«На каком трижды проклятом месте?»

Постойте, постойте! Клава еще находится в зоне действия союзных войск! «На каком трижды проклятом месте» появилась каторга? Для этого Клаве нужно попасть в нашу страну или хотя бы в советскую зону Берлина! Немного терпения и мы дойдем до этого места. Переход Клавы «оттуда» - «сюда» окутан тайной неизвестности. Я не берусь ее приоткрывать. В рассказе Клавы прозвучали туманные намеки на некое «важное задание». Может быть, она действительно пересекла границу не по случайной прихоти, а с целью... Но не станем уподобляться нашим бдительным органам, которые всюду искали шпионов. Обратимся к фактам. Победу наших войск над Германией Клава встретила в Берлине в ставке Жукова. И здесь произошло невероятное событие: она повстречалась со своим законным супругом Георгом, которого давно считала погибшим! Он, по ее словам, был одним из адъютантов Жукова. Клава решила во всем ему признаться. Она так рассказывала нам об этом:

- Мы пошли в парк, уселись на каменную ступеньку заброшенной лестницы. Здесь нас никто не мог услышать. И я начала свою исповедь. Рассказывала долго, очень долго. В парке было влажно и прохладно. Я озябла, меня стал бить озноб. Он поднялся и произнес одну лишь фразу: «Если стакан разбит его не склеивают, а выбрасывают». И ушел.

- Клава, неужели он тебя бросил? - сразу раздалось несколько голосов.

- Нет, вскоре он вернулся.

- И простил тебя? Ведь у тебя был немец... немцы, и не только они!

Клава холодно ответила:

- А у него были немки, и не только они! Разница между нами состояла лишь в том, что я как честная женщина (!) сама ему во всем призналась, а он пытался скрывать и хитрить. Мне пришлось распутывать не одно его приключение! Ах, девочки, любые женские похождения бледнеют перед тем, что вытворяют мужчины!

Таким образом, Клава и Георг все-таки попытались склеить осколки разбитого стакана! Клава с упоением бросилась в вихрь новой жизни с вновь обретенным мужем. Началось непрерывное пиршество победителей. Клава с удивительной быстротой вошла в роль жены офицера Красной армии, перенесшего все тяготы войны, с Победой вступившего на берлинскую землю. Будто бы и не было в ее жизни немецко-итальянских страниц, будто бы она шагнула в ставку Жукова из своей комсомольской молодости. Она активно включилась в будни и праздники армейской жизни, стала участницей самодеятельности, читала стихи и вела конферанс! Она открыла для себя поэзию военных лет, ей до этого совершенно незнакомую. Ее потрясли стихи Константина Симонова, он стал ее любимым поэтом. У нее появились фронтовые подруги. Одна из них, Алла, впоследствии проявила удивительную верность дружбе и систематически присылала ей в Заполярье письма и посылки. Клава умела полностью отдаваться сегодняшнему дню. Сейчас была советская зона Берлина, ставка Жукова, законный муж Георг, окружение офицеров Красной армии и никаких Куртов Шнайдеров, английских лордов и эстрадных итальянских певцов!

Но неужели совместная жизнь Клавы и Георга могла протекать безоблачно, и он никогда не упрекнул ее за бурное прошлое? Откровенно говоря, солнечные дни иногда сменялись пасмурными, но кто кого упрекал - это еще большой вопрос! Дело в том, что в ставку начали проникать женщины разных национальностей с маленькими детьми, которые мечтали хотя бы одним глазком взглянуть на любимого папочку. И Клава из обвиняемой жены превратилась в жену обличающую. Но не будем уделять много внимания деталям, остановимся на крупном плане.

Итак, Красная армия пировала на завоеванной земле, вместе с ней пировали адъютант Жукова грузин Георг и примкнувшая к нему жена Клава. Красная армия не только пировала на немецкой земле,

но и ненасытно грабила эту землю. Грабили все - от высокого начальства до неизвестного солдата. Увозили мебель, рояли, сервизы, зеркала, меха, ткани, одежду, обувь, животных, растения. Теперь эта темная сторона жизни освободителей на немецкой земле уже не покрыта непроницаемой тайной. По радио и телевидению прошло немало передач как обличительных, так и оправдательных. Но это произошло через полвека после окончания войны! А от Клавы мы, каторжанки-воркутянки, узнали о повальных грабежах в конце 1940-х гг. Здесь проявился феномен лагеря: с одной стороны -изоляция от всего мира, информационный голод; с другой стороны -распространение уникальной информации, о которой вся страна узнает только через десятилетия! Источниками этой информации были сами репрессированные субъекты, среди которых попадались люди удивительной судьбы. Широкие же массы узнают обо всем этом потом, когда получат разрешение быть осведомленными. Здесь и наступает тот момент, когда прояснятся подробности, почему Клаву арестовали:

- Скажу вам честно, девочки, меня погубила жадность. Мне ни в коем случае нельзя было объявляться в Харькове, даже посылать весточки родителям. Но не могли же мы с Георгом спокойно наблюдать, как из Германии в нашу нищую убогую страну текли реки, наполненные добром! Нам тоже хотелось порадовать наших родных и близких. Мы тоже нагрузили несколько платформ и отправили их в Харьков моим несчастным родным, чтобы они хотя бы на старости смогли пожить по-человечески. Но, Боже мой, какой гам и крик подняли в моем родном Харькове все наши завистливые соседи и знакомые! Они были уверены, что я погибла в огне войны, что меня давно нет на этом свете. И вдруг оказалось, что я жива и, судя по платформам, нагруженным невиданным добром, не страдаю от бедности. Посыпались доносы... Простые советские труженики Харькова требовали справедливого возмездия. Злодейка должна немедленно понести наказание, вплоть до расстрела.

Вот мы и приблизились к тому месту, где появилась каторга. Клава часто цитировала стихи Константина Симонова, вот и об этом месте можно поэтически вопросить: «И в котором часу, на каком трижды проклятом месте мы ошиблись с тобою и больше поправить уже не смогли?» Местом оказался город Харьков, а произошло это событие 27 декабря 1946 г. Поправить, действительно, ничего не удалось. Срок получила не только Клава, но и Георг. Они попали в разные

лагеря и никогда больше не встретились. Клава появилась в Воркутлаге на ОЛПе № 2, где и решила облегчить свою душу сказками под названием «Тысяча и одна ночь от Харькова до Берлина с заездом в Италию».

Я ее «сказки» слушала с большим вниманием не из праздного любопытства. Мне хотелось сопоставить наши две жизни, которые пошли абсолютно разными путями. Мы были примерно ровесницами, мы попали в оккупацию в географически близких районах, наши юные годы пришлись на тяжелые времена войны и разрухи. Как говорил один поэт: со школьной скамьи мы шагнули в годы войны и тяжкие дни оккупации. Но распорядились своей юностью мы по-разному. Наши жизненные позиции оказались прямо противоположными. Мы с Клавой стали антиподами^*.

Отсюда возникло наше противостояние, наш диалог о нравственности. Клаву это раздражало, она не терпела никаких наставлений и замечаний. Не только меня возмущали некоторые сюжеты «сказок Клаваризады». Состав каторжанок был крайне неоднороден. Среди узниц ОЛПа № 2 встречались так называемые «героические девочки» - советские разведчицы, партизанки, узницы фашистских лагерей, - которые распорядились своей юностью совсем иначе, чем Клава. Уже один только факт, что Клава в оккупацию стала женой немецкого офицера, тогда как они, рискуя жизнью, боролись с фашизмом, убедительно показывал, по каким разным дорогам шагала их юность. В нашем женском бараке было много участниц УПА, которые ненавидели немцев также сильно, как и «комуняков». Жена немецкого офицера не могла вызвать их симпатию. К тому же их возмущала свобода поведения Клавы в «мужском вопросе». Они считали Клаву развратной особой. Лагерный нравственный принцип девочек из Западной Украины формулировался очень жестко: нiкому, нiколи, нi за що. А каких взглядов придерживалась Клава? Страшно даже подумать!

Казалось бы, столь разная публика, затиснутая в сжатое пространство лагерного барака, должна была передраться и перессориться. Конечно, бывали всякие случаи, но в общем лагерь научил нас быть терпимыми к инакомыслию. На одних нарах приходилось спать вме-

сте не только людям с различным моральным кодексом, но и лютым врагам, воевавшим под разными знаменами.

Нужно также отметить, что откровенность Клавы, ее манера выворачивать свою душу наизнанку, очень подкупали. Широким размахом своей души она могла увлечь даже тех, кто предпочитал пуританский стиль поведения. При этом она была талантливой рассказчицей, ее «сказки» напоминали современные телесериалы, отвлекающие от неприятных жизненных проблем. Поэтому ее «сказки» слушал очень охотно самый разный народ.