.

Монахов: Вот бы и езжали в Чили.

Николаев: А у меня из Чили вызова нет. А то бы с удовольствием поехал!

Монахов (перебирая обилие тамиздата и самиздата): Зря вы этой ерундой занимаетесь.

Николаев: Я с вами согласен, что зря. Такой ерундой действительно заниматься не стоит. Но у меня нет патронов и авто-

 

мата, чтобы коммунистов косить. Если бы были патроны и автомат, то я бы занимался делом, а не ерундой.

Зотов: За что ж вы так коммунистов ненавидите ?

Николаев: А за то, что коммунисты меня репрессировали. За то, что незаконно уволили с работы!

Зотов: А за что вас уволили с работы?

Николаев: Я отказался взять соцобязательство в честь XXIV съезда КПСС.

Зотов: А кем вы тогда работали?

Николаев: Младшим научным сотрудником дезинфекции и стерилизации.

Смык: Хм! Невелика... сошка.

Николаев: Это Ленин был невеликой сошкой. И его правильно из Казанского университета погнали.

Монахов: А вы знаете, что вы за «Хронику» далеко поехать можете?

Николаев: Нет, не смогу.

Монахов: Нет, сможете.

Николаев: Не смогу. Мне 21 декабря в ОВИРе отказали в поездке в ФРГ. Как же я смогу далеко поехать ?

Монахов: Да за «Хронику» вы не на Запад поедете, а на Восток

Николаев: На Восток я тоже согласен. Земля-то круглая. Если на Восток ехать, то можно приехать в США.

Монахов: До США вы не доедете. Ближе сойти придется.

Николаев: Ближе я тоже согласен. В Японии, например.

Монахов: Да нет, еще ближе: в Сибири.

Николаев: В Сибири я уже был. Хочу теперь в Японию.

Монахов: В Сибири вы были как свободный человек. А сейчас поедете как заключенный.

Николаев: Прежде чем я поеду как заключенный, вам придется доказать, что я это все делал.

Монахов: И докажем. Еще соберем предыдущие выпуски «Хроники», которые ранее нам попадались на обысках. Сравним с вашими машинками, артикул бумаги, с вашими отпечатками пальцев. И докажем, что вы и предыдущие номера готовили.

Николаев: Не докажете. Вы сами мне инвалидность всучили. А раз я, по вашим законам, нетрудоспособен - значит, я не делал ничего. А если докажете, что делал я, — то моя инвалидность - липовая.

Котенко: Вы напрасно так легкомысленно к этому относи-

 

тесь. Ведь вы теперь психушкой не отделаетесь. Раньше мы вас жалели, чтобы не сажать вас в тюрьму, направляли вас в психбольницу. А теперь мы вас жалеть не будем! Осудим на 7 плюс 5 и отправим в лагерь.

Николаев: Да, но вам сначала придется признать меня вменяемым.

Котенко: И признаем!

Николаев: А мне того только и нужно, чтобы вы меня вменяемым признали.

Смык: Хитрый какой! Чуть преступление совершит - тут же в «Кащенко» от суда прячется.

Николаев: Во-первых, - я никогда преступлений не совершал! И в «Кащенко» я никогда от возмездия не прятался. Меня коммунисты в «Кащенко» направляли без моего согласия и всегда незаконно.

Монахов: Вы не совершали преступлений? А это что? (Показывает на самиздат и тамиздат.) Не преступление ?

Николаев: Это Ленин преступление совершал, когда распространял незаконно «Искру». А я преступлений не совершал.

Монахов добрался до чистой писчей бумаги.

Монахов: Интересно, зачем вам столько много писчей бумаги? Для «Хроники», которую вы сейчас готовили.

Николаев: Да нет, мы с этой бумагой в туалет ходим.

Монахов: А зачем вам столько пачек копирки? Ну ладно, я согласен, что с писчей бумагой вы в туалет ходите. А копирка вам зачем? Ведь вы не печатаете? Ваша жена тоже не печатает?

Николаев: Да мы копиркой мажемся, чтобы на негров быть похожими.

Зотов тем временем дошел до копии моего заявления-протеста против советской интервенции в Афганистане.

Зотов: Интересно, за чем вы это написали ? С чего вы взяли, что Советский Союз совершает в Афганистане агрессию?

Николаев: Когда в прошлом году Китай ввел во Вьетнам ограниченный контингент войск по просьбе вьетнамского правительства - вы тоже шум подняли на всю страну.

Монахов: Вьетнам не просил Китай вводить туда свои войска!

Николаев: Нет, просил.

Зотов добирается до копии моего заявления-протеста против празднования 110-й годовщины со дня рождения Ленина. Дает копию девчонкам.

Зотов: Прочитайте. Посмотрите, что это за человек. (Дает

 

Смыку копии моих заявлений на Пуляева.) А вам это интересно прочитать.

Смык (прочитав копии): Обо мне он так писать не будет.

Монахов (снимает со стены большой портрет Солженицына): Кто это у вас?

Николаев: Да учитель школьный. Он физику и математику преподавал.

Монахов: Что, вы у него учились?

Николаев: Да нет, я в другой школе учился.

Монахов: А зачем же вам портрет учителя, у которого вы не учились?

Николаев: Да так, на всякий случай. Он мне не мешает.

Смык: На Луну надо таких высылать.

Николаев: На Луну надо коммунистов высылать, желательно без скафандров.

Вот так и шел обыск, восемь часов подряд. Эмемкут давно уже заснул. Забрали много, в том числе - магнитофонные кассеты с лингафонными курсами и наши сборы по ительменскому языку. Все изъятое уместилось в три гигантских мешка. Протокол обыска я подписывать отказался. Тьян - также.

Николаев: Чтобы вам времени зря не тратить, вы меня на допросы не вызывайте. Я на них не явлюсь и никаких показаний давать не буду. Предупреждаю заранее, чтобы вы зря времени на меня не тратили.

Зотов: Что ж? Если вы по вызову на допрос не явитесь, мы обратимся за помощью к участковому, чтобы он вас на допрос доставил. И он вас немедленно доставит.

Смык: Если он на допрос не явится сам, то я вам его тоже сразу не доставлю. Сначала он отсидит у меня 15 суток за неподчинение. И только через пятнадцать суток вы его у меня получите.

Николаев: Даже если я отсижу эти 15 суток, то я все равно показаний давать не буду.

Смык: Тоже мне - храбрец. Попади он ко мне - я бы в два счета у него все показания бы выбил!

Николаев: Я вам - не Павлик Морозов. И я - не коммунист.

Ушли они за полночь. Я тут же побежал на улицу звонить Сахарову. Набрал номер. Андрей Дмитриевич снял трубку.

Николаев: Андрей Дмитриевич, это вам Николаев звонит. Извините, что так поздно.

Сахаров: Ничего, ничего. Я сидел у телефона и ждал, когда вы мне позвоните. Обыск кончился?

 

Насколько можно по телефону, я рассказал Андрею Дмитриевичу о результатах обыска, сказал, что накрыли 53-й номер «Хроники».

А через несколько дней, 22 января, Сахаров был сослан без суда и следствия в Горький.

Шмон, прошедший у меня дома, получил освещение в «Хронике текущих событий» № 55.