Они строили здания на вечной мерзлоте

Александра Михайловна Челбарю провела на Севере долгие годы вместе со своим мужем, Леонидом Ефимовичем Райкиным. Имя Райкина было хорошо известно воркутинцам и интинцам - по его проектам строились эти северные города.

Райкин получил архитектурное образование в Москве. В 1930 г. он окончил архитектурное отделение МВТУ. Учился и дружил с сыном Троцкого, что в дальнейшем не украсило его биографию. После окончания ВУЗа Райкин работал архитектором в Архангельске и Ташкенте. В 1936 г. его арестовали и ОСО при НКВД СССР осудило его на 5 лет ИТЛ. Он был обвинен в контрреволюционной троцкистской деятельности (КРТД). Его этапировали в Ухтпечлаг, где он работал некоторое время на радиевом промысле, затем последовала Воркута и работа в проектном отделе «Воркутстроя». Там он начал с проектирования первой очереди поселка шахты «Капитальная». В 1941 г. Райкин освободился, но выехать из Воркуты не смог, и был назначен начальником группы проектного отдела «Воркутстроя».

Интеллигенция Воркуты старалась держаться дружно. Эти широко образованные люди, специалисты высокой квалификации, оказавшись в Заполярье не по своей воле, понимали, что только дружба и взаимное участие может спасти их от деградации. Общими усилиями они поддерживали интеллектуальную и нравственную атмосферу в маленьком заполярном городе под названием Воркута.

Вначале это был не город, а маленький поселок Рудник. За несколько лет в голой тундре, на вечной мерзлоте, вырос большой рабочий поселок, который в 1943 г. был преобразован в город. Вклад заключенного архитектора Райкина в это преобразование немалый.

Большой друг семьи Райкиных, Бронислава Яковлевна Коровина, вспоминает:

«Райкин был первопроходцем в проектировании и строительстве города в условиях Крайнего Севера. Он тщательно исследовал графики движения ветров, направления и силу снегопадов, интенсивность соляризации и прочие особенности Большеземель-ской тундры, где совершенно не действуют привычные нормы и принципы градостроительства. Он проектировал целые кварталы, городские районы, обустраивал большие территории с учетом заполярных особенностей. Строил на сваях, строил на скальном грунте, строил, строил, строил. Он работал по 18 часов в сутки. Однажды произошел такой случай. Московская комиссия принимала очередной проект. В заключении она отметила «высокие профессиональные знания группы проектировщиков». А этот проект разрабатывал один Леонид Ефимович! Вот так трудились воркутяне-изгнанники, «враги народа!»

С 1942 по 1948 г. Райкин-главный архитектор интинской проектной конторы, автор генерального плана Инты, которая (как и Воркута) вначале была рабочим поселком. В ноябре 1954 г. в газете «За новый Север» появилось сообщение: «Указом Президиума Верховного Совета РСФСР от 4 сентября 1954 г. утверждено представление Президиума Верховного Совета Коми АССР о преобразовании рабочего поселка Инта в город районного подчинения». Но в то время, когда Инта интенсивно строилась по генплану, разработанному архитектором Райкиным, сам автор оказался далеко. В 1948 г. его вновь арестовали и отправили в ссылку на «Волгодонстрой». Благодаря усилиям начальства комбината «Воркутауголь», в 1949 г. Райкина удалось отозвать на Воркуту, и он был назначен старшим архитектором проектной конторы, а затем начальником архитектурного отдела. В 1952 г. им был разработан проект планировки поселка шахт № 19 и № 20 (Воргашор). Вместе с архитектором В.Н.Луневым он начал разработку нового генплана Воркуты, который в 1956 г. был утвержден Советом Министров Коми АССР По их совместному проек-

ту в Воркуте построен кинотеатр «Родина». В 1959 г. Райкин был назначен начальником архитектурно-планировочного отдела проектной конторы.

В 1960 г., после реабилитации, появилась возможность покинуть Заполярье. Для Райкина завершилось почти 30-летнее служение Воркуте. Семья Райкина навсегда покинула Север и переехала в Москву. Но мысли о воркутинской трагедии, свидетелем которой он оказался, не покидали его. Вместе с архитектором Мюлером, бывшим воркутянином, он написал воспоминания о строительной эпопее Большой Воркуты, в которых нашли место рассказы о судьбах многих воркутян. К сожалению, эти уникальные воспоминания не были опубликованы. Когда началась «перестройка», Райкин и Розенблюм написали письменное заявление в Воркутинский горисполком:

«Заявление бывших зэка Воркутлага В.Розенблюма и Л. Райкина в Комиссию по созданию Мемориала жертвам сталинских репрессий воркутинского горисполкома.

...Мы хотим поднять вопрос о трагических событиях, о которых до недавнего времени нельзя было упоминать, а именно - о массовых расстрелах политзаключенных в Воркутинском ИТЛ в 1937 г.

В 1936-37 гг. в Воркутлаге были сосредоточены тысячи политзаключенных, большинство которых имели статью «кртд», осужденных не судами, а Особым совещанием (ОСО) при НКВД СССР. Многие из этих «троцкистов» сами не знали, что такое троцкизм. В 1936 г. большая группа заключенных «кртд» объявила массовую голодовку с требованием предоставления им режима политзаключенных, отделения от уголовников, улучшения бытовых условий и т.д. Примерно двухмесячная голодовка закончилась после того, как начальство дало голодающим какие-то обещания. С конца 1936 г. многих заключенных, и в первую очередь тех, кто участвовал в голодовке, начали сосредотачивать в особом лагпункте на территории старого (уже не действующего) кирпичного завода в нескольких километрах от Воркуты. Отбор проводил специальный эмиссар, присланный из Москвы. Эта фамилия надолго запомнилась старым воркутинцам... Вначале 1937 г. все собранные в спецлагере «троцкисты» были расстреляны. По осторожным оценкам погибло около 1000 человек».

Неизвестно, как бы сложилась судьба заявления старых ворку-тинцев, не попади оно в руки сотрудника КГБ Вениамина Михайловича Полещикова, который по собственной инициативе провел расследование и результаты опубликовал в своей книге^*. В этой книге впервые были приведены достоверные сведения о кашкетинских расстрелах, о которых упоминал А.И.Солженицын в «Архипелаге ГУЛАГ». Все воркутяне, знавшие и дружившие с Леонидом Ефимовичем Райкиным, могут гордиться тем, что они с Розенблюмом инициировали архивные поиски Полещикова.

Нравственный и интеллектуальный климат в семье Райкиных всегда был очень высок, несмотря на бесконечные трудности и невзгоды. Жизнь семьи все северные годы была крайне нестабильна из-за нестабильного положения архитектора Райкина (зона, ссылка, освобождение, опять зона, опять ссылка), только после реабилитации Леонида Ефимовича семья вздохнула с облегчением. Спасло, конечно, то, что рядом с мужем все трудные годы находилась его жена, которая помогла ему выстоять и продуктивно трудиться. Семья Райкиных отличалась особой верностью дружбе. Когда в 1986 г. в Москве в дружеском кругу отмечалось 80-летие Леонида Ефимовича, то на этом юбилее присутствовали две его одноклассницы, с которыми он учился с 1 по 10 класс!

Эту верность дружбе унаследовал и младший Райкин, Владимир Леонидович. Все свое детство и школьные годы он провел на Воркуте. Он был, как и другие подобные дети, воспитанником Воркутлага. Он дружил с сыновьями Коровиных, Володей, Левой и Мишей, и эту дружбу они сохранили на все последующие годы, как и их родители. Верность дружбе - один из признаков нравственного облика человека. Декабристки сохраняли преданность своим мужьям и следовали за своими мужьями за Полярный круг, их дети сохраняли верность воркутинской дружбе.

Я часто встречалась с Леонидом Ефимовичем у Шапиро и у Коровиных. Слушать его рассказы о Воркуте и воркутянах всегда было очень интересно. Последний раз мы встретились на печальном событии - похоронах Николая Ивановича Коровина в 1988 г. Уходила старая воркутинская гвардия, уходила...

Жена студента Водолазкина. Эту историю я услышала совершенно случайно, будучи в командировке в Воркуте в 1997 г. Я собирала сведения о репрессированных ученых и инженерах для нашей книги «Гулаговские тайны освоения Севера». Среди прочих воркутинских архивов работала в Северном отделении НИИ оснований и подземных сооружений. Там я познакомилась с Владимиром Михайловичем Водолазкиным, отец которого был репрессирован, а его мать повторила подвиг декабристок. Вот в кратких словах эта история.

Михаил Семенович Водолазкин родился в 1909 г. в Новосибирске, в 1934 г., будучи студентом Инженерно-строительного института, был арестован и осужден 15 мая 1936 г. по ст.58 на 5 лет ИТЛ. Прибыл в Воркутлаг из Ухтпечлага. До Ухтпечлага он короткое время работал на строительстве Чирчикской ГЭС, куда к нему приехала жена с маленьким сыном. В Воркутлаг семья последовала за ним. Яновский, начальник ВНИМСа^*, взял Водолазкина в отдел изысканий как специалиста-строителя. С этого времени началась его многолетняя деятельность в области строительства в условиях вечной мерзлоты. В 1940-е гг. на базе изыскательского сектора ВНИИМС была создана Мерзлотно-геотехническая контора комбината «Воркутауголь», ставшая позднее отделом инженерно-геологических изысканий ПечорНИИПроекта. Одним из основателей этой конторы был М.С.Водолазкин. До конца жизни он занимался инженерной геокриологией. Умер в возрасте 52 лет от инфаркта и похоронен на кладбище на Руднике.

Его сын, Владимир Михайлович Водолазкин, приехавший с матерью на Воркуту в 7-летнем возрасте, учился в воркутинской средней школе, затем окончил Московский инженерно-строительный институт, и с 1956 по 1991 г. занимался проблемами строительства в условиях вечной мерзлоты. В 1980-е гг. он возглавил Северное отделение НИИ оснований и подземных сооружений. Внучка Михаила Семеновича и декабристки, Марина Владимировна Водолазкина, окончила Воркутинский филиал ЛГИ и работала в институте «ПечорНИИПроект». Более 50 лет три поколения Водолазкиных занимаются проблемами проектирования, строительства и эксплуатации зданий и сооружений в Заполярье.

Эта история меня поразила по ряду причин. В известных мне до этого случаях «советского декабризма» жена приезжала к репрессированному мужу, который в лагерной системе занимал некоторое «высокое» положение благодаря своему профессионализму. Да и сами декабристки представляли для Севера определенную ценность, имея высшее образование, особенно такое, как медицинское или химическое. А что же было в этой истории? В лагерь попал студент, за ним следует молодая жена без образования, без средств, с маленьким ребенком на руках! И как следует: она совершает маршрут по всей «необъятной Родине» (как любили говорить раньше): из Новосибирска в Чирчик, из Чирчика в Ухтпечлаг, из Ухты на Воркуту. Как решалась транспортная проблема в 1930-е годы - об этом мы уже говорили. Трудно себе представить, как можно было вытерпеть все трудности и ужасы такого крестного пути! Декабристка с маленьким сыном шла по «путям больших этапов». Можно задаться вопросом: за что вся семья была обречена на такие адские муки? (Постоянный вопрос - за что?).

Владимир Михайлович Водолазкин рассказал, за что отец получил срок. В 1934 г. убили Кирова. Студент Миша Водолазкин, узнав эту новость, воскликнул: «Убили, гады, Кирова!» На него написали донос, в котором эта фраза преобразовалась следующим образом: «Убили гада Кирова!» Потерялись запятые, всего лишь! Однако за эти утерянные запятые Михаил Семенович Водолазкин получил срок и на всю оставшуюся жизнь оказался в крае вечной мерзлоты.

В этой истории поражает также верное служение Воркуте всех трех поколений Водолазкиных. Более полувека они возводили здания на вечной мерзлоте - срок солидный! Эх, матушка-Родина, неужели ты не знала, не ведала, каких верных и преданных сынов и дочерей своих ты наказала!

Архитектор Мария Федоровна Гвоздева. Героини уже прозвучавших рассказов имели разные специальности, но архитекторов среди них пока не было. И еще: почти все наши героини стали декабристками в молодом возрасте. Молодость, несомненно, помогала преодолевать трудности, встречавшиеся на их пути. Сейчас речь пойдет о декабристке-архитекторе, приехавшей из Москвы на Воркуту, когда ей было за пятьдесят.

Мария Федоровна Гвоздева родилась в Петербурге в 1900 г. В 1926 она окончила архитектурное отделение Академии художеств.

С этого времени началась ее деятельность как архитектора сначала в Ленинграде, затем в Москве.

Ее муж Борис Сократович Басков был видным специалистом в области электротехники. Он окончил Петербургский электротехнический институт, участвовал в разработке и реализации плана электрификации России (ГОЭЛРО), строил ДнепроГЭС, возглавлял строительство высоковольтных линий, ведущих в Донбасс. Затем работал в советском торгпредстве в Берлине (что оказалось миной замедленного действия) и в Москве в Наркомате электростанций СССР. В 1945 г. его арестовали. Приведем официальные сведения из учетной карточки заключенного Баскова:

Басков Борис Сократович, г.р. 1884, город Ленинград, из служащих, русский, образование высшее, беспартийный. По специальности инженер-электрик. Перед арестом работал в Москве в «Теплопроекте» наркомата электростанций СССР. Осужден ОСО при МГБ СССР 4.12.1946 по ст.58 1а на 8 лет ИТЛи5 лет поражения в гражданских правах. Начало срока 4.09.1945 (день ареста), конец срока 4.09.1953. Прибыл в Воркутлаг 28.01.47 на ОЛП №2. Переведен в Речлаг 19.XI.48. На учетной карточке имеется пометка: «Шпион Германии».

Я познакомилась с Борисом Сократовичем в 1947 г., когда он прибыл на ОЛП № 2. Этот ОЛП состоял тогда из двух зон: большой мужской зоны и маленькой женской. Я работала в медсанчасти и имела пропуск в мужскую зону, где находились поликлиника, больница (стационар), аптека и барак с лагерными детьми (детясли). Борис Сократович меня поразил эрудицией, силой духа, нравственной высотой и доброжелательностью. Мы надолго стали друзьями. Я считала его своим духовным учителем. Чтобы тренировать в лагере память и ум, Борис Сократович переводил «Фауста» с немецкого на русский. Подлинника у него, кончено, не было, он знал «Фауста» Гёте наизусть. Прекрасно владел немецким языком и старался при встречах со мною переходить на немецкий, чтобы я не забыла этот язык. Говорить по-немецки, однако, было опасно: легко могли пришить новое дело, обвиняя в тайном сговоре против советской власти. Да и вообще, пришить могли, что угодно. Когда в 2000 г. готовилась к печати наша книга «Гулаговские тайны освоения Севера»,

мы решили в Приложении дать небольшую подборку лагерных стихотворений. В числе их я поместила небольшой отрывок из «Фауста» в лагерном переводе Б.С.Баскова. Из нашей книги он перешел в антологию «Поэзия узников ГУЛАГа» (составитель С.С.Виленский, 2005) В моей книге «Воркутинские заметки каторжанки Е-105» помещено несколько писем Бориса Сократовича, адресованные мне в 1954 г в ссыльный воркутинский период. Это то немногое, что удалось сделать для сохранения памяти об этом замечательном человеке.

Борис Сократович освободился в конце 1953 г. Это радостное событие (выход из зоны) было омрачено реалиями, с которыми столкнулись почти все освободившиеся воркутлаговцы: выезд за пределы Воркуты запрещен, нет никакой надежды на получение жилплощади, на работу устроиться крайне трудно в связи с избытком вольнонаемного населения, в которое постоянно вливалась масса недавних заключенных. В такую трудную обстановку попали и декабристки 1950-х годов, и в их числе Мария Федоровна Гвоздева.

Бориса Сократовича приютил в своей крохотной квартире главный инженер шахты № 7, бывший заключенный, но освободившийся раньше Баскова. Он «дал ему угол» - как говорили тогда. В этот угол приехала его жена. И Баскову, и ей нужно было найти работу. Басковых спас тот же главный инженер: он устроил Бориса Сократовича инженером-электриком на шахту №7, а его жену, известного московского архитектора, прорабом в стройконтору. Такова была специфика Воркуты - видных специалистов с большим опытом работы можно было встретить на любой работе. Состояние здоровья Бориса Сократовича вызывало опасение. Врачи настоятельно советовали покинуть Север. Но Басковы смогли это сделать только в конце 1957 г. (или в начале 1958 г.). Они покинули Заполярье, но в московскую квартиру на Плющихе смогла вернуться лишь Мария Федоровна Что же касается Бориса Сократовича, то он имел право проживать не ближе, чем в 100 километрах от Москвы. (Опять «зона», опять продолжение мучений!) И только после 1960 г., когда Борис Сократович был реабилитирован, семья Бесковых смогла воссоединиться и вместе проживать в Москве.

Я часто посещала их квартиру на Плющихе в доме архитекторов и бывала на даче в Жаворонках. Мария Федоровна имела небольшую коллекцию картин. В их доме я впервые услышала трагическую повесть о художнице Марии Башкирцевой и увидела несколько ее картин в подлиннике. Борис Сократович ушел из этого мира в 1964 г. Мария Федоровна пережила его почти на семнадцать лет. Она скончалась в январе 1981 г.